С полковником Никифоровым, честно скажу, мне не повезло. Знал бы, куда везут, всех бы там в асфальт закатал, но удар хорошо был поставлен, да ещё и в голову, а голова у меня – слабое место. После раны, полученной во время нападения бандитов, случались головокружения, а если сильно тряхнёшь, то и лёгкие боли. А после избиения я видел, как тревожился врач о том, чтоб не прожил я долго, несмотря на то, как старательно пытался он доказать обратное. Сломалось что-то у меня в организме, слабел. Вон форму старую надел, а она на мне как на вешалке: на два размера больше стала, так исхудал… Очнувшись и открыв глаза, я аккуратно сел. Тело болело, нужно будет ещё осмотреть себя. Хорошо поваляло меня по насыпи, но, видимо, серьёзных повреждений всё-таки нет. Наткнувшись на ясный взгляд девушки, возле бедра которой дремала дочка, я спросил: – Как себя чувствуете? – Уже лучше, спасибо. Вы не могли бы… вещи… из вагона, – кивнула она мне за спину. Обернувшись через плечо, я увидел, что несколько вагонов горят, но наш пока нет, хотя пламя уже приближается к нему, и там суетятся люди, спасая что можно и вынося раненых. – Сейчас, ждите. Я встал, слегка пошатнувшись, и побежал обратно к нашему вагону, на ходу быстро осваивая тело. Да, соседям по купе с Сергеевым не повезло. Лишившись жены, а после и звания, он глушил проблемы водкой, так что уходил в вагон-ресторан и, возвращаясь в купе с амбре перегара, заваливался спать. Понятно теперь, почему в форме был, странно ещё, что сапоги скинул. Пока бежал, осмотрел себя. Форма цела, запылилась, кровью чуть измазана, но само тело целое, не считая синяков и немногочисленных ссадин, но это так, проза жизни, заживёт. Около нашего вагона суетились люди. Приметив, как один мужичок поднимает с насыпи кобуру с длинным ремнём, собираясь её открыть, и узнав ТТ Сергеева, я гигантскими шагами подскочил и рявкнул: – Не хватай чужое! – А откуда я знаю, что это ваше? – нагло заявила эта рожа. Получив щепоткой пальцев тычок в солнечное сплетение, он пытался научиться заново дышать, а я тем временем забрал кобуру, проверил пистолет по номеру (Сергеева, точнее мой теперь) и, опоясавшись, застегнул ремень. Потом нашёл и оттащил вещи девушки с ребёнком и свой чемодан, который тоже вылетел наружу, но не открылся. Часы разбились. Нашёл один сапог, а вот второго нет, ни снаружи, ни внутри. Странно, портянки вот, на месте. Намотав одну на левую ногу, надел сапог и пошёл искать дальше: без обуви тяжело. У меня в хранилище запас есть, но он тут немного не в тему: сапоги имеются, да размер не тот, есть ботинки егерей СС, на шнуровке, и даже размер подходит, сорок пятый, но ими я буду привлекать внимание. В тридцати метрах от вагона, в траве, я нашёл второй сапог и надел его. Голенище чуть подрано, но это не страшно. Фуражку тоже сыскал, она не пострадала, отряхнул её от пыли и надел. Потом со всеми вещами направился к соседке с ребёнком. Мимо пробежал посыльный, молоденький боец, лет восемнадцати от силы, и сообщил мне, что у разбитого паровоза собираются все командиры и военнослужащие, какой-то полковник там командует. Ну, пусть и дальше командует, а мне соседку выручить нужно. Согласно памяти Сергеева, ночью мы должны были пройти Барановичи, а значит, сейчас находились где-то между Барановичами и Кобрином. Места знакомые, дальше двину, согласно предписанию. Сергеева направили служить в 205-ю моторизованную дивизию 14-го мехкорпуса 4-й армии. Но прежде отправлю соседку с дочкой в тыл. Я решил, что это нужно сделать именно мне, взял на себя такое обязательство. Вернувшись к соседкам, я открыл крышку фляжки и протянул девушке. Она сначала напоила дочь, потом и сама попила. Я же, открыв чемодан, достал оттуда планшетку и бинокль, повесив их на себя. Фляжку, которую мне вернула девушка, прицепил к ремню, там был чехол. Потом отошёл и сделал вид, что спрятал чемодан в кустах, а на самом деле убрал в хранилище. У меня там сорок две тонны свободного места: когда дрались в окружении у Могилева, особо пополнить было нечем, скорее сам отдавал. Вернувшись к девушке, я сказал: – Вы уж извините, что мешал вам нормально ехать. С женой развёлся, побил её с любовником, звание сняли за мордобой. Глупо было глушить проблемы водкой, сейчас я это осознаю, а раньше наплевать было. Тут рядом дорога, места знакомые, отнесу вас и постараюсь отправить подальше. Запомните: уезжайте как можно дальше. Через неделю немцы возьмут Минск. – Война? – Да, война. Вы говорили, муж у вас красный командир? – Да, старший лейтенант, пограничник. – Родные есть где? – Родители мои, бабушка. В Туле живут. – Тула – нормально, езжайте туда. А сейчас