А авиация противника нас искала, новый разведчик постоянно висел в воздухе. Он нас и засёк, наведя на нас шестёрку «лаптёжников». * * * – Вроде тихо, – сказал я, разглядывая в бинокль окраины деревушки. Мой заряжающий, лежавший рядом, задумчиво покусывал травинку, держа в левой руке цевьё СВТ. Всего за пять дней он из мальчишки-курсанта превратился в опытного фронтовика. Наша сборная группа просуществовала ровно двое суток (причём день формирования я тоже считаю) и погибла утром двадцать четвёртого июня в местечке у села Иванова, недалеко от Пинска. Погибла глупо, погибла подло. Тут вообще как история пошла? После засады у Кобрина мы двинули к Пинску. Дважды переживали налёты, потеряли один грузовик и танк Бурова: прямое попадание, экипаж погиб. Я взбесился и, сменив наводчика на зенитке, ссадил с неба четыре «лаптёжника», расстреляв и лётчиков, прыгнувших с парашютами. Однако, найдя отличное место для засады, авиаразведчик к тому моменту уже улетел. Наши пограничники за это время нашли несколько брошенных единиц техники. Я отправил старшину с танкистами, и они пригнали два Т-26, БА-10 и три грузовика, все на ходу и без топлива. Тут же сформировали экипажи, пополнили всем, что нужно, и они участвовали в засаде. Себе разведчики добыли два мотоцикла с колясками. Один был наш, брошенный без бензина, второй – немецкий: встретили из засады мотопатруль на двух мотоциклах, один расстреляли, второй захватили. Ещё и языка мне привезли, пусть раненого, но говорить мог. Да и карта у патруля была, уже легче. Никого не удивило, что я хорошо говорю по-немецки, единственный полиглот в нашем отряде. А засада удалась. Крупную колонну мы пропустили: опыт боя у Кобрина дал понять, что нужно искать добычу себе по плечу. А вот чуть позже на дороге появилась моторизованная рота, усиленная пятью танками: три «двойки» и две «тройки». Убедившись, что дорога пуста, мы ударили, а потом вышли все три «тридцатьчетвёрки» и довершили разгром. Лёгкие танки тоже поработали. Собрали трофеи. Я объяснил свою политику: убил врага – всё с него твоё, а если не тобой убит, взять с него – мародёрство. Так что многие прибарахлились: бинокли, планшетки, карты местности, пистолеты, наручные часы. Это была рота СС, две сотни немцев мы тут положили, пленных я не брал и своим запретил. Двадцать шесть единиц техники, если не считать трёх мотоциклов. Целого ничего не осталось. Потом мы двинули по дороге и укрылись от воздушного разведчика в другом лесу. Я дал три часа на отдых, потом полночи мы двигались в сторону Пинска и встали на отдых в роще у села Иваново. Все устали, и отдых был необходим. Там, на рассвете, на запах готовящегося завтрака, на нас и вышла группа окруженцев – сотня бойцов и командиров. Старшим был майор, командир стрелкового полка. Контуженый майор и принял над нами командование, как я ни кривился. Забрал наши припасы (всё сожрали), патроны. А утром, когда на дороге появились немцы, направил нас в неподготовленную атаку, а сам со своими стрелками бежал следом. Начало колонны мы снесли, хотя потеряли при этом все лёгкие танки. Двинули дальше, круша всё, что видели, стрелки отстали. А тут одна наша «тридцатьчетвёрка» вспыхнула, потом вторая, и я заметил шесть работавших по нам самоходок «Артштурм». Маневрируя, я начал выбивать самоходки одну за другой, их лобовая броня не держала мои снаряды, тем более я сблизился с ними до трёхсот метров. Колонну в пятьдесят единиц техники мы разбили: давили орудия, пушки, расстреливали солдат. У меня на счету четыре самоходки, шесть танков (их тут немного было) и около трёхсот солдат и офицеров. Мой танк подбили последним: обездвижили, сбив гусеняку, и почти сразу подожгли. Мы с заряжающим ничего, а вот мехвод и стрелок-радист сомлели: удар пришёлся по ним, окалиной от брони побило. Пришлось нам их вытаскивать, сбивая пламя с комбезов, и тащить в сторону. Вещи я незаметно прибрал в хранилище, и мы засели в пшенице. К счастью, немецкие пехотинцы, идущие цепью, прошли мимо, и мы поползли по-пластунски дальше, буксируя своих контуженых товарищей. Я иногда поглядывал назад: немцы двинули на наших и смяли отряд майора, уцелевшее собрали, согнали около тридцати пленных (там и мои ребята были) и под конвоем отправили в тыл, после чего двинули дальше. У разбитой колонны остались работать похоронные команды и санитары. Мы добрались до рощи, где оставались