– Наверняка. Тем более незачем тебе вдобавок ко всему выслушивать ее тупости по этому поводу. Где твоя тетрадка? Холли, как заторможенная, достала тетрадь и протянула мне. Я пролистал до первой чистой страницы и написал: “Уважаемая миссис О’Доннелл! Пожалуйста, извините Холли за то, что она не доделала домашнюю работу по математике. Она плохо себя чувствовала в эти выходные. Если возникнут вопросы, прошу обращаться ко мне. Заранее спасибо, Фрэнк Мэкки”. На предыдущей странице круглым старательным почерком Холли было написано: “Если у Дезмонда 342 кусочка фруктов…” – Держи, – сказал я, возвращая тетрадку. – Если начнет цепляться, дай ей мой номер телефона и скажи, чтобы отстала. Ладно? – Ага. Спасибо, пап. – Твоя мама должна обо всем этом знать. Давай я сам ей объясню. Холли кивнула, убрала тетрадь, но осталась сидеть, щелкая пряжкой ремня на сиденье. – Что тебя беспокоит, цыпленок? – спросил я. – Вы с бабушкой ругались. – Да. Ругались. – Почему? – Как ни печально, но время от времени мы действуем друг другу на нервы. Никто в мире так не доканывает, как семья. Холли запихнула Клару в сумку и, опустив на лошадку взгляд, гладила ее потертый нос. – Если бы я сделала что-то плохое, ты бы соврал полиции, чтобы мне не попало? – Да, соврал бы. И полиции, и папе римскому, и президенту земного шара – ради тебя врал бы до посинения. Это неправильно, но я бы все равно так поступил. Холли ошеломила меня до глубины души, наклонившись между сиденьями, обхватив меня руками за шею и прижавшись щекой к моей щеке. Я обнял ее так крепко, что чувствовал, как бьется ее сердце – быстро, легко, как у лесного зверька. Мне нужно было сказать ей миллион вещей – и все крайне важные, – но я не мог произнести ни слова. Наконец Холли с тяжелым судорожным вздохом высвободилась, вылезла из машины и взвалила на спину рюкзак. – Если я должна поговорить с этим Стивеном, то можно в среду? Я хочу пойти к Эмили поиграть. – Конечно, милая. В любой день, когда тебе удобно. А теперь иди. Я тебя догоню; мне только нужно позвонить. Дочка кивнула. Подходя к дому, она слегка тряхнула головой и собралась, расправив устало поникшие плечи. Когда Лив открыла дверь и распахнула объятия, узкая спина Холли стала прямой и твердой как сталь. Я закурил и первой затяжкой уничтожил полсигареты. Чуть успокоившись, я позвонил Стивену. Связь была дерьмовая – очевидно, он находился где-то в застенках убойного отдела, в недрах Дублинского замка. – Это я. Как дела? – Неплохо. Как вы и говорили, он все отрицает – если вообще снисходит до ответа; а так больше молчит, только спрашивает, какова на вкус ваша задница. – Очаровашка. Это семейное. Не обращай внимания. – Господи, да мне-то что! – рассмеялся Стивен. – Пусть говорит что хочет; я-то, как закончим, пойду… Поделитесь, что у вас на него есть? Глядишь, у него язык развяжется. – В голосе Стивена звучали новообретенная уверенность, радостное возбуждение и готовность довести дело до победного конца. Из вежливости малыш старался сдерживать ликование, но был доволен как никогда. Я рассказал ему все, что знал, и как я это раскопал, во всех омерзительных, тошнотворных подробностях: информация – это оружие, и Стивену не нужны были бреши в арсенале. Напоследок я добавил: – Он привязан к нашим сестрам, особенно к Кармеле, и к моей дочери Холли – насколько я могу судить. Меня он ненавидит до одури, он ненавидел Кевина, хоть и не желает этого признавать, и ненавидит собственную жизнь. Тем, кто доволен своей жизнью, он страшно завидует – наверняка и тебе тоже. И, как ты, вероятно, уже убедился, у него взрывной характер. – Ясно, – отрешенно пробормотал Стивен; его мозгли работали на полных оборотах. – Ага, ладно. Это можно использовать. Малыш превращался в мужа и становился мне все больше по душе. – А как же. Кстати, Стивен, до сегодняшнего вечера он полагал, что почти вырвался: собирался купить магазин великов, где сейчас работает, сбагрить папу в дом престарелых, переехать и зажить полной жизнью. Несколько часов назад он считал, что перед ним открыты все двери. Молчание. На секунду у меня закралось опасение, что Стивен вообразил, будто я призываю его к сочувствию. Наконец он произнес: – Ну, если этим я его не разговорю, то значит мне вообще грош цена. – Вот и я того же мнения. Дерзай, малыш. И держи меня в курсе. – Вы помните… – начал Стивен, и тут связь забарахлила так, что из трубки долетал только прерывистый треск помех. Успел услышать: “…все, что у них есть…” – и сигнал оборвался, остались лишь бессмысленные гудки. Я опустил окно и закурил новую сигарету. Рождественские украшения добрались и сюда: на дверях красовались венки, в соседнем дворе торчал покосившийся плакат с надписью “Санта, заходи к нам!”