– И забирали оттуда боеприпасы, – дополнил Лев. – Да, и боеприпасы. Уточните это, пожалуйста, и сообщите нам. – В последний раз Назаров выписывал, – без всяких предварительных уточнений ответила Лариса Петровна, с некоторым удивлением взглянув на начальника. – Вы же… Он же у вас подписывал документы. – Да?.. – рассеянно ответил Пахотин. – Что ж, возможно. Я уже столько раз их подписывал, что в голове все смешалось. А дату вы не припомните? А то у меня что-то… просто склероз. – Нет, точную дату я не помню, но могу посмотреть. – Да, посмотрите, пожалуйста, и сообщите нам. Если я правильно понял, нашему гостю нужны точные сведения. – Желательно, – подтвердил Гуров. Он спокойно наблюдал этот небольшой спектакль, прекрасно понимая и смысл этой игры, и причины, по которым Пахотин разыгрывал перед ним очередную комедию. Очевидно, он, так же как и Калачев, хотел отстраниться от некоторых ключевых событий, которые привели к трагедии, и сделать вид, что сам он – последний человек, к которому следовало бы обращаться с подобными вопросами. Желание это было вполне понятным. Кому же захочется признавать себя причастным к «внеплановым» взрывам снарядов и гибели человека? Но явное беспокойство и волнение Пахотина, то и дело прорывавшееся наружу сквозь доброжелательно-вежливую «готовность к сотрудничеству», настораживали полковника и подсказывали ему, что дело здесь не только во внеплановых взрывах. Не представляя даже приблизительно, что может быть причиной этого беспокойства, Гуров не спешил давить и применять жесткие методы, чтобы добиться внятных ответов на свои вопросы. Для начала он хотел выяснить подоплеку всех этих несуразностей в поведении Калачева и Пахотина. В связи с этим ему вдруг пришло на ум, что в этом мог бы помочь разговор с теми самыми «студентами», которых здесь так успешно обучают стрельбе из ручных противотанковых гранатометов. Они люди посторонние, в загадочных манипуляциях с боеприпасами не участвующие и, следовательно, особых причин утаивать информацию не имеющие. – Занятия у вас проходят ежедневно? – обратился он к Пахотину. – Да, разумеется, – ответил тот. – В этом же здании? – Да, только вход с торца. Здесь у нас, так сказать, административная часть, – любезно улыбнулся Пахотин. – А в аудитории для занятий, тир и спортзал студенты проникают, так сказать, с черного хода. – Я могу пообщаться с кем-нибудь из них? – А? – Рассеянное выражение и отсутствующий взгляд Пахотина ясно показывали, что к такому повороту событий он не готов. – Поговорить с кем-то из обучающихся я могу? – повторил Лев. – То есть… в целом, конечно, но… не представляю, что могла бы дать подобная беседа относительно интересующего вас дела. Кажется, я и сам… я и сам могу ответить на любой вопрос, касающийся обучения, – собравшись с мыслями, уже бойчее заговорил Пахотин. – Стоит ли отрывать студентов? Кажется, я не отказываюсь давать необходимую вам информацию? – В последнем вопросе Пахотина послышалась даже некоторая обида. – Да, разумеется, – поспешил успокоить Гуров. – Просто чем больше источников информации, тем яснее предстает общая картина. Поэтому я подумал… В этот момент дверь открылась, и в кабинете директора снова появилась Лариса Петровна. – В последний раз в часть ездили третьего числа, – сообщила она. – Назаров привозил оптические винтовки для ознакомления, пистолеты и патроны для тира. Его группа тренировалась с боевыми. – То есть получается, что в военной части ваши представители были около двух недель назад? – уточнил Лев. – Да, около того. – А вот это винтовки, привезенные для ознакомления, их, наверное, потом увезли обратно? – Да, если оружие берут только для ознакомления, его увозят сразу же после занятий. – На чем, если не секрет? – Спецмашина, – бодро вклинился в разговор Пахотин. – Спецтранспорт