– Отправляйте, капитан. А криминалистам скажите, что данные по трупу мне нужны уже сегодня. Пусть присылают на Петровку. Передадите? – Сделаю, – пообещал Аверьянов. – Удачи вам в расследовании, товарищ полковник. – И вам за бдительность спасибо, – поблагодарил Гуров, убрал телефон и начал взбираться по склону. На дорогу он вышел за полминуты до того, как подкатили машины. Из его машины вышел оперативник и пересел в идущую следом. Лев кивнул головой в знак благодарности, сел за руль и повел автомобиль к выезду на сто пятое шоссе. К тому времени стемнело, фары несмело освещали проселочную дорогу. Он ехал и размышлял о том, как странно порой поворачивается судьба. Взять хотя бы Плотарева. Жил себе парень, звезд с неба не хватал, но и в хвосте не плелся. Жилье в столице, образование в престижном вузе, перспективы. И вдруг в одночасье раз – и вся жизнь на волоске повисла. Из-за простой юношеской бравады. Казалось бы, все, жизнь под откос, перспективы в бездну. Но нет, обманул судьбу, увернулся от пули. С помощью подлости? Да. Но увернулся же. И снова жизнь наладилась, и перспективы появились, и жена-красавица. А ему опять чего-то не хватает. В очередной раз себя под удар подставил. Полез в авантюру, махинациями и обманом решил материальное положение поправить. Рано или поздно обман бы открылся, это несомненно. Тогда бы Плотарев не удержался на плаву, на этот раз дочь высокопоставленного папаши прикрывать его не стала бы. Но не афера Плотарева стала причиной его бесславного конца, хотя за нее он должен был ответить. Судьба занесла его в глухое место, на берег полноводной реки в разгар январских морозов, и тут поквиталась с ним за все дурные дела, что тот успел за тридцать лет жизни натворить. Справедливо? Отчасти. Закономерно? Пожалуй. Но необъяснимо – это факт. Кто расправился с Плотаревым таким ужасным, изощренным способом? Зачем отрезал его ноги? Зачем отвез их из этой глуши в Москву? Чтобы соблюсти какой-то ритуал? Но какой? Чего он этим добился? Не было бы тех ботинок в коробке, может, и не нашли бы Плотарева до самого лета. А может, и вообще не нашли бы. Весной вода в реке поднимается, а лежал он на самом берегу. Накрыла бы его вода и унесла подальше от железной дороги и от этих мест. А там выловили бы и навеки записали в список неопознанных трупов. И преступника искать никто не стал бы. Нет на это у правоохранителей времени. А посмотреть на судьбу Анны Шляхтиной. Что с ней было до тридцати семи лет, как и чем она жила? Мужа не заимела, детей не завела. Жильем, судя по тому, что видел сегодня Гуров, тоже не богата. Но вот повезло женщине. Радость в жизнь вошла. Мужа нет, а ребеночек все-таки будет. И жила она этой радостью несколько месяцев. До той роковой ночи, когда пьяные парни покуражиться решили. Ведь могли они в другой двор свернуть, найти другую арку, так нет же, въехали именно в ту, по которой Анна с братом домой возвращалась. Шли ночью, значит, что-то их заставило так поздно из дома выйти. Что-то важное. Судьба? Похоже на то. И вот она, злодейка, вырвала Анну из блаженной радости и бросила в самую глубину отчаяния. Забрала у нее брата, забрала ребенка, а саму Анну в инвалидное кресло усадила. И нет больше радости, нет блаженства. Лишь ненависть и разочарование остались. Поставила ее судьба в такое положение, что не на кого ей больше опереться, как только на вспыльчивого Тараса, готового при первой возможности в драку броситься. Тарас пока фигура непонятная. Тоже небось не от хорошей жизни агрессивным стал. И Анна. Почему такой странный выбор? Он ведь намного ее моложе, к тому же она – инвалид. Что их связывает? Чем она его привлекла? Непонятно. Денег у нее нет, сама сказала, что на пенсию по инвалидности живет. Дом на ладан дышит. А он все равно ею дорожит, оберегает ее. Вспомнив про Тараса, Гуров решил остановиться и связаться с Жаворонковым. Пока доедет до Москвы, ночь наступит. Рабочий день и так уже закончился, не застанет капитана, придется до утра отчета ждать. Жаворонков оказался на месте. Услышав в трубке голос