* * * Нравы в заведении оказались весьма спартанскими. Вместо той одежды, что на ней была, Лере выдали длинную юбку до пола, безразмерную голубую блузку и стоптанные кем-то сто лет назад ботинки. Она и до этого выглядела плохо, а теперь и вовсе походила на служанку. Ее одежду обещали отдать утром в понедельник, чтобы было в чем поехать на работу. Хорошо хоть не смотрели, как она переодевается. А все потому, что телефон у нее тоже отобрали, но этот момент они с Павловым предусмотрели: с собой Лера взяла старый смартфон, который Павлов принес ей из каких-то вещдоков. Свой же телефон Лера поставила на беззвучный режим и примотала скотчем к ноге. Оставаться в этом богоугодном заведении без связи она не рисковала. Да и на память не надеялась. Если ей удастся добраться до документов Общины, будет проще их сфотографировать, чем запомнить. Проверяя, надежно ли держится телефон, Лера невольно коснулась рукой шрамов на бедре. Они появились у нее полтора года назад, одновременно с ночными кошмарами. И если момент падения в воду стерся из памяти, то как царапала ржавым гвоздем на собственной коже подсказку полицейским, не надеясь выжить в руках маньяка, Лера помнила прекрасно. Знала, что ее тело попадет в руки полицейских, и хотела дать им знать, где искать маньяка. Выжить не надеялась, но выжила. Можно считать, повезло. Ей выделили комнату с двумя кроватями, предупредив, что соседка уехала в командировку по работе и вернется на следующей неделе, а потому рассчитывать на то, что она всегда будет тут одна, не стоило. Лере большего и не нужно было: она не собиралась приходить сюда еще раз. Очевидно, комната когда-то была чуланом, потому что в ней не было окон. И такой расклад Леру одновременно пугал и радовал. В случае чего выход у нее будет только один: через дверь. Но зато никакие ветки и птицы не станут стучать в окно по ночам. В последнее время Лера не могла нормально спать из-за этих звуков. Возможно, прав был Илья, и ей все-таки придется обратиться за помощью к психотерапевту. Она может храбриться сколько угодно, но травмирующие события оставляют свой след даже на сильных личностях, создавая проблемы тогда, когда их не ждешь. Полтора года Лере удавалось держаться, но вот ее вырвали из привычной жизни, лишили дома и друзей, выключили солнце, обложили низкими тучами – и она начала сдавать. Ее пугают непонятные звуки, она слышит шорохи за спиной, видит тени краем глаза. Первая ночь прошла относительно спокойно. Лера решила не рыскать по дому сразу. Она ведь пока не знает даже его устройства, не знает, где что располагается, чем живет эта Община. Завтра осмотрится, а там уже можно и по ночам походить. Тем не менее ей не спалось. Она не взяла с собой спрей для носа и теперь не могла нормально дышать, а потому ей не удавалось уснуть. Лера не слышала посторонних звуков, но то и дело видела мелькающие тени под дверью. В коридоре всю ночь горел тусклый свет, и если кто-то шел мимо ее комнаты, то это было видно. Но вот проблема: Лера прекрасно слышала звуки в соседней комнате, даже легкое покашливание какой-то женщины, а когда кто-то проходил мимо ее двери, до нее не доносились шорохи шагов. И это заставляло сердце пропускать удар каждый раз. В конце концов обозвав себя истеричкой, Лера отвернулась к стене, накрыла голову подушкой, зажмурилась и через некоторое время провалилась в сон. Как выяснилось утром, кроме ежедневных бесед с отцом Юрием, в Общине активно использовалась трудотерапия. Белогородцев считал, что во время труда очищается не только душа, но и голова, а поскольку никаких современных способов облегчения домашней работы вроде стиральной машинки или посудомойки здесь не приветствовали, то очищаться приходилось с утра до вечера. Леру определили на кухню. Не готовить, конечно, готовить она не умела, о чем сообщила сразу же и получила неодобрительный взгляд главной по кухне – женщины лет шестидесяти по имени Клавдия. Лере даже показалось, что Белогородцев рассказал той, с каким запросом прибыла сюда Лера, поскольку кухарка пробормотала что-то вроде: «Готовить не хотят, а замуж им подавай». Лере поручили мыть посуду. Дом оказался большим и непонятным, напоминающим лабиринт, имел около десятка