– Кстати, а почему вы пошли в неоплачиваемый отпуск? – внезапно спросил Олег. Девушка растерялась. – Что? – Я спрашиваю, зачем вам отпуск? Алина снова вздернула подбородок. – Я же сказала: бабушка у меня болеет. Вот я и пошла за ней ухаживать. – А почему вы, а не ваша сестра? Я поинтересовался, ваша зарплата намного больше, плюс у нее медицинское образование. Но в неоплачиваемый отпуск почему-то пошли вы, а не она. – Это наши семейные дела, – упрямо повторила Алина. – Вас они не касаются. Не касаются, но интерес подогревают. Ведь на самом деле, чтобы ухаживать за больной бабушкой, Ева – намного более выгодный кандидат. Медсестра по образованию, зарплата небольшая. Лера говорила, что и характер тихий и спокойный. Так почему Алина? С этим вопросом Олег спустился на этаж ниже и позвонил в дверь Леры. Она не открывала долго, а когда открыла, выглядела недовольной. – Павлов? – удивилась Лера, увидев его на пороге. – Ты здесь какими судьбами? – Был у твоих соседок, – пояснил Олег. – Зашел поделиться наблюдениями. Лера удивленно выгнула бровь, но в квартиру пропустила. На кухне на столе Олег заметил большую пачку салфеток, а также чайничек, от которого исходил упоительный запах меда и лимона. – Болеешь? – поинтересовался он, без спросу усаживаясь за стол. – Чай будешь? – спросила в свою очередь Лера, оставив без ответа этот риторический вопрос. – Только у меня с медом и имбирем. Другого нет. Я больше по кофе. – С имбирем? Конечно буду! Обожаю имбирь. Лера посмотрела на него с подозрением. И, между прочим, зря. Олег на самом деле питал слабость к имбирю: глинтвейн и рождественское печенье были его любимыми сладостями. В этом он никому не признавался, считая недостойной сурового мужика слабостью, но мимо новогодних ярмарок никогда не проходил. Лера поставила на стол еще одну чашку, молчаливо предлагая ему самому налить себе чаю. Олег уже успел неплохо узнать ее, чтобы понимать: в этом доме ни за кем не ухаживают, у каждого есть руки и возможность обслужить себя самому. – Делись наблюдениями, – предложила Лера, когда он налил себе горячий напиток, а она села за стол чуть подальше, чтобы не чувствовать аромат имбиря. Олег поделился. И тем, что ему рассказали, и своими вопросами. – Бабушка? – только и переспросила Лера. – Честно говоря, никогда не видела у них бабушку. Соседка снизу как-то сплетничала, что их мать умерла пару лет назад, а вот про бабушку разговоров вообще не было. – Интересно, – протянул Олег. – Может, давно болеет? Неходячая. Потому ты и не видела. – Да, но я живу тут почти четыре месяца, а бабушка заболела, говоришь, только месяц назад. – Стало хуже? – предположил Олег. – Знаешь, не нравится мне это, – призналась Лера. – Что именно? – поинтересовался Олег, хотя ему тоже не нравилось. Собственно, для этого он сюда и пришел. – Там что-то происходит. У Алины с Евой, я имею в виду. Не знаю, связано ли это с убийствами, но у них определенно что-то не так. Да, я не так уж часто бываю дома, но знала бы, если бы у нас в подъезде… – Парадной. – Что? – Ничего, продолжай. – Так вот, если бы у нас в подъезде был тяжелый больной, я бы знала. У нас соседка с первого этажа та еще сплетница. Когда встречаю ее, тут же узнаю обо всех соседских новостях. Новостей у нас не так много, квартир всего девять, поэтому любое изменение – это новость. И если бы у сестер была тяжело больная бабушка, я бы знала. Когда мы играли в покер, ни о какой бабушке речи не шло. Ева спокойно просидела с нами полночи, а Алина была на работе. – А когда вы играли в покер? – заинтересовался Олег. Лера задумалась, что-то вспоминая, а потом сказала: – Около двух недель назад, в выходные. – Странно. Алина взяла за свой счет почти месяц