полковника, он сразу догадался, по какому вопросу тот звонит, поэтому не стал ждать, пока Гуров его озвучит, а перешел к докладу. В полицейской базе нашлось тридцать два упоминания о людях с таким сочетанием имени и фамилии, зарегистрированных на территории Москвы и Московской области. Для многотысячной базы не так и плохо. Пятнадцать человек Жаворонков отсеял по возрасту, они оказались либо слишком стары, либо слишком молоды. Еще троих убрал по национальной принадлежности, так как внешность их носила явные следы кавказских генов. Такое случается, когда отец от ребенка отказывается и мать записывает его на свою фамилию. На семерых оставшихся кандидатов собрал полное досье, выделив двоих наиболее перспективных. Гуров попросил зачитать данные на этих двоих по телефону, объяснив, что нет времени ждать. Жаворонков вздохнул, но отказать полковнику не решился. Первый из кандидатов в возрасте тридцати трех лет оказался дважды судимым. Коренной москвич, проживает один в собственной квартире, расположенной в Фалеевском переулке в районе Якиманки. Отбывал наказание за финансовые махинации, но сейчас, согласно запросу в районный отдел, ведет вполне законный бизнес и в связях с уголовным миром не замечен. Второй кандидат попроще и возрастом чуть старше. Ему тридцать шесть лет, имел ходку за разбойное нападение, но по малолетке. После этого приводов не было, и обвинения против него не выдвигали. Имеет брата, который проживает в районе Капотни, зарегистрирован у брата, но, по словам районного участкового, с ним не живет, а бывает только наездами. Где обитает основную часть времени – неизвестно. Последнее зарегистрированное место работы – автослесарная мастерская в Люберцах. Выслушав отчет, Гуров расстроенно вздохнул: – Придется все же в отдел возвращаться. Жена мне голову открутит. Не успел из командировки вернуться и уже до полуночи в отделе торчу. – Не помог отчет? – посочувствовал Жаворонков. – Жаль, я старался. – Может, и помог бы, будь у меня фотография. По фото я его сразу опознаю, а так… – А зачем возвращаться? – оживился Жаворонков. – Давайте я вам все данные по электронке сброшу. – У тебя и в электронном виде отчет имеется? – удивился Лев. – Вместе с фотографиями? – Нет, только в бумажном, – все так же бодро сообщил Жаворонков. – Но это не проблема. Сейчас снимки сделаю и вам отправлю. – Валера, ты – святой! – радостно воскликнул Лев. – Да ладно, – засмущался капитан. – Тут всех дел-то минут на десять. Ждите, товарищ полковник, я вам их на рабочую почту отправлю. Годится? – Годится, Валера. Спасибо еще раз, выручил. Не успел Гуров убрать телефон, как тот снова зазвонил. Он подумал, что это Жаворонков снова звонит, забыл что-то досказать, и, не глядя, нажал кнопку приема вызова. – Еще что-то вспомнил? – бросил он в трубку. – Может, и вспомнил, – послышался в ответ голос Крячко. – И даже поделиться готов, если ты мне скажешь, о чем раньше речь шла. – Здорово, шутник, – произнес Гуров. – Думал, это Жаворонков. – А это Совенков, – пошутил Крячко. – Что тебе Жаворонок напел? Нашел он твоего Тараса? – Нашел, аж пятнадцать душ. А у тебя что? Вокзалы проверил? – Вокзалы проверил, но там пусто. Захарченко ни на одном пункте дешевой рабочей силы по фото не опознали. Подсказали еще пару-тройку мест, где поискать можно, но это завтра. На сегодня я свое отпахал, – доложил Стас. – А с уголовниками как? – Был я у них. Молчат, как партизаны, только, сдается мне, не из-за тюремной солидарности они молчат, а просто информацией не владеют. У остальных тоже глухо. Я с каждого привлеченного районного опера отчет собрал. Ни одной зацепки. Как сквозь землю этот Захарченко провалился. – Про труп слышал? – Да уж наслышан. Говорят, ты на место выезжал? – Выезжал. Можно сказать, еще не вернулся, – ответил Гуров. – Мне до Москвы еще часа полтора пилить. – Что-то полезное узнал? – Какое там. Труп в лед вмерз, криминалисты его ломом откалывали. Сейчас в морг повезли. Ночь отогревать будут, а к вскрытию только завтра приступят. Так что отчета нам долго ждать. – Генерала