комнат и огромную гостиную, в которую на выходные выносили несколько деревянных столов, превращая в столовую. В выходные сюда стекалось большинство прихожан, а потому готовить – и мыть посуду – приходилось целый день. К вечеру у Леры горели руки, а кожа на них стала красной и потрескавшейся, ведь ей не выдали никаких перчаток. Клавдия была ею недовольна, а потому неразговорчива. Как ни пыталась Лера выведать у нее некоторые подробности, кухарка лишь зыркала из-под насупившихся бровей и советовала лучше тереть тарелки, чем молоть языком. Короткая передышка выдалась лишь тогда, когда на обязательную беседу ее позвал Белогородцев. Клавдия была недовольна тем, что Леру оторвали от работы, но с главным спорить, конечно же, не стала. Отец Юрий сегодня выглядел гораздо презентабельнее, чем вчера, хотя все еще напоминал какого-то мелкого хитрого зверька. Маленькими глазками смотрел внимательно, все время пытался поймать Лерин взгляд, но та теперь ловко уклонялась, делая вид, что просто по природе нерешительна, а настойчивое мужское внимание, которым отец Юрий ее окружал, заставляет ее тушеваться еще сильнее. Если этот тип на самом деле обладает способностями к гипнозу, то Лере стоит держать ухо востро. Белогородцев много рассуждал о предназначении человечества в общем и женщины в частности, строил собственные планы развития мира, не забывая при этом то и дело касаться Лериной руки. Они сидели в креслах у окна, и отодвинуться у Леры не было никаких шансов. В конце концов в своих рассуждениях отец Юрий дошел до роли удовольствий и комфорта в жизни каждого человека, и выяснилось, что он требует от своих прихожан едва ли не полного отказа от благ цивилизации. Полного, но постепенного, что, на взгляд Леры, было довольно умно. Если кто-то сразу отбирает у человека все, велик риск, что человек взбунтуется, а когда это происходит постепенно, когда дается время привыкнуть к очередному лишению, в конце концов просто перестаешь замечать, как сильно изменилась жизнь по сравнению с тем временем, когда еще не было никакой Общины. Насколько Лера поняла, Белогородцев не требовал у своих прихожан сразу отказаться от привычной жизни, позволял им приходить сначала только на выходные, в будни жить в привычных местах, но затем рано или поздно все их имущество становилось общим. То есть его, конечно. Про квартиру Лериной бабушки он выяснял осторожно, но настойчиво. Лера делала вид, что ведется на его разговоры, не стала говорить, что если ей и придет в голову мысль отдать кому-то квартиру, то это точно будет не Община. Есть те, кому нужнее. На самом деле в бабушкиной квартире сейчас и вовсе жила Анюта с мужем. Не так давно сестра по собственной глупости почти лишилась зрения, операции и реабилитация требовали огромных денег, которые не мог заработать даже успешный блогер. И после того, как Лера переехала в Санкт-Петербург, Анюта продала свою стильную студию и перебралась в квартиру бабушки, Лере ведь она все равно пока не нужна. Бабушка когда-то оставила имущество старшей внучке, но Лера считала, что Анюта имеет на него такие же права, как и она. Наверное, узнай Белогородцев об этом, мигом выгнал бы Леру за дверь. А пока он рассуждал, Лера исподтишка разглядывала обстановку, строила планы, как и в какой последовательности искать нужные ей документы. Покинув кабинет, она не пошла сразу на кухню. Зарулила в туалет, вытащила телефон и быстро позвонила Павлову. Тот ответил сразу, но был немногословен, будто слова были платными. – Что там у тебя? – спросил он. – Узнала что-то? – Только то, что я хреново мою посуду, – хмыкнула Лера приглушенно. – Целый день на кухне, лишь на час забрал на беседу Белогородцев, но больше он заливался соловьем, чем я что-то спрашивала. – Плохо, – заключил Павлов. – А ты думал, я тут с ходу список всех прихожан достану? – оскорбилась Лера. – Думала, хоть порасспрашивать кого-то смогу, а в итоге времени даже в туалет сходить нету, вот еле вырвалась. Надеюсь, после ужина что-то смогу. Он тут в шесть, а дальше голодовка до утра. – Хорошо, постарайся, – сказал Павлов и отключился, оставив Леру в полном недоумении и даже в обиде. Снова спрятав телефон, Лера вернулась на кухню и получила от