назад. – А Ева сказала, что сестра на работе. – Ты права, что-то тут нечисто, – согласился Олег. – И надо непременно выяснить что. Чуйка меня подводит редко, а сейчас она прям вопит, что это неспроста. – Просто это единственная ниточка, которая хоть как-то связывает всех трех жертв, вот ты и боишься, что она окажется пустышкой, – хмыкнула Лера. – Может и так, – не стал спорить Олег, уже погруженный в свои мысли. А потом вдруг встрепенулся и посмотрел на Леру. – Слушай, а у тебя пожрать есть что-нибудь? Я только кофе с утра пил. Лера удивленно вздернула брови, и Олег уже подумал, что она сейчас скажет, что не обязана его кормить, но она ответила другое: – Посмотри в холодильнике, там жаркое вроде было. Но ему уже два дня, имей в виду. – Пф-ф-ф, если плесенью не покрылось, то съедобно. Олег поднялся и без зазрения совести принялся копаться в чужом холодильнике. Глава 10 Их было трое. О том, что ждет тройню, Вера Сармацкая узнала на первом же УЗИ, куда ее отправили из женской консультации. Поначалу она была в ужасе: незамужняя студентка, которую парень бросил, едва только тест показал две полоски. Вера не знала, как вырастить и одного-то ребенка, а тут сразу трое. Не каждая полноценная семья такое потянет, а что делать ей? Но тут ее мать, до этого пившая валерьянку и причитавшая, что никогда бы не подумала, что умница и отличница дочь принесет в подоле, встала насмерть: никакого аборта! Детей вырастим, все будет если не хорошо, то нормально. В конце концов, она же как-то вырастила Веру одна. Вера, в тот момент пребывавшая в состоянии глубокого шока, не смогла ответить, что растить одного ребенка все-таки в три раза проще, чем троих. Девочки родились раньше срока, всего лишь на тридцатой неделе. Безо всякого предупреждения. Беременность протекала нормально, без особенных проблем. Но однажды студеной зимней ночью в конце января Вера встала в туалет, но до него не дошла: вода хлынула из нее потоком, и тут же острой болью скрутило живот. Мать проснулась от ее крика и в таком виде – согнутой наполовину – посадила в такси. К тому моменту, как они приехали в роддом, роды уже начались, остановить их было невозможно. Лишь одна из девочек имела вес больше килограмма. Две другие родились такими крошечными, что Вера даже смотреть на них боялась. Самую крупную девочку назвали Алиной, и за ее жизнь врачи практически не волновались. Она быстро набирала вес, вскоре начала дышать сама, и Вере даже разрешили осторожно кормить ее из бутылочки, в зонде больше не было необходимости. Две другие же, названные Евой и Луизой, за жизнь держались с трудом. Они лежали в кувезах, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения. В глубине души Вера считала, что они не выживут, и испытывала от этого позорное чувство облегчения. Одну Алину она сможет поднять на ноги, с одной Алиной она справится. Через месяц Алину разрешили забрать домой. Две другие же остались в больнице, все еще обитающие между жизнью и смертью, хотя теперь уже немного ближе к жизни. Они набрали вес и начали дышать самостоятельно, но питались все еще через зонд и плохо держали температуру, поэтому из кувезов их все еще не доставали. Вера, наконец познавшая радость материнства, с удовольствием возилась с Алиной и все реже ездила в больницу к другим дочерям. По будням мать работала и Вере не с кем было оставить Алину, поэтому наведывалась в больницу только в выходные. Пока однажды ей не позвонили. Напряженный голос врача ничего не объяснил по телефону, лишь попросил срочно приехать. Перепуганная Вера оставила Алину соседке и понеслась в больницу. Неделю назад в отделение пришел новый врач. Молодой, амбициозный. Он занимался изучением близнецов, поэтому девочки