А еще есть события не очень важные для расследования, но важные для меня и моего босса. Вещи личные, которые иначе не вышли бы наружу, но могут показаться вам занимательными. С этим сложнее. Тут я рассматриваю каждый случай в отдельности. Есть еще и моменты, в которые я проявила себя не лучшим образом. Говоря прямым текстом, наломала дров. Я всего лишь человек. А люди ошибаются. В те времена я еще училась и совершала ошибки, хотя все меньше и меньше. А бывало, спотыкалась просто на ровном месте. Наверное, я могла бы об этом умолчать, но уважаю своих читателей и надеюсь, что вы отнесетесь ко мне снисходительно. Я сделала то, о чем сказала мисс Пентикост, — заскочила в несколько редакций. Многие журналисты рассматривали меня как источник информации, а то и как начинающего репортера, что приходилось весьма кстати. А некоторые еще и смотрели на меня как на одинокую девушку, которая иногда угощала их в баре, а потому они возомнили себе бог знает что. Я не против смешивать работу и развлечения, пока отношения не начинают быть слишком серьезными. Не то чтобы я возражала против постоянных отношений, просто у меня есть правила: никаких копов, никаких клиентов, никаких репортеров. В общем, никого, кто мог бы помешать моей работе. В этот раз я ограничилась туманными вопросами и неопределенными обещаниями поделиться информацией, которую нарою. Я подтвердила, что мисс Пентикост занимается этим делом, но уклончиво ответила на вопрос о том, кто подписывает чеки. А на вечный «Кто, по ее мнению, это сделал?» ответила универсальным «Без комментариев». Взамен мне удалось выудить следующее, в произвольном порядке: Алистер Коллинз перебил цену многих конкурентов, чтобы заполучить тот военный контракт, и в процессе нажил могущественных врагов. За молчание газетам определенно заплатили. До смерти отца Бекка Коллинз имела репутацию девушки строгих моральных устоев. А теперь сорвалась с катушек. Хотя по стандартам людей ее класса это могло означать и то, что она ест закуски вилкой для салата. Я попрощалась с бумагомараками и отправилась в Центральную библиотеку, по пути потерев лапу льва у входа — на удачу. Моей целью был Холлис Грэм, работавший в архиве периодики. Прежде чем поступить на эту должность, он был первоклассным репортером. Холлис почти три десятилетия изучал все превратности судеб городской элиты — сначала вел светскую хронику, потом криминальную, затем занимался мэрией, а потом его со скандалом вышвырнули. В свои лучшие годы он не только мог сказать, где похоронен труп, но и кто его закопал и какую лопату использовал. Его помощница сообщила, что Холлис в редком для него отпуске и вернется только на следующей неделе. Я оставила ему записку с просьбой позвонить. Потом запоздало пообедала в закусочной в соседнем квартале. Покончив с яичным салатом на ржаном хлебе и лимонным пирогом на десерт, я прошла сорок кварталов на юг, к моей главной цели. В Нью-Йорке стоял ясный студеный день, и я подумала, что до начала зимы таких будет немного. По пути я свернула к газетному киоску и купила подержанный детектив, всего за пять центов вместо двенадцати, пакетик попкорна и вишневую газировку. Затем по указателям нашла небольшой квартал в Гринвич-Виллидж. Миновала ряд идентичных старинных домов с церковью с одной стороны и крохотным сквером с другой. Я направилась в сторону сквера, тщательно стараясь не смотреть на дом номер двести пятнадцать. Краем глаза я все-таки разглядела написанные на стеклянной двери слова: Ариэль Белестрад Подробности внутри В скверике поместилось только одно дерево, клочок травы и по скамейке с каждой стороны. Я села на пустую скамейку. Другая была оккупирована двумя пожилыми дамами в мешковатых черных платьях и цветастых косынках, с кульками семечек в руках. Женщины тихо болтали по-русски, а у их ног прыгали и клевали