– Вот тебе маленький совет: не нравится, чтобы тебя называли убийцей, не убивай. – …когда мы оба знаем: ты ничем не лучше. Большой человек, вернулся со своим жетоном, с полицейской болтовней, с полицейскими приятелями… Можешь голову дурить кому угодно, хоть себе, но меня не одурачишь. Ты такой же, как я. Точно такой же. – Нет, не такой. Разница в том, что я никого не убивал. Это для тебя слишком сложно? – Потому что ты такой хороший, такой святой, да? Что за херня, блевать тянет… Дело не в морали, дело не в святости. Ты никогда не убивал только потому, что тебе хрен мозги перевесил. Если бы ты не был подкаблучником, то стал бы убийцей. В повисшей тишине тени дрожали и вздымались по углам; внизу бессмысленно тараторил телевизор. Ужасная полуулыбка судорогой прорезала лицо Шая. Впервые в жизни мне нечего было возразить. * * * Мне было восемнадцать, ему – девятнадцать. Стоял вечер пятницы, и я спускал свое пособие в “Черной птахе”. Чего мне хотелось, так это скакать на дискотеке с Рози, но к тому времени Мэтт Дейли уже запретил своей дочери приближаться к сыну Джимми Мэкки. Я любил Рози тайно, чувствуя, что с каждой неделей все сложнее держать это в секрете, и бился головой о стену, как загнанный зверь, пытаясь найти способ хоть что-то изменить. По вечерам, когда терпеть становилось невмоготу, я надирался до бровей и нарывался на драки с парнями крупнее меня. Все шло по плану, я как раз подобрался к барной стойке за шестой или седьмой кружкой и подтягивал к себе табурет, чтоб посидеть, пока бармен на другом конце не закончит серьезный спор о гонках, когда чья-то рука отодвинула табуретку от меня. – Ступай отсюда, – сказал Шай, закинув на нее ногу. – Иди домой. – Отвали. Я вчера там был. – И что? Иди снова. Я два раза ходил в прошлые выходные. – Твоя очередь. – Он будет дома с минуты на минуту. Иди. – А ты меня заставь. Драка кончилась бы тем, что выкинули бы нас обоих. Шай еще с минуту мерил меня взглядом, прикидывая, насколько я серьезен, потом глянул на меня с отвращением, соскользнул с табурета и залпом отпил из своей кружки. – Если бы у нас двоих хватило духу, мы не стали бы мириться с этим дерьмом, – зло пробормотал он себе под нос, ни к кому не обращаясь. – Надо от него избавиться, – сказал я. Шай замер, поднимая воротник, и уставился на меня. – Типа, выгнать? – Нет. Ма примет его обратно. Святость брака и все такое. – А как тогда? – Говорю же – избавиться. – Ты шутишь… – не сразу произнес Шай. Я и сам этого еще не сознавал, пока не увидел выражение его лица. – Нет. Не шучу. Вокруг нас гудел паб, доверху полный звуками, теплыми запахами и мужским смехом. Тесное пространство между нами двоими словно заледенело. Я был трезв как стекло. – Ты об этом уже думал? – А ты как будто нет. Шай подтянул к себе табурет и снова сел, не спуская с меня глаз. – Как? Я и глазом не моргнул: стоило дрогнуть, и Шай мог отмахнуться от моих слов, как от детского лепета, уйти и забрать с собой наш шанс. – Он приходит домой весь в сосиску – сколько раз в неделю? Ступени проваливаются, ковер драный… Рано или поздно он споткнется и пролетит четыре пролета головой вперед. – У меня горло перехватило от того, что я сказал это вслух. Шай надолго приложился к кружке, задумавшись, и вытер рот кулаком. – Одного падения может не хватить, чтобы наверняка. – Как знать. Зато убедительное объяснение, почему у него размозжен череп. Во взгляде Шая смешались недоверие и – впервые в нашей жизни – уважение. – Зачем ты мне это