Ма оторвала всех от телика и вновь слепила рождественскую идиллию: женщины толпились в кухне, полной пара и голосов, парней гоняли туда-сюда с прихватками и тарелками, воздух был напоен шипением мяса и запахом печеной картошки. У меня голова пошла кругом, словно я отсутствовал много лет. Холли, Донна и Эшли накрывали на стол; они даже раскладывали бумажные салфетки с задорными ангелочками и пели “Динь-динь-дон, Бэтмен – охламон!”. С четверть секунды полюбовавшись ими, просто чтобы приберечь в памяти образ, я положил ладонь на плечо Холли и сказал ей на ухо: – Милая, нам пора. – Пора? Но… – Холли возмущенно раскрыла рот и от изумления не сразу смогла набрать обороты для спора. Я взглядом послал ей родительский сигнал тревоги пятой степени, и она сдулась. – Собирай вещи. Быстрее. Холли грохнула приборы на стол и потащилась в прихожую, норовя идти как можно медленнее. Донна и Эшли уставились на меня так, словно я откусил голову кролику. Эшли попятилась. Ма высунулась из кухни, размахивая громадной сервировочной вилкой, как электропогонялкой для скота. – Фрэнсис! Явился наконец. Шеймус с тобой? – Нет. Ма… – Не “ма”, а “мамочка”. Иди за братом и оба помогите отцу выйти к ужину, пока все в угли не превратилось от вашей медлительности. Ступай! – Ма. Нам с Холли надо идти. Ма разинула рот и на секунду буквально лишилась дара речи, а потом взвыла, как сирена воздушной тревоги. – Фрэнсис Джозеф Мэкки! Ты что, шутишь? Сейчас же скажи, что пошутил! – Прости, ма. Я заболтался с Шаем, потерял счет времени, знаешь, как бывает. А теперь мы опаздываем. Нам нужно бежать. Подбородок, грудь и живот изготовились к бою. – Мне наплевать, который час; твой ужин готов, и ты не выйдешь из комнаты, пока его не съешь. Сядь за стол. Это приказ. – Никак невозможно. Еще раз прости нас за беспокойство. Холли! Дочка стояла на пороге, наполовину продев руку в рукав пальто, и глядела на нас во все глаза. – Бери рюкзак! Быстро. Ма больно треснула меня вилкой по руке – синяка было не избежать. – Не смей притворяться, что меня тут нет! Хочешь меня до приступа довести? Ты вернулся, чтобы посмотреть, как родная мать замертво свалится? Опасливо, по одному, остальные возникли в дверях кухни, наблюдая за происходящим из-за маминой спины. Эшли, обогнув ма, спряталась в юбке Кармелы. – Это не входило в мои планы, но, если хочешь таким образом закончить вечер, дело твое. Холли, я сказал – быстро. – Раз ты только об этом и мечтаешь, то ступай себе, надеюсь, ты будешь доволен, когда я умру. Давай, выметайся. Твой бедный брат разбил мне сердце, мне все равно незачем больше жить… – Джози! Что там у вас, черт возьми, творится? – раздался из спальни яростный рев, окончившийся неизбежным припадком кашля. Мы по горло окунулись во все, от чего я пытался оградить Холли, и продолжали стремительно идти ко дну. – …а я, несмотря ни на что, гроблю здоровье, лишь бы устроить вам всем прекрасное Рождество, день и ночь у плиты… – Джози! Хватит орать, мать твою растак! – Па! Тут дети! – вскрикнула Кармела и закрыла руками уши Эшли. Очевидно, больше всего моей сестре хотелось свернуться клубком и умереть. Ма визжала громче с каждой секундой. – …а ты, стервец неблагодарный, не соизволишь усадить свою задницу на стул и поужинать с нами… – Да уж, ма, звучит соблазнительно, но я, пожалуй, откажусь. Холли, очнись! Бери рюкзак. Пошли. Дочь выглядела потрясенной до глубины души. Даже в худшие минуты мы с Оливией