Клавдии очередной разнос: – Почему так долго? – Отец Юрий много болтает, – огрызнулась Лера, за что была награждена испуганным взглядом. Должно быть, критиковать Белогородцева тут было сродни богохульству. – Он тебя отпустил пятнадцать минут назад. За это время уж можно было вернуться. – В туалет зашла. Или это запрещено? – Могла бы поторопиться. – Физиология – штука такая. – Не надо мне про физиологию, думаешь, одна ты тут врач? Лера насторожилась. Кажется, это было то, что ей нужно. – А что, много врачей у в… у нас? – поинтересовалась она. – Много не много, но бывают, – буркнула Клавдия, а потом вдруг добавила весьма миролюбиво: – Мамка моя мне когда-то говорила, что учиться надо, образование получать, тогда в жизни добьешься чего-то. А оно видишь как? Для счастья неважно, сколько ты учился. Я после школы сразу на завод пошла, а Машка шесть лет в меде, потом интернатуры эти ваши, ординатуры-квадратуры. И что? В одной комнате спим. – А Машка эта какой врач? – старательно натирая тарелку, спросила Лера будто между прочим. – Акушер-гинеколог она. Деток в роддоме принимает. Я уж думала, нет лучше работы, каждый день хорошие эмоции, а вот поди ж ты, пришла к нам в таком состоянии, что дальше только с моста прыгать. Насилу ее отец Юрий вытянул. – А она сейчас тут? – поинтересовалась Лера. – На курсы какие-то уехала. Вроде как через пару недель вернется. Но ты имей в виду, болтать некогда будет. И так ничего не успеваешь, – предупредила Клавдия, и Лера подняла руки, давая понять, что тратить время на беседы с коллегой не станет. Клавдия вытащила из кастрюли ложку, которой мешала рагу, попробовала на соль и принялась мешать дальше. Лера поняла, что рагу на ужин она сегодня есть не станет. История про гинеколога показалась Лере заслуживающей внимания. Врач из роддома, которой помог отец Юрий и которая вполне могла перенять его философию, но пойти в ней дальше, – это как раз то, что они искали. – А фамилию ее не помните? – А тебе зачем? – Клавдия подозрительно прищурилась, и Лере пришлось срочно искать причину своего любопытства. – Может, я ее знаю, врачебное сообщество не такое большое, как кажется. Тут она, конечно, приврала. Но ведь Клавдия не знает, что сама Лера всего несколько месяцев живет в этом городе. – Не то Митрофанова, не то Мирошникова. Как-то так. Нам тут фамилии без надобности, а уж как там в миру, я не знаю. Я давно здесь живу, была среди первых. Значит, Митрофанова или Мирошникова. Улучив момент, когда Клавдия куда-то отлучилась, Лера вытащила телефон и быстро написала Павлову смс. Звонить не стала, поскольку в любой момент Клавдия могла вернуться. Лера и так едва успела одернуть юбку, когда дверь кухни распахнулась. Правда, вошла не Клавдия. Лера быстро выпрямилась, а, взглянув на дверь, испуганно охнула и отступила назад. * * * Звонок Леры застал Олега в тот момент, когда он смотрел на собственное кресло в рабочем кабинете и думал, не вздремнуть ли в нем хотя бы полчаса. Он все еще мог работать ночью, а затем, не отправляясь домой, плавно вливаться в рабочий день, который на самом деле был субботой, но с каждым годом это становилось все сложнее. А ночка выдалась та еще! Олег ничего не сказал Лере, просто не было времени посвящать ее в подробности, но этой ночью у них появилась третья жертва. В отличие от первых двух, сразу было понятно, что жертва, несмотря на внешний вид, молода. Ни одна старушка в возрасте под девяносто не наденет на себя пятнадцатисантиметровые шпильки, чулки в сеточку и кожаную юбку, едва-едва прикрывающую филейную часть. Это в ноябре, между прочим! А во-вторых, был свидетель, который жертву сразу же и опознал. Когда Павлов в составе опергруппы прибыл на вызов в небольшую рощу на окраине города, свидетель – а точнее, свидетельница – сидела прямо на подмерзшей земле, раскачивалась вперед-назад как болванчик и выла. Собственно, по этому вою ее и нашли. Девушка была молода, лет двадцати пяти, и походила на дорогую шлюху. Черные сапоги выше колена на каблуках, которыми запросто можно было защищаться от вампиров, чулки, короткая юбка и белый полушубок, не прикрывающий даже поясницу. Длинные пальцы с угрожающе-красными ногтями то и дело цеплялись за