наши грузовики, и никого там не нашли: пусто, сбежали. Двинули дальше, шли по ночам, отсыпаясь днём. Нашли бы грузовик брошенный, поехали бы на нём, но не попадалось нам целой автотехники. Только вчера вечером я приметил в поле полуторку с открытым кузовом. Сходил, посмотрел – на вид целая, бак пустой. Залил литров пять и завёл, забрал своих. Со мной нас было пятеро: на нас выполз ещё один танкист из подбитых танков моей группы. Парни оклемались после контузии, сами уже ходили, но всё равно пока тяжело им было. За вечер мы проехали километров тридцать, шугаясь всех облаков пыли на горизонте, и добрались до Слуцка. Объехали его и, найдя лес, встали на ночёвку. Посланный на разведку заряжающий сообщил, что нашёл брошенный пушечный броневик. Я решил сам сходить, пока готовился завтрак. С едой проблем не было, кормил всех из своих запасов. И вот сейчас я с опушки наблюдал жизнь деревни. Неподалёку от неё, метрах в ста от околицы, на пустой полевой дороге стоял советский броневик БА-6 с закрытыми дверцами. Немцев в деревне не было видно, тихая деревенская жизнь. Однако чуечка говорила, что что-то не так. – Собаки не лают, – заметил я, нахмурившись. Сделали мы так: приметили, как трое мальчишек из деревни пошли к лесу, и перехватили их, от них и получили информацию. Немцы были, много, постреляли собак, переночевали и утром уехали. Броневик их не заинтересовал, хотя открыть его они смогли. Долго возились, пытались завести, но потом заперли. Мы двинули в обратный путь. Я думал о том, что броневик неплохо бы прихватить, в хранилище он вой дёт, даже чуть места останется. И тут вдруг приметил тёмную массу в стороне. Это интересно. Велев заряжающему идти дальше, я сказал, что хочу ещё раз взглянуть на деревню и скоро вернусь. Сбегал и глянул, что там спрятали в лесу. Закиданная уже пожухлыми ветками, там стояла редкая машина – пикап на базе эмки. Да, я помню, что был у нас такой трофей с мародёров, но там обычная машина, а тут вездеходная, цвета хаки. Даже модель помню, Газ-61-417. Хм, их вообще-то в этом году начали выпускать. Машина блестела новизной. Проверил на минирование – чисто. Проверил шильдики – сборка мая этого года. Новьё. Бак был пустой, я заправил машину и завёл её. Громко затарахтел мотор, прогреваясь, но машина была в порядке. Заглушив, я убрал её в хранилище и сбегал к опушке – пусто. Бегом добрался до броневика, достал танковый ключ, открыл дверцы и осмотрел его. Пусто, даже замок с пушки снят и все пулемёты. Под передком – лужа масла: хана движку. Ну его. Рванул обратно, всё бегом, как раз к завтраку успел вернуться. Ну, это для нас завтрак, а тут вечер. Часа через четыре стемнеет, и мы двинем дальше. Вернулся я со свёртком и пояснил: – Заглянул в крайний дом, обменял на еду трофейные часы. Глянул броневик, под ним лужа масла, не на ходу. Из свёртка я достал свежий каравай хлеба и солёное сало, тоже свежее, а также головку чеснока и лука, что вызвало у бойцов радостные возгласы. Пока один из них нарезал бутерброды, я проверил, как в двух котелках доходит каша. Кинул по паре кусочков сала в кашу, пусть будет для аромата. В третьем котелке кипятилась вода для чая. Вдруг я замер и дал знак своим бойцам также замереть. Кстати, мехвод с пулемётчиком, наконец, отошли: говорят, слышать стали, звон в ушах прошёл. Прислушавшись, я понял, что по лесу кто-то идёт, и, похоже, в нашу сторону. – Кто-то идёт к нам, – сообщил я. – Как бы не на дым от костра. Приготовить оружие. Сержант, присмотрите за кашей. У меня, как я уже говорил, было четверо бойцов: мой экипаж, состоящий из курсантов-красноармейцев, и младший сержант, командир танка Т-26. У мехвода и пулемётчика лица были в оспинах от ранок: я чистил их от окалины, а потом обрабатывал зелёнкой. Вид у них тот ещё, но в остальном порядок. Что касается оружия, то у меня был пистолет ТТ, у мехвода и младшего сержанта Синицына – наганы, у заряжающего и пулемётчика – СВТ. Бойцы приготовили оружие. Кто-то залёг за машиной, другой встал за дерево, а я ушёл в лес и, чуть пробежавшись, вышел неизвестному в тыл. Скривившись (не люблю политработников), я подошёл к нему со спины, и, прижав лезвие ножа к горлу, спросил: – Кто такой? Для него это явно стало неожиданностью, вон как дёрнулся в испуге, но ответил: – Военный корреспондент редакции «Красная звезда» старший политрук Вилкомир. Двигался в четвёртую армию. Нас