говоришь? – Так ведь дело для двоих. – То есть сам не решишься. – Вдруг он начнет отбиваться? Вдруг его придется перетащить? Кто-то может проснуться, нам может понадобиться алиби… Если браться в одиночку, что-то наверняка пойдет наперекосяк. Если вдвоем… Шай зацепил лодыжкой ножку другого табурета и подтянул его к нам. – Сядь. Дома десять минут подождут. Я взял свою кружку, мы облокотились на стойку и пили, не глядя друг на друга. – Я годами пытался придумать какой-то выход, – наконец сказал Шай. – Знаю. Я тоже. – Иногда мне кажется, если я ничего не придумаю, то рехнусь. Впервые мы заговорили доверительно, по-братски, и я поразился, как это приятно. – Я уже с ума схожу, – сказал я. – Нутром чувствую. – Ага, – без удивления кивнул Шай. – И Кармела тоже. – И Джеки после его загулов нехорошо выглядит, ходит как обалделая. – С Кевином все в порядке. – Пока. Насколько нам известно. – Это лучшее, что мы можем сделать. Не только для себя, но и для них, – сказал Шай. – Если я ничего не упускаю, это единственное. Не просто лучшее. Единственное. Мы наконец встретились взглядами. В пабе стало шумнее; чей-то голос добрался до концовки анекдота, и угол взорвался непотребным, грязным смехом. Мы оба и бровью не повели. – Я об этом тоже думал. Пару раз, – сказал Шай. – Я годами об этом думал. Думать легко. А вот сделать… – Ага. Это совсем другое. Это… – Шай покачал головой. Вокруг его глаз появились белые круги, ноздри раздувались с каждым вздохом. – А сможем? – спросил я. – Не знаю. Не знаю… Мы надолго замолчали, проигрывая в памяти свои любимые моменты с отцом. – Да, – сказали мы одновременно. Шай протянул мне руку. Его лицо пошло красно-белыми пятнами. – Ладно, – выдохнул он. – Я “за”. А ты? – И я тоже. – Я хлопнул его по ладони. – Заметано. Мы до боли стиснули друг другу руки. Мгновение вспучилось, разрослось, прокатилось рябью по углам. Меня охватило головокружительное, тошнотворно сладкое чувство, словно ширяешься дурью, от которой станешь калекой, но кайф таков, что только и думаешь, как пустить ее глубже по вене. Той весной мы с Шаем впервые в жизни сблизились по собственной воле. Каждые несколько дней мы, отыскав укромный уголок в “Черной птахе”, обсуждали наш план, рассматривали его со всех сторон, восполняли упущения, отбрасывали все, что могло не сработать, и начинали заново. Мы по-прежнему ненавидели друг друга до глубины души, но это больше не имело значения. Шай вечер за вечером обхаживал Нуалу Мэнган с Коппер-лейн, мерзавку и идиотку, – зато такого обдолбанного взгляда, как у ее мамаши, было во всей округе не сыскать; через несколько недель Нуала пригласила Шая домой на чай, и он стащил из шкафчика в ванной пригоршню валиума. Я часами штудировал медицинские справочники в библиотеке торгового центра “Айлак”, пытаясь разобраться, сколько валиума нужно скормить взрослой женщине или семилетнему ребенку, чтобы они спали беспробудным сном и все-таки проснулись, когда надо. Шай пешком отправился в Баллифермот, где его никто не знал и копы не стали бы о нем расспрашивать, чтобы купить отбеливатель – затирать следы. Я во внезапном приступе услужливости каждый вечер помогал маме готовить десерт – па отпускал злобные шпильки по поводу моего превращения в педика, но каждый день приближал нас к развязке, и не замечать насмешки становилось все легче. Шай стибрил на работе ломик и спрятал его под половицей рядом с нашими сигаретами. Мы оба обнаружили в себе недюжинный талант, стали отличной командой.