Сармацкие сразу привлекли его внимание. И в целях эксперимента врач решил положить их в один кувез, изначально считая разделение по разным ошибкой. Девочки были однояйцевыми, более того, если у Алины в утробе был отдельный околоплодный пузырь, то Ева и Луиза находились в одном. Редчайший случай даже среди близнецов. И сейчас, как считал врач, они и поправляются медленно, поскольку их разделили. Несколько дней назад девочек положили вместе. И почти сразу же у одной начались улучшения. Пока незаметные глазу для той же Веры, но очень показательные для врачей. Только если у Евы наметились улучшения, то у Луизы – наоборот. Тем не менее успехи одной из девочек воодушевили врача, и он продолжил эксперимент, считая, что Луизе просто нужно больше времени. А этой ночью сердце Луизы остановилось. И никакие реанимационные мероприятия не помогли. Таким образом у Веры осталось двое детей. И только стоя на кладбище над маленьким гробиком, Вера поняла, что ошибалась все это время: она любила всех детей и хотела растить троих. Она ненавидела себя за те мысли, когда думала, что девочки не выживут. Но ненавидеть себя – саморазрушающее чувство. Ненавидеть другого гораздо проще. И ненависть эта обратилась на Еву. Нет, внешне все было нормально, Вера заботилась о ней, называла дочкой, но самой себе могла признаться: девочку она не любит. Вера считала, что Ева каким-то образом забрала жизнь сестры, ведь, пока они лежали по разным кувезам, Луиза жила. Догадки Веры подпитывал и тот факт, что после смерти Луизы Ева стремительно пошла на поправку, и уже две недели спустя Вера забрала ее домой. Девочка росла странной. Может быть, если бы она была одна, ее особенности не бросались бы в глаза, но рядом с ней была Алина, и, глядя на дочерей, Вера понимала, что с Евой не все в порядке. Развивалась она как обычно, даже в чем-то обгоняла Алину. Раньше пошла на горшок, раньше научилась читать, лучше училась в школе. Но при этом была чересчур тихой, будто повернутой в себя. Ей не требовались друзья, она прекрасно находилась в обществе себя одной. Любила, казалось, только Алину, даже мать ей была не нужна. Ева могла подолгу лежать на кровати и смотреть в потолок или сидеть на стульчике, уставившись в угол. Молчала, но Вере в такие моменты казалось, что она общается с кем-то невидимым. Не словами, а словно… ментально. В такие моменты у Веры по спине пробегали мурашки, становилось неуютно, и она стремилась выйти из комнаты или пообщаться с Алиной, чтобы убедиться, что вторая дочь совсем другая. А лет в пять-шесть, когда Ева уже хорошо мыслила и разговаривала, она начала рассказывать, что ее невидимую подружку зовут Луиза. Описывала ее точно так же, как себя, только говорила, что Луиза меньше, худее и бледнее. Луиза – слишком редкое имя, чтобы считать, что так зовут какую-нибудь детсадовскую подружку девочек. Да и Алина ни про какую Луизу не слышала. Третьего близнеца ни Вера, ни ее мать никогда не вспоминали дома, не возили девочек на кладбище, и, откуда Ева могла узнать о Луизе, Вера не предполагала. Каждый раз при этом у Веры случалась истерика. Она кричала, что Ева все выдумывает, что нет никакой Луизы. Однажды даже ударила дочь. С тех пор о Луизе Ева не говорила, но продолжала смотреть в угол, играть с куклами будто с кем-то и, укладываясь спать, подвигалась в угол кроватки, словно рядом кто-то лежал. Вера теперь знала, кого придумала дочь, и кричала уже и на это. Но чем больше она запрещала Еве, тем сильнее та уходила в себя, однако «общаться» с Луизой не перестала. Вера пробовала водить Еву к психиатру, но и это не помогло. Алина росла душой компании. У нее всегда было много друзей, много поклонников, она могла убежать гулять до