– Прослежу, – заверил Иван. Глава 11 – Валерия Романовна, жмурик новый! – громко крикнул санитар из холла. – В какой холодильник его? – Клади в третий, – не отрываясь от компьютера, на котором как раз писала заключение, ответила Лера. – Все правильно оформил? – Обижаете! – весело ответил Андрей. Лера слышала, как он возится среди холодильников, загружая тело в нужный, а спустя несколько минут он появился в ее кабинете. – Кого там привезли? – поинтересовалась она, по-прежнему глядя в монитор. – Девчонку, – вздохнул Андрей, падая на второй стул. – Молодая совсем. Говорят, в квартире нашли, она уже несколько недель как умерла. Во льду лежала, представляете? Лера почувствовала, как горячая волна обдала все тело от макушки до пяток. Она оставила клавиатуру и повернулась к санитару. – Дай документы, – попросила не слишком вежливо, сама ощущая, как охрип голос, и не больное горло было тому виной. Андрей протянул ей тонкую папку, в котором Лера первым делом нашла имя девушки: Алина Сармацкая. Олег и Иван не посвятили ее в то, что собирались проникнуть в квартиру соседок, не сказали, что нашли тело, поэтому Лера сейчас испытала настоящий шок. Стрельнув у санитара сигарету, она извинилась и прямо в халате, на который набросила куртку, вышла во двор, к скамейке, где частенько курили те, кто любит это дело. Сама Лера курила крайне редко, но сейчас скамейка показалась ей идеальным местом, откуда можно поговорить. Павлов трубку не поднял, поэтому она позвонила Ивану. – Ко мне привезли тело Алины Сармацкой, – сказала она без предисловий. – О, к тебе? – наигранно удивился тот. – Здорово, повезло! Лера выдохнула сквозь зубы. Очевидно, для Ивана ее слова сюрпризом не стали, и он – как и Павлов, скорее всего, – имеет к этому отношение. – Ты можешь нормально объяснить, что произошло? – Да чего там объяснять? Зашли мы с Олегом тихонько в квартиру сестричек Сармацких, а там труп в ванной. В куче льда. Вышли, дверь приоткрытой оставили, сами у тебя засели. Ну, то есть я засел, Олег поехал дальше за дамочкой нашей следить. Кстати, у тебя кола закончилась. Тебе купить или ты не пьешь? Лера раздраженно дернула пальцами и сломала сигарету, которую крутила в руках, так и не зажигая. Она знала Ивана без году неделю, но он порой казался ей невыносимым. Интересно, как его терпят те, кто с ним работает постоянно? – Не пью, – сказала она коротко. – Ну ладно. В общем, как мы и рассчитывали, через полчаса – визг. Ну я выбежал якобы посмотреть. Мамашка из квартиры напротив вынесла чадо погулять, увидела открытую дверь, зашла посмотреть, все ли в порядке, и обнаружила труп. Рассчитали мы с Олегом все как по крупицам. – Козлы вы с Олегом, – не удержалась Лера. – Молодую женщину такому стрессу подвергли. – У нас было два варианта: или тебя послать к Еве по-соседски, или предоставить другим найти тело Алины, ты бы какой выбрала? Лера сделала глубокий вдох и ничего не ответила. – А что с Евой? Задержали? – Не знаю, Олег пока не звонил. Как будут новости, сообщу. А ты вскрытие сегодня сделаешь? На самом деле у Леры было еще полно работы, но все ее дела касались документов, так что ничего не мешало ей взять тело Алины на стол сейчас. До конца рабочего дня времени еще много, справится. А ей самой не терпелось понять, отчего умерла соседка и имеет ли ее сестра к этому отношение. Сохранив документы, Лера велела санитару готовить тело в аутопсии. Тот удивился, конечно, рассчитывал, что сегодня они этого делать уже не будут, но отправился к холодильникам. Лера же за это время быстро залила кипятком очередной пакетик с волшебным порошком. Да, вредно, но что делать, если проклятая простуда никак не проходит, а работать надо? Выпив его почти залпом, она отправилась в прозекторскую. Ее внимание тоже сразу же привлекла рана на виске Алины. Височные кости тонкие, одно неудачное падение с несильным даже ударом в это место может стать смертельным. Беря в руки скальпель, Лера на секунду замялась. Осторожно поднесла его ближе, посмотрела на глянцевую поверхность, в которой отражались искаженные очертания помещения вокруг. Медленно поворочала его, убеждаясь, что никакой тени за ее спиной не видно. Но стоило ей поднести скальпель к коже девушки, как что-то темное в его отражении все-таки мелькнуло. Лера подпрыгнула от неожиданности, с трудом сдержав вскрик. – Андрей! – возмущенно зашипела она, сообразив, что это просто санитар прошел сзади. – Что? – откликнулся тот. – Не подкрадывайтесь так тихо! Санитар удивленно посмотрел на нее, но ничего не ответил. А Лере пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя и унять дрожь в руках. Еще не хватало, чтобы Андрей что-то заметил. Очень