Лера уверенно качнула головой. – Может, и выходят из шкафа по ночам, но я в это время сплю, – как ни в чем не бывало заявила она. – И вообще, я призраков не боюсь. Поверьте, живые люди гораздо страшнее. Соседки рассмеялись. – Ну да, ты же патологоанатом, – заметила Катя, – с чего тебе призраков бояться? В ее утверждении было как минимум две ошибки: во-первых, Лера была судмедэкспертом и крайне не любила, когда ее называли патологоанатомом, а во-вторых, от того, что она работает с мертвыми, не значит, что привыкла к призракам. – А чего живых бояться? – подала в свою очередь голос Марина. – Как минимум потому, что они могут сделать других живых мертвыми, – заметила Лера, и от нее не укрылось, как вздрогнула при этом впечатлительная Ева. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Катя, тоже заметившая испуг самой молоденькой соседки, и остальные поддержали ее. Домой Лера пришла ближе к двум часам ночи, но, несмотря на поздний час, чувствовала необычный прилив сил. Она уже и забыла, как здорово проводить время в компании пусть даже и почти незнакомых людей. Хотела сесть за ноутбук и продолжить поиски, но потом уговорила себя лечь. До утра просидеть несложно, а вот потом заново отстроить режим будет уже куда труднее. То ли Лера так вдохновилась новыми знакомствами, то ли просто морально отдохнула, но впервые за долгое время ей снилось что-то приятное. Она не помнила, что именно, но, когда мозг вдруг проснулся, ей не хотелось открывать глаза. Она бы, может, так и уснула дальше, если бы вдруг не услышала совсем рядом какой-то звук. Будто кто-то щелкнул пальцами возле самого ее уха. Лера распахнула глаза, но ничего не увидела. За окном было еще темно, а окна квартиры выходили на задний двор, где сразу за домом начиналась то ли небольшая роща, то ли запущенный парк. Фонарей в нем не было, и, когда небо затягивали тучи, в квартире было совсем темно. Лера пошарила рукой по низкому столику, стоящему у дивана, но телефона там не оказалось. Обычно она всегда клала его туда на зарядку, однако вчера, вернувшись из гостей, очевидно, забыла. Лера села, чувствуя, что рядом кто-то есть. Тишину ночной квартиры нарушало только ее шумное дыхание, но чужое присутствие ощущалось кожей. Лера огляделась, пытаясь найти чертов телефон. Часы на экране светились всегда, и обычно Лера замечала его даже в полной темноте. Однако сейчас телефона нигде не было. Неужели оставила на кухне? Медленно поднявшись и глядя прямо перед собой в темноту, Лера осторожно направилась к выходу, чтобы добраться до выключателя. Обычно хладнокровная, сейчас она испытывала какой-то иррациональный страх. Вот ведь как: кажется, что и не боишься ничего, но стоит только за ужином поговорить о призраках, а потом проснуться ночью в темноте, как страх овладевает всем твоим существом, и никакие разумные доводы уже не слышишь. По ногам дуло, будто она забыла закрыть окно, а очертания комнаты никак не хотели становиться знакомыми, словно проснулась Лера не на своем диване, а в чужой квартире. Но не успела она испугаться того, что это на самом деле так, как рука наконец нащупала выключатель. Лера щелкнула им, в глубине души ожидая, что свет, как в плохих ужастиках, не загорится. Тусклая люстра под потолком послушно зажглась, осветив всю комнату. Пустую комнату. Лера шумно выдохнула, только теперь в полной мере понимая, как была напряжена, однако уже в следующее мгновение что-то громко стукнуло, заставив ее подпрыгнуть и едва не взвизгнуть от испуга. Захлопнулась одна створка старого окна на кухне. Ей не показалось раньше, по ногам действительно дуло из приоткрытого окна. Лера совершенно точно помнила, что не открывала его. В квартире и так холодно, а для проветривания ей хватало маленькой форточки. Как окно распахнулось? Быстро зайдя на кухню, Лера плотно прижала створку окна, повернула ручку, запирая его. И тут же поняла кое-что, что заставило ее похолодеть: чтобы открыть окно, нужно повернуть ручку в обратную сторону, и сделать это можно лишь изнутри. Неужели ей не почудилось и в квартире кто-то был? Медленно обернувшись, Лера осмотрела кухню. Свет здесь она не включала, он остался зажженным лишь в комнате, тускло освещая и прихожую. И Лере вдруг показалось, что в полутьме последней мелькнула какая-то тень. Рука сама собой нащупала нож на