обстреляли из леса, машина сгорела. Водитель ранен, я нёс его, сколько мог, тут недалеко оставил. Мы не ели вторые сутки. Вы нам не поможете? – Документы? Я сделал шаг в сторону, убрал нож за голенище сапога и дал корреспонденту себя рассмотреть. Похоже, он не лгал. Взяв у него документы, я их внимательно изучил. Настоящие. – Отбой! Свои! Старший политрук выглядел как надо: полная чем-то планшетка, фотоаппарат на груди, горящий любопытством взгляд – корреспондент и есть. Возвращая ему документы, я услышал вопрос: – Вы танкисты? – А что, по комбинезону и шлемофону не ясно? – А что происходит? Стрельба со всех сторон. Я немцев на дороге видел. – Разбили у границы наши силы сдерживания. Внезапно напали – и вот, отходит четвёртая армия. Не бежит, огрызается, но отходит, сил сдержать не хватило. Мы бы тоже громили немцев, но к моему танковому отряду вышел майор, командир стрелкового полка, с остатками подразделения, а у нас так заведено: у кого звание выше, тот и прав. Вот и сгубил моих ребят в бессмысленной атаке. Все танки подбили, мой сожгли, еле выбрался. Ладно, товарищ корреспондент, дам вам двух бойцов, принесёте шофёра, гляну, что там с раной. А потом поедим, каша почти готова. Глава 15. Бои местного значения. Арест Отправив с политруком сержанта и заряжающего, я проверил готовность каши и стал собирать на стол. Пулемётчик стоял на часах у машины, поглядывал по сторонам, мехвод дремал: для ранбольных у нас послабления. Я расстелил чехол (это у нас стол такой), снял с костра котелки, в один, с водой, кинул заварки и чуть сахара, ну и начал всё размещать на столе. Тут вскоре и бойцы с раненым пришли, неся его на плечах. Он в сознании был, но ноги у него волочились, сам идти не мог, ослаб. Положили его в стороне, я срезал тряпки, которые были использованы вместо бинта, и начал чистить рану – пуля навылет прошла. Почистил от мусора и грязи, попавших внутрь, а также и от гноя, а после перевязал. Затем мы приступили к приёму пищи, а когда с едой закончили, я достал из кабины аккордеон, трофей с эсэсовцев, и стал наигрывать. Потом спел несколько песен. Мои парни уже привыкли, что на таких стоянках у нас бывает музыкальный час. Часовой поближе подошёл, политрук так совсем рядом устроился, что-то чиркал в своём блокноте. Раненый, после того как его покормили, уснул. А спел я песни группы «Любэ», голос Сергеева просто изумительно был похож на голос их солиста, только заметно моложе, хотя вытягивать все нужные звучания я мог уже и сейчас. Спел «Ты неси меня, река», «Берёзы», «Главное, что ты есть у меня», «За тебя», «Комбат», «Улочки московские», «Не губите, мужики», «Давай наяривай», «А ну-ка, девушки» и «Самоволочку». Некоторые песни были переделаны. Парни слушали внимательно, впрочем, как и корреспондент, который ещё и в блокноте своём строчил. Сергеев не пел, разве что командным рыком: ему медведь на ухо наступил, поэтому связки не разработаны. Я больше десяти песен за раз петь не мог, хрипеть начинал. Но постепенно разрабатываю и, думаю, через месяц смогу поднять до одиннадцати. Кстати, что удивительно, у Сергеева не только голос, как у солиста Любэ, но и внешность, очень похож. Был, теперь это всё моё. До заката оставалось около часа. Я отложил аккордеон (пальцы устали, да и связки перетрудить не хочу) и велел переложить раненого в кузов машины: скоро выезжаем. Ко мне подсел корреспондент и попросил описать боевой путь моего сборного отряда. Бойцы ему уже похвастались, как мы немцев били, трофеи показали. Мне не жалко, рассказал, причём довольно подробно, даже боевой журнал дал почитать, корреспондент с него переписал информацию к себе в блокнот. А в конце он уточнил по майору, комполка, чьи данные были в боевом журнале: мол, почему я считаю, что тот был неправ, ведь колонну немцев серьёзно побили, в боевом журнале были записи об этом, с перечислением уничтоженной техники. Я и пояснил ему свои планы: – Да понимаете, я немцев уводил к Пинску, они были на сто процентов уверены, что мой танковый отряд ушёл. А я планировал в ночь рвануть обратно к Кобрину, там аэродром, и встать в засаду, замаскировав технику в лесу. Немцы передвигаются быстро, и на нашем аэродроме вскоре разместилась бы авиачасть люфтваффе. В моих планах было уничтожить аэродром с самолётами и личным составом, раскатать его танками, но благодаря этому… майору план сорвался. Теперь мы битые