нам выделяет военная часть, так что транспортировка производится по всем правилам. Риски минимальны. Поняв, что переговорить с водителями этого «спецтранспорта», как он надеялся, ему не удастся, Гуров стал прощаться. К теме общения с обучающимися он тоже не вернулся, чем очевидно, весьма порадовал Пахотина. – Приятно было побеседовать, – приторно улыбаясь, произнес он. – Если возникнут какие-то дополнительные вопросы, обращайтесь, всегда рад буду помочь. – В самом деле? Очень любезно с вашей стороны, – в том же официально-вежливом тоне ответил Гуров. – Тогда продиктуйте, пожалуйста, номер своего телефона. Вдруг действительно придется обратиться. Записав телефон директора, Лев вышел на улицу. Но ехать обратно в часть он не спешил. Результаты поездки в фирму «Щит» не удовлетворили Гурова. Разговор получился сумбурным, и единственная информация, которую он уяснил для себя достаточно четко, состояла в том, что его собеседнику очень не хотелось делиться какой-либо информацией. Причем особенно странным было то, что затруднения вызывали самые простые и безобидные, казалось бы, вопросы. «Что это за страшный секрет – периодичность посещения военной части? – думал Лев. – Ведь эту информацию можно получить из нескольких источников, сделать из нее военную тайну не удастся при всем желании. Та же Лариса Петровна просветит. В конце концов, есть водители, которые занимаются транспортировкой». Мысль о водителях напомнила ему о намерении пообщаться со «студентами» фирмы «Щит», которое он так и не смог осуществить. Он уже понимал, что через главных действующих лиц этой истории подобраться к чему-то конкретному не удастся, и что, если он хочет получить хоть какую-то зацепку, нужно плотнее поработать с теми, кто менее заметен или находится, так сказать, на подхвате. Возможно, именно разговор со «студентами» возместит ту информационную недостачу, которая так ощущалась после разговора с директором. Чтобы оценить шансы на проведение такого разговора без ведома администрации, Лев направился по периметру здания в поисках того самого «черного хода», через который, по словам Пахотина, его обучающиеся попадают в учебные аудитории. «В конце концов, наиболее интересную информацию о взрыве дали рядовые, обычные солдаты-срочники, – размышлял он, подходя к торцу. – Ведь это именно они рассказали о том, что на соседнем складе лежат артиллерийские снаряды. То есть именно благодаря им стала понятна причина столь решительных действий командования, отправивших солдат расчищать прилегающую территорию, даже не считаясь с тем, что совсем рядом гремят взрывы и существует реальная угроза жизни этих самых солдат. Возможно, и «студенты» смогут рассказать что-то такое, благодаря чему станет боле понятной скрытность их директора». Однако, дойдя до торцевого входа, Гуров понял, что пообщаться с ними без ведома администрации ему не удастся. В открытую дверь был виден турникет и точно такая же стеклянная будочка с охранником, какая стояла в вестибюле главного входа. Нетрудно было догадаться, что, как только полковник представится охраннику и сообщит, что хочет поговорить со «студентами», об этом сразу же доложат Пахотину. Вариантов действия в подобной ситуации было два: дождаться окончания занятий, когда обучающиеся сами выйдут на улицу, либо подъехать утром, чтобы поймать момент, когда они будут заходить. Взглянув на часы, Лев выбрал второй вариант. Он не знал, в какое время заканчиваются занятия в «Щите», зато точно знал, что очередной рабочий день подходит к своему завершению. Артем наверняка уже подготовил необходимый ему доклад, и Гурову не терпелось с ним ознакомиться. Кроме того, и командир части обещал к вечеру предоставить некоторые интересные документы. Припомнив все это, Лев понял, что объем и значимость информации, которая