семечки голуби. Я открыла бутылку газировки и книгу и принялась жевать попкорн, вполглаза следя за приключениями крутого героя, а вполглаза посматривая на дом номер двести пятнадцать, который был хорошо виден сквозь голые, низко нависающие ветки одинокого дерева. В окне горел свет, и в одно мгновение мне показалось, что внутри мелькнула чья-то тень. Ясновидящая была дома. Я убедила себя, что не нарушаю указаний мисс Пентикост. Она сказала, что мы еще не готовы допрашивать Белестрад. Я и не собиралась ее допрашивать. Просто хотела посмотреть на вероятного убийцу. Снимки в газетах были паршивые, а мне хотелось увидеть женщину, которая так беспокоит моего босса. В конце концов, она подозреваемая номер один. Смешно задвигать ее в дальний угол. В общем, именно так я себя уговаривала. А на самом деле никак не могла прийти в себя после укола Лейзенби. Мне хотелось что-то доказать. Ему, мисс Пентикост, себе. А может, и Бекке. Я воображала разные сценарии, достойные журнала «Черная маска». В них из дома Белестрад раздавался крик. Я бежала к двери и обнаруживала старую каргу с ножом у горла Бекки. «Шевельнешься, и она умрет», — шипела ведьма. В мгновение ока я вытаскивала из наплечной кобуры револьвер тридцать восьмого калибра и всаживала пулю ей промеж глаз. Бекка падала в мои объятья. После этого все шло как по маслу. Солнце начало клониться к закату, и русские бабушки покинули свой пост. Я подхватила эстафету, бросая голубям попкорн, но птицы вскоре тоже меня покинули. Между пятью и шестью часами улочку запрудили возвращающиеся с работы люди. Потом толпа поредела, улица стала темной и тихой. Сгустились сумерки, и зажглись фонари. Поднялся ветер, и я пожалела, что не прихватила перчатки и не надела вязаную шапку вместо шляпки. Я по-прежнему притворялась, что читаю, но теперь это прикрытие выглядело менее правдоподобным — страницы я переворачивала уже под горящим фонарем. Крутой детектив из книжки задумался, не пойти ли ему вслед за своей клиенткой, сексапильной брюнеткой, в спальню, а я задумалась, не пойти ли домой, но тут дверь дома номер двести пятнадцать открылась и оттуда вышла женщина. Первым делом бросился в глаза ее рост — добрых шесть футов, да и худышкой не назовешь. Широкоплечая и крепко сбитая. Она была в обтягивающем черном платье, в туфлях на каблуках и белой шубке до лодыжек. Черные волосы до плеч обрамляли мягкое, открытое лицо с большими темными глазами. Ни прожигающего насквозь взгляда. Ни змеиной улыбки. По крайней мере, с виду. От одного из своих источников в газете я получила ее описание. Он сказал, что она напоминает располневшую Мирну Лой[7], только не такая знойная. Попал в точку. Белестрад ступила на тротуар, повернула направо и зацокала в противоположную от меня сторону. Я решила, что одного беглого взгляда на нее недостаточно. Дала ей приличную фору и последовала за ней. По пути я мысленно пересчитывала содержимое кошелька. Я решила, что на главной магистрали она поймает такси, так что мне придется последовать ее примеру и сыграть в игру «следуйте вон за той машиной». Мне хватило бы наличных, чтобы сделать петлю по Манхэттену, но я надеялась, что поездка будет короткой. Даже если таксист согласится сыграть в охоту на зайца, за такую работу они всегда хотят прибавку. Но Белестрад меня удивила. Она не стала ловить такси, а спустилась к ближайшей станции метро. Я последовала за ней. Она села на поезд в центр, и я тоже, в следующий вагон. Нетрудно было держать ее в поле зрения, с таким-то ростом и в этой шубе. Через несколько остановок она вышла и двинулась на запад. В паре кварталов от остановки зашла в книжный магазин. В нем практически не было дешевых романчиков, но мисс Пентикост ежемесячно посылала меня сюда за европейскими журналами. Я дала Белестрад полминуты и зашла внутрь. Ее нигде не было видно. Я