— Не плачь. Не плачь, все кончено, — сказал он. — То, что было, то прошло. Я… — слова застревали у него на языке. — Я очень рад тебя видеть. Ты стала очень красивая… Она отняла лицо от его плеча и попыталась улыбнуться. — Я тоже рада, что ты вернулся. Глава 35 — Сегодня вечером. Да. Кажется, в семь тридцать шесть. Из Ливана. Двенадцать человек, — она отвечала в трубку и одновременно думала, куда бы их заселить. Гостиницы были забиты сверху до низу. — Их встретят? — спросил ее голос. — Да, — сказала она и повесила трубку. Город кипел как раскаленная доменная печь. Температура в тени не опускалась ниже тридцати градусов по Цельсию. На расплавленном асфальте виднелось множество вмятин от обуви и велосипедных шин. Безумное количество машин в удушливой синеве угарного дыма проносилось мимо изможденных зноем пешеходов. Слева от ступенек магазина «Ромашка» толстая женщина в серой от грязи и промокшей от пота спиной продавала мороженое. Спрос был большой. Длинная очередь терпеливо выжидала, пока женщина в грязном халате неспеша примет и пересчитает деньги, потом залезет в свой большой черный кошелек, свисающий с ремня на поясе и отсчитает сдачу. Затем, также не торопясь, при этом морщась, отдуваясь и стряхивая мокрой ладонью со лба свисающие капли пота, откроет холодильник и протянет сто граммов замороженного с сахаром молока. Василий знал, что для мороженого слишком жарко, поэтому не купил, а то через пятнадцать минут захочется пить в два раза больше. Он просочился сквозь задыхающуюся на остановке толпу и неспеша пошел вдоль Ленинского проспекта. Посмотрел на часы — они показывали половину первого. Василий шел к себе на квартиру, которую снял неделю назад. Сегодня он намеревался немного поспать, а затем встать, побриться, надеть срой единственный костюм и вечером… Вечером его пригласил на день рождения единственный калининградский друг. Они встретились случайно четыре дня назад. Василий гулял по городу и наслаждался свободой, и возле него неожиданно остановилась подержанная «Гренада». Из нее кряхтя, вылез Павел. — Привет служивым! — крикнул он. — Здорово, — ответил Василий. — Я уже не служу, уволился. — Да ну! Чего так? — Не по мне это, — сказал Василий, нахмурившись. — Ладно, ладно! — Пашкино лицо так и светилось от счастья. — Значит, так, через три дня, то есть и понедельник, жду тебя у себя. Догадываешься? Василий отрицательно покачал головой. — День рождения у меня. В семь ноль-ноль. — А где? — У меня дома. Помнишь дорогу? — Ну еще бы, — ответил Василий, улыбаясь. Павел посмотрел на него, что-то соображая. — Кстати… один не приходи. Все будут с подругами. Чтобы не глазел на чужих, захвати и ты. Как там Таня? — Да никак, — сказал Василий. — Не везет… — сочувственно протянул Пашка. — Ну, все равно, найдешь кого-нибудь. — Конечно, найду, — Василий засмеялся. — Тогда, давай, увидимся. — Они пожали друг другу руки и Павел укатил. Два дня Василий ломал голову, чтобы подарить своему единственному другу. Это была поистине нелегкая задача. Книгу? Цветы? Одеколон? Это все слишком тривиально. Ему бы правый передний амортизатор для «Гранады», самое то. Неожиданно ему в голову пришла удачная мысль. Он сел на трамвай и через сорок минут добрался до оружейного магазина. Конечно же, для мужчины — оружие — лучший подарок. Василий выбирал долго и скрупулезно. Продавец магазина совершенно выбился из сил. Наконец, он остановился на пневматическом «Смит и Вессоне». Отличить от настоящего его было невозможно, а разрешения никакого не требовалось. Он приехал домой, нашел шелковые пурпурные ленточки и перевязал коробку крест накрест. Теперь пистолет выглядел настоящим подарком. Вечером будет чудесно. Надо предупредить Наташу. Василий подошел к телефону и набрал ее номер. — Алло, — послышался голос, — я слушаю. — Привет, — сказал он. — Как дела? — Кто это? — спросила Наташа. — Не узнаешь? Богатой будешь, — рассмеялся Василий. — Вась, это ты? — А кто же еще? Кто кроме меня может звонить в такую жаркую погоду? — Ну, конечно, — Наташа тоже засмеялась. — Как ты устроился, нормально? — Отлично. Район хороший, квартирка тоже ничего. Слушай, три дня назад Пашка пригласил нас на день рождения. Как раз, сегодня. Так что… — Это