. К ночи подморозило, и в трескучем воздухе чувствовалось дыхание зимы. Я выбросил окурок, собрался с духом, подошел к двери Оливии и позвонил. Лив вышла в тапочках, уже умытая перед сном. – Я обещал Холли, что зайду пожелать ей спокойной ночи. – Холли спит, Фрэнк. Она давным-давно в постели. – А… Ладно. – Я тряхнул головой, прочищая мозги. – Сколько же я в машине просидел? – Долго – странно, что миссис Фицхью не вызвала полицию. В последнее время ей везде злоумышленники мерещатся. Впрочем, Оливия улыбалась, и от того, что она не раздражалась на мое присутствие, мне стало до нелепости тепло. – Эта дамочка всегда была с прибабахом. Помнишь, когда мы… – Я заметил отчужденность во взгляде Лив и вовремя оборвал себя на полуслове. – Слушай, можно я все-таки зайду на пару минут? Кофе глотну, приведу мысли в порядок, прежде чем ехать домой. Поболтали бы про Холли. Обещаю не засиживаться… Очевидно, видок у меня был немногим лучше, чем настроение, потому что давление на жалость сработало. Помедлив мгновение, Лив кивнула и распахнула дверь. Она отвела меня в уютный, теплый зимний сад – по углах оконных стекол собирался иней, но отопление работало – и ушла в кухню готовить кофе. Свет был приглушенный; я снял бейсболку Шая и сунул в карман куртки. Бейсболка пропахла кровью. Лив принесла на подносе кофе в нарядных чашках и даже молочник со сливками. – Похоже, у тебя выдались непростые выходные, – заметила она, усаживаясь в кресло. – Семья, – не удержался я. – А как ты? Как Дерьми? Повисло молчание. Какое-то время Оливия помешивала кофе и раздумывала, что ответить. Наконец она тихо, украдкой, вздохнула. – Я сказала ему, что вряд ли нам стоит встречаться. Густую мглу, окутавшую мою душу, внезапно прорезал мимолетный лучик счастья. – А что случилось? Оливия изящно пожала плечами. – По-моему, мы не подходим друг другу. – И Дерьми с тобой согласен? – Согласился бы – еще через несколько свиданий. Я просто поняла это немного быстрее. – Как обычно, – без иронии заметил я, и Лив слегка улыбнулась своей чашке. – Жаль, что у вас не сложилось. – Не беда. Все, что ни делается… Ну а ты как? С кем-нибудь встречаешься? – В последнее время нет. Ничего серьезного. Разрыв Оливии с Дермотом стал лучшим подарком, который преподнесла мне жизнь за долгое время, – маленьким, но крайне приятным. Тут бы мне и закатать губу: я понимал, что не стоит искушать удачу, иначе рискую разбить ее дар вдребезги, однако удержаться было невозможно. – Может, как-нибудь, если будешь свободна и найдется няня, сходим поужинать? Не уверен, что потяну “Котери”, но постараюсь подыскать что-нибудь получше “Бургер Кинга”. Лив подняла брови и повернулась лицом ко мне. – Ты имеешь в виду… В каком смысле? Ты что, приглашаешь меня на свидание? – Ну… Да, пожалуй. Именно на свидание. Лив долго молчала. В ее глазах отражалось движение мысли. – Знаешь, я запомнил то, что ты говорила в ту ночь – о том, как люди мучают друг друга. Я до сих пор сомневаюсь, что согласен с тобой, но стараюсь вести себя так, как будто ты права. Чертовски стараюсь, Оливия. Лив запрокинула голову и глядела на плывущую за окнами луну. – Когда ты первый раз забрал Холли на выходные, я очень боялась. Я глаз не сомкнула все то время, пока ее не было. Ты, конечно, думал, что я воевала с тобой из-за выходных только от упрямства, но это совсем не так. Я была уверена, что ты возьмешь Холли, сядешь на самолет – и я никогда больше вас обоих не увижу. – Такая мысль меня посещала. – Знаю. – Плечи Оливии дрогнули, но голос оставался ровным. – Однако ты этого не сделал. Я не настолько наивна, чтобы полагать, будто ты остался ради меня; нет – отчасти потому, что, уехав, ты лишился бы своей работы, но главным образом потому, что это причинило бы боль Холли, а такого ты ни за что бы не допустил. – Ну, я стараюсь как могу, – подтвердил я.