– Ясно… – кивнул сконфуженно Куропаткин, поднимаясь с дивана. Глава 3 15 июня 1904 года, окрестности Ляояна Уже практически неделю шло сражение за Ляоян. Ну как сражение? Куроки делал вид, что связывает Куропаткина боем, а тот, в свою очередь, позволял японскому генералу так считать, не проявляя никакой особенной активности, кроме контрбатарейной борьбы. Оба играли, тянули и ждали следующего хода. Куроки в принципе устраивало то, что происходило. После битвы на Ялу он побаивался лезть на позиции Куропаткина, справедливо полагая, что такая низкая активность русских войск неспроста. Как, впрочем, и в прошлый раз. О том, что тогда руководил обороной не Засулич, а Куропаткин лично, он уже знал и понимал – от этого «кадра» можно ожидать всего, чего угодно. Первая линия русских укреплений к этому времени была уже изрядно повреждена. Траншеи, во всяком случае. Слишком уж все наспех сооружалось, да и строительных материалов толком не имелось на месте. Нормальная траншея полного профиля – это не простая канавка в земле. Там все сложнее. Причиной такого обстоятельства было то, что «уши» артиллерийских наблюдателей обладали слишком малой базой, а потому не позволяли нормально брать азимут на цель. Поэтому контрбатарейная борьба хоть и велась вполне успешно, но не так чтобы очень. Да, заставили японцев побегать. Да, не позволяли комфортно накидывать «чемоданы». Да, наносились какие-то потери. Но японцы все равно потихоньку ковыряли русские позиции. Иными словами, под Ляояном творился натуральный цирк, а не полевая битва в понимании тех лет. И вполне логично, что слишком долго все это продолжаться не могло. И вот вчера командиру 1-й японской армии пришла депеша из Токио, настолько «подчеркнуто вежливая», что у генерала даже холодный пот по спине побежал. Оказалось, что, убедившись в нерешительных намерениях японцев, русские стали отводить тыловые части и грузить их в вагоны. Отступление? Может быть. Но почему? Проблем с боеприпасами не имелось. Да и, если верить разведке, русские пока еще не ввели в бой свои 87– и 106,7– орудия. И пулеметы. Ну и вообще – странно. Совершенно непонятно, с какой стати им сейчас отступать? А если это не отступление, то что? В Токио пришли к выводу о том, что Куропаткин продолжает реализовывать свой план по удару частью войск в тыл 2-й армии под Цзиньчжоу. Посему Куроки было прямо приказано незамедлительно перейти в наступление. Предсказуемый шаг. Он готовился к нему. Подтягивал войска, растянувшиеся на несколько десятков километров. Накапливал их. Давал отдых. Как чувствовал, что одной артиллерийской перестрелкой не удастся выполнить поставленную задачу. Во всяком случае, до того момента, как получится накопить по меньшей мере трехкратное численное превосходство и подтянуть тяжелую артиллерию. И вот ранним утром 15 июня началось… В этой реальности Маньчжурская армия занимала довольно широкий фронт[57], затрудняющий обход по флангам. Поэтому японцы решили атаковать в лоб. Казалось бы, самоубийственная идея после опыта Цзиньчжоу и Ялу. Однако в штабе первой армии посчитали, что раз русские заняли такой широкий фронт, то глубина обороны в каждом отдельном участке у них должна быть небольшой. Вот и решили попробовать ее на зубок. Густые, хорошо эшелонированные цепи пехоты вынырнули из-за сопок и стали мерным шагом приближаться к проволочным заграждениям. Людям было тревожно. Где он – враг-то? Визуально впереди были видны только петли колючей проволоки и полоса земли за ней, сплошь избитая снарядами. Прошла минута. Бойцы преодолели добрую половину предполья. Стояла удивительная тишина в это утро. Ведь японская артиллерия прекратила обстрел, опасаясь накрыть свои войска. Японцы воспрянули духом. Молчаливое напряжение