столе, пальцы сжались вокруг рукоятки. Стараясь ступать как можно тише, Лера подошла к выходу, выглянула в прихожую. Та оказалась пуста, но стоило Лере перевести взгляд на входную дверь, как краем глаза она снова заметила тень. Быстро обернувшись, она успела увидеть, как та скользнула по стеклу в двери запертой комнаты. Не только окна, но и межкомнатные двери в квартире были старыми, имели большие стеклянные вставки, за которыми можно было легко рассмотреть помещение. Только вот стекло в двери запертой комнаты было заклеено изнутри матовой пленкой, и Лера понятия не имела, что там хранится. Знала только, что хозяйские вещи. Но в любом случае никого живого там быть не могло, ведь Лера жила в квартире с июля. Дверь все это время была заперта, никто не входил и не выходил. Тем не менее Лера чувствовала, что сейчас обязана увидеть, что там. Замок оказался хлипким, легко вскрылся обычным кухонным ножом. Внутри не было ничего необычного: старая мебель, несколько больших клетчатых сумок с одеждой, какие-то книги, подсвечники, пара стоящих на полу картин. И никого живого. Закрывая дверь комнаты, Лера обзывала себя перепуганной дурочкой, которой надо меньше пить. Или хотя бы не мешать пиво с вином, как она сделала этим вечером. После такой адской смеси не только тени привидятся. Выключать свет она не стала. Яркая лампочка под потолком не дала бы ей уснуть, поэтому Лера оставила свет в прихожей, и его хватало, чтобы хорошо видеть очертания комнаты. Иначе она рисковала не уснуть. И уже проваливаясь в сон, Лера вдруг поняла, что в комнате пахнет сероводородом. * * * Утро Лера начала с того, что отыскала в корзине для грязного белья источник запаха. В тот день, когда она вскрывала тело Нелли Коростаевой, на ней под всем медицинским обмундированием был белый лонгслив, который затем завалился на самое дно корзины и потому благополучно избегал стирок. Лера сунула его в стиральную машину, стараясь не принюхиваться, и завела стирку. Так сильно, тем более в одежду, ароматы въедались редко, потому она и не подумала про этот лонгслив сразу. Чаще всего приходилось отмывать кожу и волосы, которые особенно хорошо впитывали запахи, одежде доставалось редко. Да и всю ее Лера оставляла на работе. Только когда сильно замерзала, надевала под низ что-то свое. Оставалось только удивляться, как она не почувствовала эту отвратительную вонь в квартире раньше. Проветрив квартиру, Лера решила заняться уборкой, раз уж ленивое утро все равно не удалось. Правда, уже очень скоро ее хозяйственный порыв прервал телефонный звонок. – Я узнал имя второй жертвы, – без предисловий бросил Павлов. Голос его звучал устало, будто он не спал ночью. – Нашли совпадение в базе. Дарья Антонова, двадцати семи лет. Недавно вышла из колонии, сидела за грабеж и разбойное нападение. Отсюда и отпечатки в базе. Съездишь к ее родственникам? – Я? – удивилась Лера, откладывая в сторону спрей для мытья стекол, который как раз собиралась нанести на зеркало в ванной. – Ну, если хочешь, узнавай о том, как она сидела в тюрьме, а я к родственникам, – предложил Павлов. Конечно же, Лера выбрала родственников. Быстро закончив уборку, она вдруг поняла, что у нее начинает драть горло и чесаться в носу. Неужели организм наконец-то тоже сдался? Обидно, хоть и не удивительно. Лера никак не могла научиться одеваться по погоде, порой выходила на улицу в слишком легкой куртке или, наоборот, укутывалась в слишком теплый шарф, и, пока доезжала до работы, шея под ним становилась влажной. Еще она постоянно проветривала, могла выбежать на улицу в одном халате. А если учесть распахнутое ночью окно, то вообще было бы странно, если бы она не заболела. Непрофессионально залив в себя чашку горячей широко рекламируемой ерунды, Лера начала собираться на встречу с родителями Дарьи Антоновой. С ее матерью полиция уже общалась, однако и от встречи с Лерой та отказываться не стала. Судя по всему, она давно привыкла к визитам полиции, если учесть биографию дочери. Родители Антоновой жили на востоке Санкт-Петербурга, ехать Лере было довольно далеко, поэтому вышла она заранее, но к назначенному времени все равно не успела. Однако Маргарита Степановна этого, казалось, не заметила. Она пригласила Леру на кухню, где пахло щами из кислой капусты и сдобными булочками. Сама Антонова тоже чем-то походила