утра, не выучить уроки, но все равно оставаться любимицей и матери, и бабушки, и даже учителей. Ева была тихой, замкнутой, с годами все сильнее. Порой от нее можно было не услышать ни единого слова за целый день. Она хорошо училась, но, несмотря на это, учителя ее будто не замечали, а когда замечали, предпочитали смотреть в сторону от странной девочки. Все будто чувствовали то же, что и Вера: пробегающий по позвоночнику холодок, когда Ева находилась рядом. Однако девочки дружили. Алина не давала сестру в обиду, никто не смел даже косо посмотреть на Еву. Делилась с ней вкусняшками и подарками, которыми ее щедро осыпали поклонники, но при этом уважала характер сестры, не таскала за собой по гулянкам и не высмеивала странности. Может быть, если бы не эта взаимная любовь, Вера нашла бы способ избавиться от Евы. Отправила бы к бабушке, например. Мать Веры купила себе дачу недалеко от Гатчины и круглый год теперь жила там. Вчетвером в старой двухкомнатной квартире было уже тесно. Но Алина любила Еву, и Вера не рискнула их разлучать. После школы Ева, забитая и спокойная, поступила в медицинский колледж. О том, что ее знаний может хватить на университет, ей никто не сказал. Никто не вложил в нее уверенности в собственных силах, скорее наоборот. Вера всячески твердила, что хорошего образования с ее странностями не видать, что ее не станут терпеть в коллективе без Алины, а потому нечего и пытаться. На самом деле Вера боялась, что, пойдя в медицинский университет, Ева выберет себе специальность патологоанатома. Чего еще ждать от такой пугающей девочки? И тогда Вере и вовсе места дома не найдется. Она и так боялась туда приходить. Алина же не поступила никуда. В отличие от сестры, у нее была куча уверенности в себе, а вот знаний не хватало. Она подала документы в университет, хотела стать режиссером, но с треском провалилась. Нашла работу официантки в клубе. Зарабатывала неплохо, общалась с множеством людей и большего уже не хотела. Может быть потом, годам к двадцати пяти, а пока ей хватало того, что есть. Когда девочкам исполнилось двадцать, умерла бабушка, а через полгода и Вера. Все чаще она прикладывалась к бутылке, поскольку только так ей не было страшно рядом с Евой, да и просто несложившаяся жизнь требовала запить горе, а потому к тому времени Вера уже заработала себе цирроз печени, от которого и отошла в мир иной. Девочки остались вдвоем в квартире. Ева закончила колледж и устроилась администратором в клинику, Алина продолжала работать все в том же клубе. По крайней мере, так обстояли дела еще месяц назад. До того, как Алина внезапно взяла отпуск за свой счет на работе и начала врать про некую бабушку, за которой ей надо присматривать. Эту историю рассказал Павлов Лере, сидя на ее кухне день спустя. А ему ее поведала близкая подруга Веры Сармацкой: женщина, которую Вера, кажется, использовала вместо личного дневника, слишком уж много подробностей та знала. А с Павловым поделилась, поскольку Вере это уже не навредит, а Еву подруга терпеть не могла и боялась, как когда-то и ее мать. – И что это доказывает? – поинтересовалась Лера, подперев кулаком щеку. – Пока только то, что девчонки весьма странные, – пожал плечами Олег. – А еще то, что нет у них никакой бабушки, за которой они могли бы ухаживать. Я порасспрашивал их друзей, Алину недели три уже никто не видел. Сразу после того, как она ушла с работы, она еще отвечала на звонки, но при этом коротко и порой невпопад, а теперь и вовсе к телефону не подходит. Те, кто знают номер телефона Евы, пытались найти Алину через нее, но Ева каждый раз отвечает, что сестра то спит, то вышла, то еще что. Мол, она ей передаст. Но Алина ни разу никому не перезванивала.