сменилось нервными смешками. Кто-то даже вспомнил, что они также шли тогда на реке Ялу, атакуя пустые позиции, которые русские загодя оставили. Может, и тут обойдется, и трусливые гайдзины уже сбежали? Но не обошлось. Куропаткин, не желая подставлять свою не очень многочисленную артиллерию под удар, вывел 87– и 106,7– пушки на предельные дистанции и хорошенько их окопал. Да еще и разместил на наклонных позициях, чтобы увеличить углы возвышения, а значит, и дальность боя, выкрутив ее практически в технический максимум. И вот теперь эти батареи заработали на пределе своей скорострельности, обрушив на японцев град фугасов. Да, чугунных, да, начиненных дымным порохом, но других не было. А «короткие» шрапнельные снаряды были отложены в сторонку. Они ведь были «заточены» под бой на малых дистанциях в полтора-два километра. Еще хуже обстояли дела со знаменитой «трехдюймовкой». Казалось бы – новая, современная пушка. Что там может не нравиться? Однако оказалось, что при всей своей прогрессивности они оказались совершенно непригодны для практического применения. Почему? О, там хватало причин. Орудия создавались в рамках доктрины главного российского военного теоретика тех лет генерала Драгомирова. В бытность свою командующим Киевским военным округом он отрешал от командования всякого командира батареи, если тот на маневрах ставил орудия далее двух с половиной километров от неприятеля. Глупость? Бред? Может быть, но только для обновленного Куропаткина. «Гладкоствольный» генералитет тех лет подобные вещи воспринимал вполне спокойно и считал весьма разумными. Из-за чего «трехдюймовки» оказались носителем ряда неприятных «заболеваний»[58]. Вроде новая, хорошая, а толку – чуть. Старые пушки 1877 года с устаревшими гранатами из чугуна выглядели много интереснее и привлекательнее. Да, им бы нормальную «длинную» шрапнель, совсем хорошо стало бы. Но чего не было, того не было. Поэтому Куропаткин «махнул не глядя» новенькие «трехдюймовки», сдав их в крепость Владивостока. Ну а куда их еще девать? Только в тыл «на фантики». Зато взамен охотно получал хоть устаревшие, но пригодные в дело орудия систем 1877 года. И вот ударили чугунные фугасы по японским боевым порядкам. Дыма много, шуму еще больше, а толку мало. Слабые снаряды. Поэтому японские цепи пусть и с потерями, но вполне уверенно шли дальше через эту стену взрывов. Да и стеной-то ее назвать можно условно. Два-три выстрела в минуту – вот практический потолок скорострельности старых орудий. Так что жиденькая та стеночка вышла. Весьма жиденькая. Конечно, нельзя сказать, что проку от обстрела такими снарядами не было. Он был, конечно, и немаленький. Просто остановить действительно массированное наступление такие средства оказались не в состоянии. Лишь потрепать и немного замедлить. И вот первая волна японской пехоты прорвалась к проволочным заграждениям. Их заранее никто не обстреливал. Ведь «колючка» не шла сплошной линией, имея множество вполне удобных проходов. О том, зачем русские так поступили, в штабе генерала Куроки как-то не подумали, отмахнувшись. А зря. Дзоты со стороны фронта выглядели как обычные холмики. Ничем не примечательные. Мало того, во время строительных работ китайские землекопы даже дерн аккуратно снимали, дабы его потом уложить для маскировки. В общем – холмики и холмики. Мало ли таких? Но то с фронта. А вдоль флангов у них располагались укрепленные бревнами бойницы с пулеметами. Вот они-то и заработали длинными очередями по толпившейся в проходах массе японцев. Эффект был колоссальный. Местные жители, лишенные всех прелестей Голливуда и компьютерных игр про войну, просто не были готовы к ТАКОМУ зрелищу. Ведь когда по толпе людей метров с двухсот, а то и ста бьет