черные, всклоченные уже волосы и нещадно их рвали. Увидев полицейских, девица завыла еще громче, указывая пальцем с кроваво-красным ногтем в сторону кустов. Криминалист нырнул туда первым, и вскоре оттуда послышался его взволнованный голос: – Ребята, тут старуха на шпильках! Опять… – Она не старуха-а-а, – завыла девица и вырвала у себя еще один клок волос. Олег понял, что надо спасать девицу, пока она не осталась совсем лысой. Ему не было жалко девицыных волос, но новость о третьем трупе заставила желать как можно скорее получить данные. Да еще из первых уст. Девице дали глотнуть почти неразбавленного спирта из чемоданчика экспертов, и она как-то сразу успокоилась, смогла пересесть с земли в полицейскую машину и начать рассказывать. Девицу звали Виолеттой, а ее товарку, которая еще час назад была живой и здоровой, как и сама Виолетта, Амалией. Павлов подозревал, что уже утром выяснится, что Виолетта в миру какая-нибудь Настя, а Амалия – Аня, но пока решил звать их так. Понятное дело, никаких документов ни у одной, ни у второй при себе не было. В общем, Виолетта с Амалией работали стриптизершами в одном из клубов Северной столицы, но этой ночью возвращались с шабашки. Выступали они дуэтом, и обеих пригласил в загородный дом один богатый мажорчик, с размахом празднующий последние деньки свободной жизни. На мальчишник, то бишь, их позвали. Мальчишник, правда, пошел не по плану. Когда Виолетта и Амалия были уже в одних лишь кружевных трусиках и готовились снять с себя последнее, в загородный дом мажорчика ворвалась будущая жена. Вскоре выяснилось, что невесте кто-то прислал фотографии, на которых ее благоверный развлекается в компании проституток. Приняв честных стриптизерш за тех самых проституток, невеста набросилась на них с кулаками, а изрядно выпившие парни не упустили возможности посмотреть на женскую драку, заступаться за приглашенных стриптизерш не стали. Виолетта и Амалия, похватав свои вещи, выскочили из дома в чем были, решив, что разбираться с мажором будут завтра. – Одевались прям на улице, – рассказывала Виолетта, раскрасневшаяся то ли от спирта, то ли от тепла в полицейской машине. – Замерзли ужасно. А Амалия и так носом шмыгала уже несколько дней. Даже у меня в носу уже щиплет, я с этого Никифорова еще и за больничный денег стрясу! Одевшись, стриптизерши решили вызвать такси и ехать домой. Правда, чтобы немного сэкономить, пошли пешком через лесок, в котором сейчас и находились. Дескать, идти недалеко, а за леском уже город начинается, и тарифы там у таксистов совсем другие. Чужих людей девицы не боялись, постоять за себя умели: у каждой в сумке был перцовый баллончик, а за плечами – курсы самообороны. В их профессии без таких навыков никуда. Когда они прошли уже половину пути, Амалии внезапно захотелось в туалет. Виолетта предлагала товарке присесть тут же, под кустиком. Мол, темно, нет никого, а сама она что там не видела? Но нет, Амалия поперлась вниз, за деревья. Виолетта видела огонек ее мобильного телефона, которым девушка подсвечивала себе дорогу. Затем смотреть перестала, отвернулась, прикурила. – А потом услышала какой-то звук, – снова начиная дрожать, продолжала Виолетта. – Такой низкий гул, будто самолет летит. Обернулась, посмотрела в небо, потому что по звуку казалось, что самолет должен лететь над самыми деревьями. И тут – оно! – Что – оно? – уточнил Олег, уже догадываясь, что расскажет девица. – Вспышка. Такая яркая, словно кто-то мощным фонарем в небо посветил. Как раз в том месте, куда Амалка ушла. Несколько секунд посветило и погасло. И вонять стало ужасно, будто кто-то с больным кишечником взорвался. Я Амалку позвала, а она не отвечает. Ну, что делать? Полезла смотреть. А там… Девица обхватила себя за плечи и снова зарыдала. Она полезла смотреть, а там вместо товарки, удобряющей пожухлую осеннюю траву, лежит мертвая старуха в товаркиных вещах. Да уж, тут кто угодно завыл бы. И так счастье, что девица в полицию смогла позвонить. – Виолетта, а расскажите мне немного об Амалии, – попросил Олег, пока девица не зашлась воем заново. – Что именно? – размазывая по лицу помаду и тушь, спросила Виолетта. – Да что знаете. Где живет, семья есть? Девица пожала плечами.