подключи, пусть поторопит, – посоветовал Стас. – Дождемся утра. Пусть парни спокойно работают, все равно Захарченко еще не нашли, – возразил Гуров. – Слушай, я в отдел не буду возвращаться. Езжай и ты домой, выспись хорошенько. Завтра увидимся. – Удачи на дороге, – пожелал Крячко и бросил трубку. Гуров завел двигатель, выехал на трассу, прибавил газ и поехал в сторону Москвы. Домой вернулся к десяти. Открыл дверь ключом, снял куртку и ботинки и потихоньку прошел на кухню. Свет в квартире не горел, и он решил, что жена, Мария, легла спать пораньше, и Лев не хотел ее беспокоить. Но, щелкнув выключателем, даже вздрогнул от неожиданности – возле окна сидела жена. – Ты чего в темноте сидишь? – удивленно спросил он. – Засаду устроила, – спокойно ответила Мария. – Какую засаду? – Да вот, хотела проверить, во сколько мой муж с работы возвращается. – И давно сидишь? – С семи вечера. – Мария поднялась с табурета, прошла к холодильнику и принялась вынимать кастрюли и тарелки. – Голодный? Садись, ужином тебя кормить буду. – Так зачем ты в темноте-то сидела? – Гуров проигнорировал слова об ужине, желая выяснить, с чего у его жены такое странное желание возникло. – Ну, ждала ты меня, так могла бы свет включить или телевизор посмотреть. – Надоело, – отмахнулась Мария. – Забудь, иди лучше руки мой. У нас на ужин тефтели в сметанном соусе. А еще салат. – Ты мне зубы не заговаривай. – Лев забрал из рук жены кастрюлю, поставил ее на стол и притянул Марию к себе. – Что случилось? Неприятности на работе? Мария работала в театре, и время от времени у нее возникали конфликты с режиссером. Обычное для театральной среды дело, но она из-за этих размолвок всегда сильно расстраивалась. – Ничего не случилось, с чего ты взял? – ответила Мария, но взгляд от лица мужа отвела. – Маша, ты не умеешь врать, – покачал головой Лев. – К тому же не забывай, кто твой муж. Я ложь за версту чую. – Это не ложь, – вспыхнула Мария. – Просто у тебя своих проблем хватает. Я не желаю быть женой, которая мужу склоки пересказывает. – Ага, значит, я прав. У тебя неприятности, и связаны они с работой, – довольно улыбнулся Лев. – Выкладывай, кто тебя обидел? И не тяни, все равно я от тебя не отстану, пока все не расскажешь. Мария растерянно поморгала ресницами, потом прижалась лицом к плечу мужа и тихо всхлипнула. – Ну вот теперь еще и слезы, – растерялся Гуров. – Плакать-то зачем? Неужели все так плохо? – Плохо, – прошептала Мария. – Очень плохо, Лева. – Что именно плохо? – Меня вычеркнули из списка. – Мария всхлипнула чуть громче. – Из какого списка? – Гуров пытался вспомнить, не говорила ли ему жена об этом списке раньше. Если да, то будет новая катастрофа. Жена поделилась сокровенным, а он мимо ушей пропустил. Нет, только не сейчас! – Из гастрольного, – ответила Мария, похоже, реплика мужа ее не расстроила. «Слава богу, про гастроли точно речи не было», – облегченно вздохнув, подумал Лев, а вслух спросил: – Разве ты собиралась на гастроли? – Собиралась, мы все собирались. Тур по Европе, представляешь? По Европе! О таком туре можно только мечтать, а у нас спонсор появился. Все оплатил, все организовал, – начала рассказывать Мария. – А наш режиссер, будь он трижды неладен, в последний момент решил труппу перетасовать, и вот, подхожу к доске, на которой он окончательный список вывесил, и что я вижу? – И что ты видишь? – Что меня в этом списке нет! – воскликнула Мария. – А кто есть? – Вместо меня? На все мои роли он взял эту соплячку, которая и года в театре не проработала. Понятно, я сразу к нему пошла. Спросила, в чем дело, почему меня не берут в тур? И знаешь, что он ответил? – Не знаю, но, полагаю, ты мне об этом расскажешь, – улыбнулся Гуров. – Я не могу взять тебя в тур, потому что без тебя театр встанет, вот что он сказал! – изменив голос, с пафосом произнесла Мария. – Лицемер! Подлец! Ничтожество! – Негодяй! Обманщик! Вор! – подражая жене, продолжил Лев. – Да как он смел нанести тебе такое оскорбление! Сказать, что без тебя московский театр не сможет просуществовать каких-то пару недель.