который? — Тот самый, мы у него были, помнишь? — Пашка? — переспросила она. — Конечно помню, но сегодня же открытие фестиваля, ты в прошлом году мне обещал что-то! — Сходим, сходим и на фестиваль и еще куда-нибудь, — Василий терпеливо начал объяснять, куда они могут сходить. — А мы успеем? К открытию? — Даже если чуть-чуть не успеем, из окна посмотрим, а потом пойдем. — Ты обещаешь? — спросила Наташа. — Ну, конечно. — Тогда, как будешь готов, заезжай за мной. — О кей. — Он повесил трубку, довольный, что смог ее уговорить. Город совершенно преобразился. Словно в его небе кто-то взмахнул волшебной палочкой. Чистый, нарядный, на трамвайных и троллейбусных проводах появились яркие пластиковые плакаты с изображением символики фестиваля, на столбах — разноцветные флаги. Наверное, страны-участницы, — отметил Василий. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ФЕСТИВАЛЬ — красовался огромными буквами транспарант при въезде на площадь. И пониже, буквами помельче — ОТКРЫТИЕ 12 ИЮНЯ НА ОСТРОВЕ. Фейерверк флагов, красок и букв ослеплял своей массивностью, праздничностью, он словно вытеснил тот город, который был всего неделю назад. Ощущение карнавала витало повсюду. Его можно было прочесть на счастливых лицах людей, на залатанных дорогах, на свежевыкрашенных мусорных баках. Было бы большой потерей не посетить такой праздник, поэтому пойти на него хотели очень многие. Если не все. Навстречу Василию с центральной площади Победы, окаймленной со всех сторон цветастыми знаками фестиваля, шла пестрая толпа иностранцев, возбужденно переговаривающихся на разных языках. Карнавальные костюмы, облачающие их производили эффект взорвавшегося конфетти, иностранные гости громко смеялись и горланили на весь Ленинский проспект. Они шли в сторону Острова. Глава 36 Никитина сделала широкий нетерпеливый жест. — Необходимо организовать все так, чтобы все там побывали. Абсолютно все! Какой смысл, если ограничить поток людей? В противном случае, собрали бы в кинотеатре тридцать человек, да показали бы им конкурс песни и пляски. А это… — она сделала паузу, — это фестиваль меж-ду-на-род-ный, — сказала она по слогам. — Вы понимаете?! Какой будет резонанс? В мире, в Москве, наконец… Никитину поддержала ее заместитель — Анжелика Ивановна Кордец. — Наталья Александров на права. У нас нет морального права заставить людей, хозяев фестиваля, смотреть его по телевизору. Прошлый раз у нас вылился блин комом, но теперь… такая замечательная программа, столько мероприятий, известных людей. Судите сами, такого грандиозного события в России еще не видели. Они были очень похожи — Никитина и ее заместитель. Обе среднего роста красивые, классического профиля лица, короткие черные стрижки. Обе стремились к славе, известности, и, несомненно, дополняли друг друга. Их пробивной способности завидовали директора заводов. Кроме них в кабинете на втором этаже мерии присутствовало еще семь человек, на которых держалась вся организация фестиваля. Все они были подобраны Анжеликой Ивановной и одобрены Никитиной. Разногласия если и случались между ними, то только наедине. Никитина села, предоставив вести собрание Кордец. Возник спор относительно количества людей, которые могли присутствовать на фестивале. Собственно говоря, все упиралось в Литвинова который упирался руками и ногами и всеми силами хотел ограничить потоки людей. — Да и к тому же, — продолжила Кордец, — Лев Николаевич, — обратилась она к сидящему третьему слева от нее лысому тщедушному человечку в сером костюме и роговых очках. Он был ответственным за финансовую сторону дела. — Поделитесь своей информацией. Лев Николаевич, не вставая, пододвинул к себе один единственный листок, исписанный мелким шрифтом. Литвинов поднял на него тяжелый, как у генерала Лебедя взгляд, и, наверное, пригвоздил бы проклятого еврея-бухгалтера к спинке кресла, будь он у себя в кабинете на Советском проспекте. Или прибил бы гвоздями к портрету Менжинского. Литвинов никак не мог взять в толк, почему эти люди не прислушиваются к голосу разума. Четыреста тысяч человек, и все соберутся в районе Острова. Это же сумасшествие, самоубийство. Пьяная неуправляемая толпа. От Кафедрального собора даже стрелок курантов не останется.