станковый пулемет, остаются не просто трупы с аккуратными дырками в теле. Отнюдь. Особенно когда тяжелые свинцовые тупоконечные оболочечные пули, пробившие насквозь первого бойца, влетали во второго, сильно деформировавшись. Или сразу залетали в голову, распыляя кровавыми брызгами содержимое черепно-мозговых отростков. Вторая волна пехотных цепей, что находилась буквально метрах в двадцати от первой, замерла, не решаясь идти вперед. Слишком уж неприятной была увиденная ими картина. Их товарищей выкашивало настолько стремительно и страшно, что ужас пробирал даже самых смелых. Но вот пулеметы замолчали, ленты ведь не бесконечные. И японцы второй волны, ведомые своими командирами, бросились вперед, надеясь проскочить. Но много ли нужно времени на замену пулеметной ленты? Тем более что фланкирующие дзоты работали поочередно, не давая «стволам» перегреться. Поэтому японцев ласкали то с одного бока, то с другого. Генерал Куроки, наблюдавший за этими бесплодными попытками натиска с самой первой минуты, приказал остановить наступление только после того, как пятая волна разбилась о русские пулеметы. Какой бы массированной она ни была, проволочные заграждения направляли ее в нужное русло, превращая в удобную и совершенно беззащитную мишень. Потери были велики. Очень велики. Хотя, конечно, огромная японская армия все еще сохраняла возможности для наступательных действий. Да и поставленной перед Куроки задачи он не выполнил. Сколько там сил Куропаткин задействовал для отражения натиска? Полк? Да русская пехота даже не приняла участия в этом бою, отдав все на откуп станковых пулеметов и артиллерии. Куропаткин же даже не поехал на позиции. Зачем? Диспозицию он знал, а тут, в штабе армии, где он ночевал последние дни, информации было много больше. Большая карта с нанесенными на нее булавками обозначением частей и подразделений оперативно правилась. Отметки о возведенных укреплениях. Места замеченного сосредоточения противника. И так далее и тому подобное. Зачем ему ехать к траншеям? Во время масштабного боя там толку мало от генерала. Ему вот так нужно сидеть в тылу и дергать за ниточки. А то, не ровен час, какой маневр пропустит или пулю шальную поймает. Через штаб армии проходила натуральная река информации по меркам тех лет. Притом – максимально оперативно. Здесь старались агрегировать и анализировать все. Даже учет снарядов по калибрам велся прямо на стене примитивным перекидным счетчиком из картона. Слишком уж большая была с ними проблема. Россия не готовилась к подобной войне, а потому, даже выгребая со складов запасы, не могла обеспечить должное снабжение войск. Сведения стекались в штаб отовсюду круглосуточно, чему способствовала спешно раскинутая телефонная сеть, курьеры пешие, на лошадях и на машинах да телеграф. Доклады командиров и наблюдателей. Наблюдатели в аэростатах. Материалы от армейской разведки и допроса пленных «языков». Агентурные сведения. И так далее… Получалось, конечно, собирать и обрабатывать их не в реальном времени, но очень близко к этому. Но вот японское наступление захлебнулось. Пулеметы и пушки замолчали. Начали поступать доклады о потерях, исправности материальной части и наличии боеприпасов. Алексей Николаевич вздохнул и покинул командный пункт. Ничего экстраординарного не произошло. Все в рамках ожидания. Было бы странно, если бы японцы смогли с нахрапа даже выйти на первую линию траншей. Удивишь – победишь, как говаривал Александр Васильевич Суворов. Но два раза в одну воронку снаряд не падает. Поэтому Куропаткин был убежден – Куроки попытается что-то предпринять, чтобы убрать заграждения для облегчения натиска. Как именно он выкрутится из этой ситуации? Тут и гадать нечего… вариантов-то немного. Выйдя из