ожидает его в части, значительно превышает объем данных, которые он может получить здесь, и уже не колебался в выборе приоритетов. Быстрым шагом вернувшись к машине, он завел двигатель и поехал в часть. – О! Вот и Лев Иванович, – бодро приветствовал Артем его появление в кабинете. – А я тут у вас хозяйничаю. – Правильно делаешь. Сиди, сиди, – остановил Лев коллегу, пытавшегося встать из-за стола, чтобы освободить место старшему по званию. – Ты тут так уютно угнездился, что даже не хочется тебя беспокоить. Это – материалы допросов? – кивнул он на бумаги, лежавшие перед Артемом. – Да, то, что вчера наработали в части мои ребята, и еще вот одна папочка специально для вас. Принесла секретарша, сказала, что эти материалы вам очень нужны. Я не стал смотреть, так что по этому поводу ничего сказать не могу. Для вас, значит, для вас. Посмотрите сами. – А по поводу того, что наработали ребята, можешь что-нибудь сказать? – Кое-что могу, но не так много, как хотелось бы, – ответил Артем. – Вроде бы и времени потратили целый день почти и народу целую кучу опросили, а реальных результатов, как говорится, кот наплакал. Мы старались опросить всех, кто в тот день общался с Рыбаковым, то есть накануне смерти, и, в общем-то, цели, кажется, достигли. Но проблема в том, что, кто бы с ним ни общался, все на вопрос о теме этого общения отвечали до обидного одинаково – крыл матом. – Можно понять. Человек был в расстройстве, – усмехнувшись, заметил Гуров. – Да уж. Видимо, поэтому весь день взбадривал себя крепкими напитками. Запах спиртного во время разговоров с Рыбаковым отмечают практически все. – А еще что-нибудь интересное отмечают? – Практически ничего. Обычный распорядок дня, обычные распоряжения, разве что более эмоционально отданные. Чего-то выдающегося, необычного, такого, что могло бы намекнуть на зреющее в глубине души роковое решение, такого, похоже, никто не замечал. Рыбаков был зол и пьян – вот общее впечатление тех, кто общался с ним, если выразить его в двух словах. У меня, конечно, еще не такой большой опыт, но все-таки, на мой взгляд, в преддверии задуманного суицида человек бывает подавленным. А здесь совершенно наоборот – агрессия и повышенная активность. В таком состоянии гораздо больше вероятность пристрелить в сердцах кого-нибудь другого, но уж точно не себя. – Того, кто попадет под горячую руку? – Именно. Единственный нюанс здесь это то, что мы пока не опрашивали Зыбина. Непосредственно после происшествия он, как вы знаете, был в стельку пьян и к общению непригоден, а потом я уже намеренно велел его не трогать, помня ваше распоряжение. Может быть, именно Зыбин смог бы рассказать что-то действительно интересное, ведь в тот день он тоже общался с Рыбаковым. Но раз вы сказали… – Отлично. Молодец, что не велел трогать. Насчет Вити у нас будет особая стратегия. Так, значит, допросы в части мало что дали? – Можно сказать, практически ничего. Только зря время потратили. – Не спеши с выводами. Отрицательный результат – тоже результат. Вспомни про тот пресловутый режим полного благоприятствования, который нам так старательно обеспечивали после смерти Рыбакова. Мне же тогда это показалось странным. Слишком уж резкий переход от полного неприятия к полному благоприятствованию. Что это могло означать? Только одно – ситуация изменилась, и теперь уже никто не боится быть уличенным, какие бы факты мы ни обнаружили. – Все можно свалить на Рыбакова? – проницательно взглянул Артем. – Разумеется. Эта «внезапная» смерть всем на руку, и проиграл от нее, похоже, только сам Рыбаков. – Не зря так злился, – усмехнулся Артем. – Вот-вот. Что там с экспертизой? – О, с экспертизой все гораздо интереснее. Во-первых, установили время смерти. Это случилось около четырех утра, то есть уже после того, как Зыбин вернулся