скоро выяснилось, что Алина умерла не от удара по голове. Засохшей крови на виске было много, даже тающий лед не смог ее смыть, но вот рана оказалась поверхностной. Кость не была задета, и в целом головной мозг не выглядел пострадавшим, поэтому эта рана смертельной стать не могла. Что именно послужило причиной смерти, сказать сейчас было уже трудно. Внешних повреждений, кроме раны на виске, Лера не нашла. Зато заметила на обеих руках очень характерную дорожку вдоль вен: следы от многочисленных инъекций. Значит, Алина Сармацкая была наркоманкой? Что ж, в таком случае можно предположить смерть от передозировки. Оставалось надеяться, что анализы что-то покажут спустя месяц после смерти. Внутренние органы Сармацкой были не повреждены, но идеальным здоровьем Алина все же не обладала. Лера нашла и признаки гастрита, и камни в желчном, и некоторые изменения в почках. А вот родинки на левом плече не было. И теперь совершенно не прослеживалась ее связь с тремя девушками, превратившимися после смерти в старух. Если с этим как-то связана Ева Сармацкая, то, возможно, ее допрос даст ответы на некоторые вопросы. * * * День с самого утра пошел не так, как положено, и Ева поняла: что-то случится. Утром оказалось, что дома закончился кофе, хотя она точно помнила, что несколько дней назад его было еще достаточно. Пришлось выходить пораньше и покупать кофе в кафе по дороге. На вкус он оказался гадким и скорее расстроил, чем взбодрил. Кроме кофе, закончился еще и лед. Почему она забыла наморозить нового, оставалось непонятным. Ева высыпала в ванную его жалкие остатки, которые не покрыли Алину с головой. Поставив в морозильную камеру новую порцию, ушла на работу. В медицинском центре, где она работала с самого окончания колледжа, была своя душевая для сотрудников. В основном для врачей, конечно, но последнее время Ева всегда приходила пораньше, чтобы воспользоваться ею. Дома теперь ванную занимала Алина, поэтому приходилось пользоваться служебным положением. Но оказалось, что душевая уже занята: один из врачей тоже пришел пораньше, поскольку на самое начало дня у него была назначена операция. И Ева же помнила про эту операцию! Теперь она каждый вечер просматривала план на завтра, чтобы не попасть в такую ситуацию, но вот проглядела. Точнее, забыла. Кто-то другой списал бы эти неприятные происшествия на обычное невезение или невнимательность, но Ева знала: таким образом мироздание предупреждает ее о том, что следует быть начеку, что сегодня что-то произойдет. С самого рождения Ева была чувствительна к таким вещам. Сначала она принимала свою интуицию как должное, позже, когда повзрослела, поняла, что не все люди похожи на нее. Точнее, это она ни на кого не похожа. Потом в ее жизни появилось слово экстрасенс, но Ева не любила его. Экстрасенсом она себя не считала. Экстрасенсы – это те, кто по телевизору рассказывает доверчивым гражданам о том, как умерли их родственники, не говоря при этом ни слова правды. Ева порой смотрела эти передачи, потому что их любила Алина, и каждый раз знала: люди на экране лгут. Вот они держат фотографию девочки, которой давно нет в этом мире, но говорят, что она жива. Или, наоборот, рассказывают о трагической смерти совершенно другого человека. А иногда люди на фотографиях казались Еве странными, будто это не один человек, а несколько: два, три, иногда целые тысячи. Потом она догадалась, что это фотомонтаж или работа нейросети. Поэтому экстрасенсом Ева себя не считала. Она просто другая. Не такая, как все. Но лучше об этом никому не говорить, потому что другие не поймут. Если уж родная мама не поняла, если родная мама ее боялась и ненавидела, что говорить о посторонних? Издевки одноклассников и откровенную нелюбовь учителей Ева принимала как должное. Разве может быть по-другому? А ведь они не знали, кто она, они просто чувствовали, что она не такая, как они. Любила ее только Алина. И Ева любила одну только Алину. Если бы не Алина, жизнь Евы была бы куда невыносимее. Алина защищала ее с самого детства. Алину все любили и не желали расстраивать, а потому и ее сестру обижали меньше, чем хотели. Но Ева чувствовала, что у них внутри, знала, о чем они думают, когда смотрят на нее, поэтому отношением к себе не обманывалась. Не обманывалась, но смирялась. Таких, как она, нельзя любить. Таких, как она, может любить только Алина, потому что с Алиной были с самого первого мгновения сотворения их собственного мира. Ева не представляла себе жизни без Алины. Если бы была возможность, она не отходила бы от Алины ни на шаг, приклеилась бы к ней, растворилась бы в ней, потому что только рядом с Алиной чувствовала себя спокойно, только