ни за что не допускали, чтобы ушей Холли касались грубые слова. – Господи прости, стыд какой, только послушай, как я при детях выражаюсь, – видишь, до чего ты меня довел? Новый удар сервировочной вилкой. Я поймал взгляд Кармелы над маминым плечом, постучал по часам и озабоченно прошептал: – Соглашение об опеке. Я был почти уверен, что сестра насмотрелась фильмов, где бездушные бывшие мужья мучают отважных бывших жен, не соблюдая условия опекунских соглашений. Глаза Кармелы расширились. Я предоставил ей возможность объяснить все маме, схватил Холли, рюкзак и поскорей потащил ее прочь. Пока мы торопливо спускались по лестнице (“Вот и убирайся! Если бы ты не вернулся сюда всем на беду, твой брат сейчас был бы жив…”), я уловил сверху размеренный голос Стивена, который спокойно и неспешно вел с Шаем цивилизованную беседу. Мы вышли из восьмого дома под свет фонарей, в ночь и тишину. Входная дверь захлопнулась у нас за спиной. Я набрал полной грудью холодный и сырой вечерний воздух и сказал: – Боже святый. Я готов был убить за сигарету. Холли высвободила плечо и вырвала рюкзак из моей руки. – Прости, что так вышло. Пожалуйста. Жаль, что тебе пришлось все это выслушивать. Холли не удостоила меня ответом, даже не взглянула и зашагала по улице, поджав губы и своенравно выпятив подбородок. Стало понятно, что, как только мы окажемся вдали от посторонних глаз, меня ждут большие неприятности. На Смитс-роуд я заметил в трех машинах от моей прокачанную “тойоту” Стивена – он явно позаимствовал ее из гаража детективов, чтобы не выделяться из окружения. Выбор был что надо: если бы не нарочито заурядный парень, который сполз вниз по пассажирскому сиденью, старательно избегая на меня смотреть, я бы никогда машину не вычислил. Стивен, как настоящий бойскаут, приехал, готовый ко всему. Холли плюхнулась в детское кресло и хлопнула дверью, чуть не сорвав ее с петель. – Почему обязательно было уходить? Она действительно не понимала: передав ситуацию с Шаем в надежные папины руки, Холли воображала, будто с проблемой покончено раз и навсегда. Больше всего мне хотелось, чтобы дочери не пришлось узнать – хотя бы еще несколько лет, – что все не так просто. – Милая, послушай, – начал я. Двигатель я не заводил: не был уверен, что смогу вести машину. – Ужин готов! Мы поставили тарелки тебе и мне! – Я знаю. Мне тоже хотелось бы остаться. – Тогда почему… – Помнишь ваш разговор с дядей Шаем? Перед тем как я вошел? Холли замерла; руки были по-прежнему сердито сложены на груди, на лице ничего не отражалось, но голова лихорадочно работала, пытаясь сообразить, что происходит. – Ну да… – Как по-твоему, ты сможешь кому-нибудь пересказать этот разговор? – Тебе? – Нет, не мне. Одному парню, которого я знаю по работе, Стивену. Он всего на пару лет старше Даррена и большой симпатяга. – Стивен что-то говорил о сестрах, я надеялся, что он умеет с ними ладить. – Ему действительно важно знать, о чем вы с дядей говорили. Ресницы Холли дрогнули. – Я не помню. – Милая, я знаю, что ты обещала никому не рассказывать. Я слышал. Быстрый настороженный взгляд голубых глаз. – Что слышал? – Готов поспорить, почти все. – Ну, если слышал, сам расскажи своему Стивену. – Так не пойдет, лапуля. Он должен услышать все от тебя. Кулачки стиснули края кофты. – Обойдется. Я ему ничего сказать не могу. – Холли, посмотри на меня, пожалуйста. Через мгновение ее голова неохотно повернулась на пару дюймов в мою сторону.