на булочку: пышнотелая, румяная, с косынкой на волосах, которую, вероятно, надевала, когда готовила. На вид ей было лет шестьдесят. Лера почему-то ожидала увидеть уставшую от жизни женщину, измученную выходками дочери, поэтому была приятно удивлена. Антонова даже не спросила, кто Лера такая, где работает, не попросила показать удостоверение. Это, конечно, было к лучшему. – Вы спрашивайте, что вам надо, а я, с вашего позволения, продолжу. Внуков жду к вечеру, – сказала Маргарита Степановна, указав Лере на стул возле обеденного стола. – Может, чаю? Чаю Лере хотелось, но она отказалась. Почему-то решила, что серьезные полицейские чай в гостях у родственников жертв не пьют. Хотя она знала, что это не так. Муж ее родной сестры работал в полиции, они дружили, и Лера знала, что его порой не только чаем угощают, но даже полноценным обедом. – Примите мои соболезнования по поводу вашей дочери, – начала Лера, но Антонова лишь как-то обреченно махнула рукой. – Я всегда знала, что Даша кончит плохо, – призналась она. – Уж сколько раз она клялась начать новую жизнь, да ни разу слова не сдержала. Не поверила я ей и в этот раз. Дарья была вторым ребенком в семье Антоновых и с детства показывала, что легко с ней не будет. Если Аня, ее старшая сестра, росла сущим ангелом, доброй, тихой и послушной, то Даша, едва научившись ходить, требовала к себе бесконечного внимания. Стоило матери только отвернуться, как она умудрялась что-то разбить, сломать, ткнуть коту пальцем в глаз, съесть стиральный порошок или что-то еще. – В четыре года она даже из окна выпадала, – рассказывала Маргарита Степановна, лепя пирожки с луком и яйцом. – Хорошо, на втором этаже живем, только руку сломала. После этого нас на СОП поставили. Позор был страшный. Я – учительница, муж – инженер, старшая дочка отличница, и вот на тебе – СОП. После того, как Даша пошла в школу, дела только ухудшились. Она плохо училась, отвратительно себя вела, грубила учителям, терроризировала одноклассников, обижала малышей. Если в школе что-то случалось, можно было не сомневаться: Даша в этом участвовала. Маргарита Степановна рыдала горькими слезами, муж пытался воспитывать Дашу ремнем, чего никогда не делал со старшей дочерью, но ничего не помогало. И когда в семнадцать лет Дашу впервые поймали на краже, никто не удивился. Маргарита Степановна была уверена, что дочь воровала и раньше, просто не попадалась. Срок Даше дали небольшой, и еще в тюрьме, когда мать навещала ее, она клялась, что возьмется за ум. После выхода на свободу казалось, что действительно исправилась. Устроилась сторожем в детский сад, даже парня нашла. Однако хватило ее ровно на год. В детском саду воровать было особо нечего, но кое-чем поживиться ворам все-таки удалось. И очень скоро полиция выяснила, что не последнюю роль в этом сыграла Даша. Ее снова отправили в колонию, потом она снова обещала исправиться, и все начиналось сначала. – Вышла три месяца назад, – продолжала Маргарита Степановна. – Честно говоря, мы сразу решили, что ненадолго. Сюда вернулась, куда ж ей еще идти. Аня с мужем недавно ипотеку взяли, переехали, комната свободна. Вела себя Даша пока нормально, но она всегда так делает в первое время. Говорила, что на работу устроилась, вроде в охрану куда-то. Но я не верила. Кто ее возьмет в охрану после двух сроков за воровство? Можете считать меня черствой, но я в этот раз решила никаких надежд на нее возлагать, ничего не спрашивать, не строить планы. Лера не могла ее осуждать, да и права не имела. – Каждый вечер она куда-то уходила, каждое утро возвращалась. Денег не просила, значит, водились. А уж зарабатывала или крала – не знаю. А вот во вторник не вернулась. – Вы не волновались? Маргарита Степановна неловко повела плечами. – Решили с мужем, что опять сорвалась. Обычно хоть на год ее хватало, ну да что поделать? Стали ждать полицию. И она действительно пришла, правда, чтобы сообщить о том, что Даша мертва… Как бы ни храбрилась женщина, а на последних словах ее голос дрогнул. Может, и запрещала себе верить в исправление дочери, но надежда все равно была. А теперь нет. И Лера подозревала, что обуревают ее теперь двойственные чувства: с одной стороны, дочь мертва, это величайшее горе для матери, а с другой, никто больше не будет позорить семью, не придется возить передачи в