окруженцы, выбираемся к своим. Думаю, к утру у наших будем, если что не случится. Вот так мы с корреспондентом до самой темноты и общались. Он спрашивал о причинах наших поражений, я без прикрас объяснял, а на то, что он всё в блокнот пишет, не обращал внимания. Кстати, он нас пятерых сфотографировал при свете вечернего солнца у борта полуторки; говорит, снимок хороший должен получиться. Взял адреса родных, у кого были, обещал отправить. А потом мы собрались, я, как обычно, устроился за рулём, и покатили прочь. Политрук ехал со мной в кабине, а бойцы – в кузове. Ехал я нагло, включив фары, а на вопрос, не заинтересуются ли нами немцы, ответил, что они наверняка принимают нас за своих. Иногда ехал и с выключенными фарами. Когда видел костры стоявших на ночёвке частей, объезжал их. На каждой возвышенности выходил и изучал в бинокль горизонт. Карта закончилась, дальше по ней ехать не получится. Так я и катил наугад, пока нас не остановили. Хорошо, не немцы: на свет фар вышел боец, красноармеец. От него мы узнали, что тут сборный отряд, фильтр, а передовая находится в пятнадцати километрах, проскочили мы её. Вот мы дали, а? Нас сразу отправили на фильтр, рапорты о действиях отряда я сдал, и майор-армеец, бывший тут за старшего, с интересом читал наш боевой журнал. Утром нас на нашей же технике направили к передовой: приказ отправлять танкистов в тыл и формировать из них новые танковые части ещё не поступил, и месяц ещё его не будет. А насчёт техники я не оговорился. Пока мы ехали, я останавливался у брошенной советской техники. Грузовики меня не особо интересовали, а вот броневики и танки – вполне. Трижды мы так останавливались, и трижды были находки. Первая находка – БА-10, причём, судя по тросу у морды, его буксировали. Бензин слит, это видно. Я решил рискнуть, залил пять литров, и он завёлся с полпинка. Прицел на месте, пулемётов нет, снарядов нет. Броневик явно вёл с кем-то бой: я нашёл на полу две стреляные гильзы. В общем, я сделал вид, что в соседнем грузовике нашёл шесть канистр с бензином и пять ящиков со снарядами, и мы заправили его. Броневик я отдал сержанту, ему же дал своего пулемётчика в качестве мехвода – временная мера. Больше у той брошенной техники ничего интересного не было, разве что два разбитых бомбами Т-26. Они подарили нам танковые пулемёты, которые мы установили на броневике, там же набрали снаряды и пулемётные диски с запасом. Только всё равно моя полуторка шла впереди, а уже за ней – броневик. А потом снова находки у очередной брошенной техники. В хранилище ушли две новенькие командирские эмки, я их даже не проверял, обе были этого года выпуска, но почему-то чёрного цвета. Потом я нашёл ещё один броневик, но уже БА-10М, вот его забрал себе. Ему тоже требовалась заправка. В кузовах других машин я «нашёл» и бензин, и снаряды, и мы привели броневик в порядок. У него только курсовой пулемёт был снят, а башенный, спаренный с пушкой, нет. Теперь политрук сам был за рулём грузовика и вёз своего шофёра, а я с заряжающим и мехводом ехал на броневике. Ну и третья находка – Т-26 в полном порядке. У него даже пулемёты были на месте, только баки сухие. Отправил своего заряжающего на место мехвода, залили бензин и покатили дальше. Вот так и выехали к посту. Мой броневик шёл впереди. На фильтре мне быстро подобрали танкистов, так что и у танка, и у броневиков были теперь полные экипажи. Своего стрелка-радиста я вернул, как и заряжающего: привыкли мы друг к другу. Утром нас покормили, мы попрощались с корреспондентом, даже обнялись, и его с раненым шофёром отправили в тыл. Моя бронегруппа включала в себя четыре единицы техники: три бронемашины и полуторку. Нам даже подкинули бочку бензина (за это спасибо), она сразу ушла, зато баки теперь почти полные. Приказ был получен, и мы двинули в сторону передовой. Вестовой туда уже убыл, предупредит, что мы подходим с тыла, а то не хватало ещё нарваться на дружественный огонь – такое бывало сплошь и рядом. Поспали мы всего три часа, пока нас не подняли на завтрак и для приёма пополнения; мало времени дали для отдыха, честно скажу, но ничего, крепимся. Надеюсь, командир на передовой, которому меня переподчинили, будет нормальный, договоримся о совместных действиях. Если советов моих послушается, может, и продержимся. Правда, вряд ли долго: обойдут нас по сторонам, снова придётся линию выпрямлять. В общем, глянем.