домой. Он, если помните, пришел во втором часу ночи. Это вроде бы свидетельствует в пользу самоубийства. Тем более что выстрел действительно был произведен из пистолета, обнаруженного в руке у Рыбакова, и отпечатки на оружии только его собственные. – Пистолет тоже его собственный? – уточнил Лев. – Да, его. Табельное оружие. Так вот, эти данные вроде бы указывают на самоубийство. Но по утверждению тех же экспертов, количество алкоголя в крови таково, что ему впору бы умереть от интоксикации, а не от пули. – Что, хорошо набрались с дружком? – Более чем. Если верить этим эскулапам, при такой дозе он не только не смог бы обдумать и выполнить план какого-либо последовательного действия, а просто не смог бы встать с кровати. И этот факт уже с самоубийством никак не вяжется. Вот такой вот неоднозначный вывод. Произнеся эту итоговую фразу, Артем вопросительно воззрился на полковника, будто хотел услышать от него моментальное и стопроцентное объяснение этого странного противоречия. Но у Гурова объяснений не было. – Я тебе, Артем, вот что скажу, – после небольшой паузы произнес он. – В этом деле еще много чего такого, что не вяжется с самоубийством. И ясно пока только одно: от тех, кто был заинтересован в том, чтобы оно совершилось, внятных объяснений мы не дождемся. Поэтому я тебе и сказал, что время на безрезультатные допросы в части, возможно, потрачено не так уж напрасно. Теперь не только мы с тобой, но и уважаемое командование знает, что пользы с этих допросов мы получили ноль. Задействовали все резервы и в результате отъехали с тем же, с чем приехали. Единственная полезная информация, которой мы на данный момент располагаем, это та, что предоставил нам уважаемый господин Калачев. А он, если ты помнишь, согласно своей политике наибольшего благоприятствования, на эту информацию не скупится. И документы по движению боеприпасов нам предоставил, и договора со «Щитом», как я понял, тоже не утаил, – кивнул Лев на папку, лежавшую на столе. – С каким «Щитом»? – удивленно спросил Артем. – Есть такая интересная организация. Готовит частных охранников, а заодно и бойцов для ЧВК. Это – по непроверенной пока информации. Бойцов, разумеется, нужно научить стрелять, иначе какие же это бойцы. Но вот досада, помещений, где можно было бы хранить боевое оружие и припасы, у организации нет. И полигона тоже нет, чтобы в стрельбах из этого оружия тренироваться. Чтобы как-то решить проблему, организация заключает договор с близлежащей военной частью и арендует у нее определенную площадь в хранилищах, а также, время от времени, и военный полигон. Оружие организация иногда использует прямо на полигоне, а иногда перевозит к себе под крышу для предварительного ознакомления тех, кто потом будет из него стрелять. И расписание этих перевозок оказалось такой большой тайной, что, как ни пытался, никакого толку я не мог по этому вопросу добиться. Хотя разговаривал с самим директором. – И поэтому вы решили получить те же самые сведения в части? – в свою очередь кивнул на папку Артем. – Да, Калачев пообещал, что мне подготовят все документы, отражающие, чего, куда и сколько было вывезено. И поскольку во всех документах, как правило, проставляется дата, то из них же мы сможем почерпнуть информацию и о периодичности. Только что-то подсказывает мне, что и эта информация не очень много даст нам полезного. Вспомни ведомости о перемещении боеприпасов. Сколько бумаги мы с тобой перемолотили. А толку? Узнали только то, что ничего не известно. Никакого перемещения в документах не зафиксировано, а тем не менее боеприпасы на «пустом» складе лежали. Как так вышло? Спросите у Рыбакова. – От ведомостей толку оказалось немного, это точно, – согласился Артем. – Но все-таки кое-что интересное мы узнали. Я гранатометы имею в виду. Точнее, их отсутствие.