я вас на руки возьму, и пойдём. Я посадил девчушку на плечи, мать её подхватил на руки, а сумку со своими вещами она прижимала к животу. Тяжеловато, но идти можно. Пришлось двигаться в обход поезда, с другой стороны от паровоза, где, как я видел, находились командиры разных родов войск и немного красноармейцев. Старший командир, махая руками, что-то говорил, похоже, задачу ставил. Ну его к чёрту, встречал я уже таких проблемных командиров, лучше бы пострадавшим помог. Я не один такой был, ещё несколько командиров также уводили свои семьи. Перейдя через рельсы, я двинул дальше. Дорога была там, за посадкой, минут пятнадцать идти, я не так давно проходил по ней со своей дивизией, когда в прежней жизни громил тылы наступающих на Барановичи немцев. Как я отметил, люди с поезда, в основном гражданские, группками и поодиночке, пошли за мной: видимо, моя целеустремлённая гружёная тушка привлекла внимание. Миновав берёзовую посадку, я под жарко палящим солнцем прошёл ещё метров триста по полю и бережно положил Наталью, как представилась соседка, на землю. Дорога была перегружена, столбом стояла пыль: к границе шли войска, а от неё – гражданские. Осмотревшись, я снял девочку с плеч, поставил рядом с матерью и стал ловить попутную машину. Но все они проскакивали мимо, даже не притормаживая. Наконец, остановилась одна машина, полуторка с полуоткрытым кузовом с автобазы Кобрина, ехавшая как раз в Слуцк. Я попросил их взять раненую при бомбёжке женщину с ребёнком. Кузов был не пустой, там тоже сидели люди, но вместить Наталью с дочкой и их вещи смогли. Старший, сидевший в кабине, место своё не уступил, но хорошо хоть согласился взять. Пообещал высадить в Слуцке у больницы. Прощаясь с девушкой, я настойчиво рекомендовал ей, как только врачи её осмотрят и наложат гипс, немедленно уезжать, потому что вскоре, уже через несколько дней, там будут немцы. Мои слова вызвали возмущение у сидевших в кузове людей, но полуторка уже тронулась и вскоре скрылась в пыли. Поправив ремешок планшетки, я направился по обочине в сторону Кобрина, где располагался штаб моей армии. Надо было искать попутку, и я довольно быстро поймал её, с милиционерами в кузове, которые тоже ехали в Кобрин. В пути я поглядывал по сторонам: вдруг немецких диверсантов примечу? Зная их частые ошибки в обмундировании и вооружении, опознать их не так уж и сложно. Но нет, не попались: то ли мне не повезло, то ли повезло им. К штабу меня, конечно, подвозить не стали, остановились на перекрёстке и показали пальцем, куда идти. Дальше полуторка покатила в одну сторону, а я с чемоданчиком пошёл в другую. Чемодан я достал ещё до того, как машину остановил: должен быть с вещами – они есть у меня. У водопроводной колонки наполнил фляжку. У штаба я отряхнулся от дороги, воспользовавшись щёткой, которую принёс мне помощник дежурного, а после вошёл. Дежурный по штабу армии внёс информацию обо мне в журнал и отправил оформляться. Документы у меня были в порядке, о моём прибытии они знали, и я уже успел сообщить о расстреле поезда с воздуха. Тут в коридор вышли несколько старших командиров, включая одного генерал-майора. Я его знал по прошлой жизни: по-глупому включили в расстрельную группу командиров Западного фронта во главе с Павловым. – Кто такой? – с хмурым видом спросил у меня генерал. – Старший лейтенант Сергеев. Переведён к вам с Севера в двести пятую моторизованную дивизию в качестве командира моторизованного батальона. Сегодня утром поезд, на котором я ехал, попал под налёт, я очнулся на насыпи, выброшенный наружу взрывом авиабомбы. – Старлей? – Разжалован из капитанов за драку с любовником жены. И жены лишился, и звания. О звании больше жалею. – Ты же вроде из стрелковых частей переведён? Танки знаешь? – Да, товарищ генерал, включая новейшие. Тактику боя изучал. В Финскую на танке повоевать пришлось: заменил убитого командира. – Новейшие? «Три-четыре» знаешь? – Да, обеих модификаций: с пушкой «Л-одиннадцать» и «Ф-тридцать четыре». – Что скажешь по модификациям? – С пушкой «Л-одиннадцать» говно полное. – Лейтенант, не выражайтесь! – рявкнул один из полковников. Генерал Коробков на некоторое время задумался, а потом приказал одному из полковников: – Оформите Сергеева командиром сборного отряда и введите его в курс дела. – Есть, – козырнул полковник и повёл меня за собой. Я отдал документы, чтобы меня оформили, и, кстати, не в 205-ю моторизованную дивизию, а в 13-ю танковую, на должность заместителя командира первого батальона 60-го танкового полка. Вот такой странный выверт карьеры. Ситуацию прояснил полковник, начальник артиллерии армии. Отвечающий за танки в