штаба, генерал направился на квартиру. Пешком. Нужно было размять тело и немного подышать свежим воздухом. А то он как сыч сидит в своем штабе. Да, дело превыше всего. Но так и свалиться от какой болячки можно, что совсем не к месту было бы. Пешая прогулка была не в одиночестве. Автомобиль, закрепленный за генералом, двигался чуть отстав. Там сидели два бойца эскорта и адъютант. Плюс четыре тройки групп прикрытия, двигающиеся с опережением и отставанием. Не спецоперация, конечно, но Алексей Николаевич понимал – чем больше осторожности, тем лучше. Никогда ведь не знаешь, когда, как и кто тебя решит ликвидировать. Тихая, неспешная прогулка. Свежий воздух. Вкусный легкий обед с сочными фруктами и отличным китайским чаем. Алексей Николаевич уже настроился на хороший отдых, но не удалось. Явился Дин Вейронг с докладом. Не то что бы это вызвало раздражение. Нет. Просто легкое сожаление. Но, увидев лицо Вейронга, сильно смягчился, ибо вид у него был до крайности уставший. – Что-то случилось? – обеспокоился генерал. – Очередную группу выявили. – К Ли Вэй? – Да, – кивнул китаец. – К ней приезжала «тетя». Но гостила недолго. Заглянула. Поболтала. И уже уехала. Вроде как проездом. – «Тетя»? Очень интересно. А что наша девочка? Как повела себя? – Я допускаю, что она обменялась какими-то секретными знаками… – А если это опустить? – Хм. Тогда можно сказать, что она старательно изображала больную, настолько, что даже мои люди, зная, кто она и что делает, прониклись ее игрой. Хотя, может быть, для них и старалась. Как сказал капитан Захаров, у нее удивительный талант лицедейства. «Тетя» задала несколько опасных вопросов, но девчонка выкрутилась. Например, пояснила, что вы не навещаете ее из-за подготовки военной операции, о которой говорит уже весь город. Дескать, дел так много, что даже ночуете в штабе. Показала любовные письма, что вы ей пишете. Сама она никуда не ходит, потому что болеет – сильные мигрени, до тошноты. От чего – не знает. Вы врачей посылаете, но пока результата это не принесло. Поделилась мыслями об отравлении. Дескать, здесь, в Ляояне, хватает дам, желающих занять ее место. – И как вела себя «тетя»? – Была недовольна, но не более того. Сообщила, что постарается узнать, какой яд мог бы так действовать. – Не интересовалась, почему я не позволяю ей навещать себя в штабе? – Интересовалась. Но известия о введении новых правил строгого контроля ее вполне удовлетворили. Во всяком случае, не удивили. – Вот как? Думаешь, есть еще кто-то? О них ведь не так много людей знает. – Офицеры штаба много болтают, – тяжело вздохнув, произнес особист. – Я подавал доклад. За всеми не уследишь, хотя мы и стараемся. Поэтому я предлагаю известную нам сеть японских шпионов брать. Уверен, что часть из их подельников, вольных или невольных, мы пока не знаем. Однако, если разрушим костяк, остальная часть сети окажется парализованной. – Это преждевременно. – Надо что-то решать по Ли Вэй, – осторожно произнес Дин Вейронг. – Вы действительно хотите ее отпустить после всего, что произошло? – Да, – кивнул Куропаткин с каким-то обреченным видом. – Было бы предусмотрительно помочь ей покинуть этот грешный мир. Но я дал ей слово… – сказал генерал и завис, погрузившись в свои мысли. – Вы ее любите? – все так же осторожно поинтересовался китаец. – Не знаю. Возможно. Понимаю, что старый я дурак. Но пока она не дает повода для ликвидации, пусть живет. Да и куда ей деваться? Ведь мы всегда можем проинформировать японцев о том, что она сотрудничает с нами. Думаешь, они ей это простят? – Не думаю. Но убивать сразу не станут. Попытаются поймать и допросить, под пытками выбив из нее все, что она может знать. – Ты смог что-нибудь выяснить по ее настоящей биографии?