рядом с Алиной мир был для нее безопасен. И вот однажды, сидя на работе, она вдруг почувствовала: с Алиной что-то не так. Они ощущали друг друга на расстоянии с пеленок, знали, когда одной плохо или грустно, и в тот момент Ева поняла, что Алине очень плохо. На телефон сестра не ответила, и Ева, придумав какую-то чушь, сбежала с работы. Трамвай ехал слишком медленно, и только здравый голос рассудка, утверждавший, что она все-таки медленнее его, не позволил Еве выйти и побежать бегом. Но в какой-то момент Ева внезапно поняла: Алины больше нет. Это осознание ударило ее обухом по голове, заставило вскрикнуть и сложиться пополам от боли. Ева зажала голову руками и закричала что было сил. Ей хотелось воплем разорвать ту тишину, которая образовалась в ней в том месте, где всегда была Алина. Хотелось криком заставить Алинино сердце снова забиться. Пассажиры в трамвае всполошились, водитель остановил состав, все бросились к ней. Но Ева, почти ничего не видя перед собой, растолкала людей и вывалилась из трамвая. Она слышала, как они кричали ей вслед, но бежала вперед, к дому. Она ворвалась в квартиру, позвала сестру и не услышала ответа. Ева точно знала, что Алина дома, но больше ей не ответит. Сестра нашлась в своей комнате. Лежала на кровати, широко раскинув в стороны руки и невидящим взглядом уставившись в потолок. На левой руке ее еще оставался ослабленный жгут, а на полу возле кровати лежал выпавший из ослабевших пальцев шприц. Ева давно знала, что с Алиной что-то происходит. Они работали в разное время: Ева днем, Алина по ночам, поэтому не могли быть все время вместе, но Еве это не мешало чувствовать сестру. Она знала, что несколько раз на дню Алина то рыдает от отчаяния, то мучается от боли, то потом вдруг проникается любовью ко всему миру и ощущает лишь бесконечную радость и благодать. Наверное, если бы Ева дала себе возможность подумать, она поняла бы, в чем дело, ведь она была медиком. Но Ева слишком любила сестру, чтобы думать о ней плохо, а Алина неизменно отвечала, что все хорошо и Еве не о чем беспокоиться. – Все в порядке, малышка, просто мне было грустно, – отвечала она, прижимая Еву к себе, и в такие моменты Еве хотелось раствориться в ее объятиях, а не выпытывать неприятные подробности. И вот теперь Алина мертва. Ева не хотела видеть проблему, не хотела думать о сестре плохо, и теперь Алина мертва. Если бы Ева могла, она умерла бы прямо там, на Алининой кровати, держа сестру в объятиях и крича от боли. Но Ева не могла. Воля к жизни всегда была сильна в ней, сильна настолько, что Ева выжила даже тогда, когда должна была умереть. Ева не могла умереть сейчас, но, как жить без Алины, не представляла. А значит, вариант один: вернуть Алине жизнь. И Ева знала, как это сделать. Всегда знала, просто раньше в этом не было нужды. Ни ради матери, ни ради бабушки Ева не пошла бы на такое, а ради Алины пойдет. Нужно только сохранить тело Алины до тех пор, пока она не вернет ей жизнь. Все шло по плану, но вдруг этим утром Ева поняла, что что-то может случиться. Эти мысли мучили ее, заставляли прислушиваться к себе, и она то и дело косячила на работе. А когда ближе к вечеру вернулась из туалета на рабочее место, плохое предчувствие наконец оправдалось. – Ой, Ева, а ты где была? – спросила напарница Света. – В туалете. – А я думала, ты в столовую пошла, так им и сказала. Сердце вдруг подпрыгнуло до самого горла, а затем провалилось в живот. – Кому? – осипшим голосом спросила Ева. – Полицейским. Они тебя искали. Дышать стало нечем. Полицейские могли искать ее лишь по одной причине, и эта причина значила, что план Евы рухнул. Сердце, так и не вернувшееся в грудную клетку, перестало биться, воздуха не хватило на выдох. – Ева, все хорошо? – испугалась Света. – Ты так побледнела! Что случилось? – Тошнит, – выдавила из себя Ева, поднимаясь. – Должно быть, отравилась чем-то. Я сейчас. Ева бросилась в туалет под сочувственный взгляд напарницы. Она не думала о том, что делает, действовала механически. Древний, как сам мир, голос подсказывал ей, как поступать, и она слушалась его, отключив мозг. Открыла окно и выпрыгнула на улицу, даже не почувствовав холода. Что ей холод, когда мир вокруг рушится? Когда с неба падают огромные глыбы льда, готовые погрести под собой все, что так дорого Еве? И все-таки об одежде стоило позаботиться, чтобы не привлекать внимание. Ева заскочила в ближайший магазин, не меряя, купила первое попавшееся пальто и направилась домой. Заходить, конечно, не стала. Нашла взглядом сидящую на лавочке стайку мальчишек, подошла к ним. За тысячную купюру подростки узнали все, что ей надо, буквально в течение десяти минут.