настоящее время отсутствовал, находясь в отпуске, и этот полковник тянул две должности. Вот что я выяснил. Неподалёку расположилась дивизионная школа, где молодые танкисты нашей 30-й танковой дивизии проходили обучение. Моя задача – подготовить сборный отряд, по сути, один из резервов командарма. Рассчитывать на что-то серьёзное я не могу, максимум десяток сильно ушатанных танков и танкеток будут на ходу. Приказ в школу уже отправлен, технику готовят к маршу, заправляют и вооружают, грузят боеприпас. Но главное не это. В 14-й механизированный корпус, а точнее в нашу 30-ю танковую дивизию, передали четыре танка Т-34. Вчера их как раз согнали с железнодорожных платформ и под чехлами перегнали в школу дивизии. Перегоняли командиры, которые хоть немного знали эти машины. Сейчас этих командиров нет, убыли в свои части. Поэтому моя задача, пока не будет отдан приказ выдвигаться, за счёт курсантов и инструкторов школы сформировать четыре экипажа и начать обучение на новейших танках, раз я их знаю. Ну, эта работёнка по мне. Документы оформили, приказ на руки я получил. Выйдя из здания штаба, я двинул было прочь, как вдруг остановился и, поставив чемодан на землю, стал для виду копаться в планшетке. Моё внимание привлекли два командира, подкатившие на мотоцикле-одиночке. Один, поправляя форму, направился в штаб, дробно простучав по ступенькам каблуками сапог, а второй остался сидеть на мотоцикле, причём мотор был не заглушён. Одного из этих диверсантов, а именно того, что вошёл в штаб, я знал: когда тут воевал, он прибился ко мне в дивизию под видом окруженца, но мои особисты быстро его вычислили, раскололи и шлёпнули. При захвате он, ловко работая ножом, ранил Трофимова в руку. Поставив чемодан к стене, чтобы его не затоптали, я направился к мотоциклисту. Он даже обернуться не успел, как обмяк от удара ребром ладони по шее. Мотоцикл начал заваливаться набок. Подхватив мотоциклиста под мышки, я положил его на землю, а мотоцикл поднял и, заглушив, поставил на подножку. – Лейтенант, в чём дело?! – грозно пробасил подошедший ко мне батальонный комиссар. – Немецкий диверсант. Посторожите его, я за вторым. Забежав в штаб, я спросил у дежурного в звании капитана: – Сейчас лейтенант НКВД зашёл, куда направился? Это вражеский диверсант. – К секретчику. Вторая дверь слева, – ответил капитан, держа у ушей две телефонные трубки. Рванув к двери, я выбил её плечом и обнаружил в кабинете две тушки: один, видимо секретчик, лежал на полу, а немецкий диверсант сидел на нём верхом и душил его телефонным проводом. Нож лежал в стороне, видимо не успел использовать, выбили, поэтому справлялся подручными средствами. Батальонный комиссар нёсся за мной. Я успел отступить в сторону, обходя парочку, а комиссар, споткнувшись, рухнул прямо на них. Хэкнули, похоже, все. Возникшая сумятица позволила мне носком сапога аккуратно тюкнуть диверсанта в висок. Дальше уже набежали особисты и контрразведка, обоих диверсантов утащили, одного из них, уже пришедшего в себя, допрашивали. Секретчика, в звании майора, увели в медсанчасть: у него было что-то с горлом, видать сильно сдавило проводом. Меня опросили, и этого оказалось достаточно. Я вышел из здания штаба и подошёл к мотоциклу. Он был наш, новый на вид, модель Л-300, чёрного цвета. Я завёл его, закрепил свой чемодан на багажнике (второго сиденья тут не было) и покатил к дивизионной школе. Где она находится, мне подробно объяснили ранее, карту, правда, зажали. Семь километров всего. Доехал быстро. На подъезде убрал чемодан и мотоцикл в хранилище и прошёл на территорию. Меня уже ждали, проверили документы, выдали новый комбинезон синего цвета и шлемофон. Я переоделся и отдал свою прежнюю форму: мне её постирают и сменят знаки различия – петлицы. У меня они красные, стрелковые, заменят на танковые, чёрного цвета. Фуражку тоже менять придётся. Ну а потом старший командир, это был старшина Фролов, показал мне территорию школы и объяснил, что тут и как. В школе три командира: старший в отпуске, другой вызван в штаб корпуса, а у третьего сегодня выходной, и он не появился. Старшина отправлял вестового к нему по месту жительства – пусто, следы быстрых сборов, и всё. Тот командир женат, и я так думаю, что, скорее всего, семью отправляет в тыл. – Наша дивизия вооружена лёгкими танками, в школе одиннадцать машин. Но на ходу только семь, остальные в строй не ввести: нет запчастей. Используем их как доноры. Да и эти семь ненадёжны. Четыре новых машины стоят там, под навесом. Как поставили вчера, чехлы поправили, так и стоят, только часовые сменяются на охране. – Что ж, идём глянем. Глава 13. Формирование группы