тюрьму и со страхом ждать, что еще она выкинет. – А вы видели ее тело? – осторожно уточнила Лера, и уже по взгляду Маргариты Степановны догадалась, что та поняла, куда она клонит. – Муж ездил, – едва слышно сказала она. – Я не смогла. Не понимаю, как так вышло. Да, Даша выглядела старше своих лет, тюрьма еще никого не молодила, но не настолько же! – Тем не менее вы уверены, что это ваша дочь? Честно говоря, Лера была удивлена. Муж Нелли Коростаевой до сих пор не хотел признать, что это его жену нашли в парке. – У Даши были татуировки. Одну я особенно хорошо знаю, вот тут, – Маргарита Степановна указала на правое предплечье. – Птица феникс или что-то такое. Даша сама рисовала эскиз, она хорошо рисовала. Этот рисунок до сих пор у нее на стене висит, у меня не поднялась рука снять. Она сделала эту татуировку еще в девятнадцать лет, когда впервые из тюрьмы вышла. И такой же рисунок был на плече той женщины… Не знаю, как так вышло, но это действительно Даша. Маргарита Степановна уверяла, что Даша была на редкость здоровым ребенком, даже простудами болела редко. В то время, как ее старшая сестра могла лежать то с гриппом, то с ангиной несколько раз за зиму, Даша максимум хватала сопли. Вот даже и сейчас: сезон простуд, старшая дочка со всей семьей две недели на больничном просидели, муж Маргариты Степановны вообще пневмонию подхватил, сама она тоже переболела тяжелым бронхитом, а Даша только на боль в горле и насморк пожаловалась один раз, даже работу не пропускала. Ни о каком генетическом отклонении и речи не шло. Анализы, конечно, никто не делал, но ведь, если бы что-то было, они бы заметили? Лера заверила, что заметили бы, хотя сама в этом сомневалась. Да, часто генетические аномалии видны сразу, но бывают и такие, что проявляются с возрастом. Хотя Лере и не удалось пока найти ничего похожего среди известных болезней. Да и странное свечение ни в какие генетические аномалии не укладывалось, а Павлов уверял, что в ту ночь, когда умерла Дарья, его тоже видели. Покинув дом Антоновых, Лера поняла, что ей нужно поговорить с мужем Нелли Коростаевой. Она сама не могла внятно ответить, что именно хочет с ним обсудить, но чувствовала: надо. И хоть больше всего на свете ей хотелось отправиться домой и лечь в постель, она позвонила Павлову, чтобы узнать номер телефона Алексея Коростаева. Алексей встретиться не отказался, но был более насторожен, чем мать Дарьи Антоновой. Тем не менее он, хоть и забрал тело жены и похоронил, так до конца и не поверил, что это именно Нелли, а потому все еще надеялся ее найти и не отказывался от сотрудничества с полицией. Встречаться пришлось в парке. Том самом, где нашли тело Нелли, но в другой его стороне. Лера подозревала, что Алексей специально теперь ходит другими тропами. Когда Лера нашла его, он сидел на лавочке, а большой лохматый пес неизвестной ей породы степенно прогуливался рядом. Не носился, как остальные псы, отпущенные с поводка, а бродил рядом, то и дело бросая взгляды на хозяина, будто боялся выпустить того из виду. Лера не видела Алексея раньше, но думала, то он должен быть ненамного старше своей жены, а той на момент смерти было двадцать четыре. Алексей же, в мешковатом пальто, небритый, с залегшими под глазами тенями и опущенными уголками рта, походил как минимум на сорокалетнего мужчину, уставшего от жизни и тяжелой работы. Впрочем, люди в горе, потерявшие близкого человека, и не могут выглядеть иначе. Алексей бросил на Леру полный боли взгляд, когда она поздоровалась и села рядом с ним. – Это вы мне звонили? – уточнил он. – Вы из полиции? И Лера почему-то решила сказать правду: – Я не из полиции. Точнее, не совсем. Я судмедэксперт. По лицу мужчины пробежала болезненная судорога. Он понял, что Лера не просто судмедэксперт, она тот, кто делал вскрытие тела его жены. – Значит, вы тоже считаете, что это она, Нелли? – Отпечатки пальцев и анализ ДНК указывают на это. Алексей закусил губу и отвернулся. Лера не торопила его. Она сама не знала до конца, какие вопросы хотела задать ему, поэтому позволила просто помолчать, привыкнуть к ней. – Как такое могло случиться? – наконец спросил Алексей. – Ей ведь всего двадцать четыре! Она здоровая молодая женщина, красивая молодая женщина! Он вытащил из кармана телефон, торопливо вывел на экран фотографию и повернул к Лере.