запыхалась, несколько минут бегая туда-сюда по проходам, прежде чем услышала дверной колокольчик, выглянула в окно и заметила, как она идет в обратном направлении. Я выскочила как раз вовремя — она снова спускалась в метро. Мне удалось нагнать ее, когда она садилась на поезд в центр. В этот раз я оказалась в том же вагоне, но там было полно народу, и она даже не взглянула на меня. Мы проехали еще пару остановок, и рядом с Таймс-сквер она сошла. Хотя туристический сезон уже закончился, в этом районе всегда многолюдно. Я с трудом не выпускала ее из вида, стараясь не привлекать к себе внимания. К счастью, мои скромные габариты приходились весьма кстати при слежке, ведь я могу протискиваться между людьми, не сильно работая локтями. Через несколько кварталов она резко свернула к театру. Теперь стало понятно, почему она так вырядилась. Я уже видела этот спектакль неделю назад. Это была новая комедия, скатившаяся в вульгарщину. Было бы гораздо лучше, если бы они не задирали юбки. К счастью, эти самые юбки принадлежали одной из моих любимых актрис, и я все-таки ей поаплодировала. Я решила, что лучше все-таки войти и убедиться, что Белестрад пришла на спектакль, а не на встречу с кем-то. А может, собралась забить кого-нибудь до смерти в дамской комнате. Я последовала за группкой театралов ко входу, и тут дверь внезапно распахнулась, и вышла Белестрад. Она прошла так близко, что мы коснулись друг друга плечами. Мое сердцебиение участилось до двухсот ударов в минуту, и я последовала за ней. Снова в метро. Еще два часа я таскалась за ней в бесцельном путешествии по острову. Она останавливалась в закусочной на Пятой авеню, где делали потрясающие гриль-сэндвичи «Рубен»; еще в двух книжных — в одном имелась отличная коллекция детективов, а в подсобке другого изготавливали поддельные документы; в баре для полицейских, отличном месте, чтобы послушать сплетни из участка; и в ночном клубе, предпочитавшем себя не афишировать. В последние два места я за ней не вошла, поскольку там меня знали, и мне не хотелось, чтобы кто-нибудь воскликнул: «Привет, Уилл Паркер! Как поживает твой босс, знаменитая сыщица?» По пути у меня было время поразмыслить над тем, что задумала Белестрад. Поначалу я решила, что она пытается сбросить хвост или как минимум выясняет, есть ли он. Но если у нее хватило для этого сообразительности, то хватило бы ума и засечь меня в первые полчаса. Так зачем тогда скакать от одного места к другому? Потом я подумала, что она может проверять источники. Если она занимается фокусами, ей нужна информация. Все эти места отлично подходят для встреч. Я размышляла над этим, снова спускаясь за ней в метро. Теперь мы поехали в Бруклин и сошли на чрезвычайно знакомой мне станции. Я прошла за ней пару кварталов, свернула направо, налево и снова направо. И когда поняла, куда мы направляемся, у меня мурашки пошли по коже. Я в последний раз свернула за угол и увидела ее на тротуаре перед парадной дверью, ключи от которой лежали у меня в кармане. Я сунула руку под пальто и нащупала револьвер тридцать восьмого калибра, уютно покоящийся в наплечной кобуре. Мне сразу полегчало. Нет, обычно я не радуюсь, хватаясь за оружие. Но мисс Пентикост, похоже, опасается этой женщины, а моего босса нелегко испугать. И на нее уже не раз нападали. Посмотрев на нашу дверь пару минут, Белестрад развернулась и пошла в мою сторону. Я добежала до конца квартала, нырнула за угол и скрючилась за крыльцом какого-то дома, затаив дыхание. Через несколько секунд каблуки моей добычи процокали мимо. Я снова проследила за ней до метро и доехала до Гринвич-Виллидж. Из-за толкучки на лестнице меня оттеснили от нее, и пару раз я теряла ее из вида, но когда свернула за угол перед ее кварталом, дверь дома двести пятнадцать была закрыта, а внутри горел свет. Проходя мимо, я посмотрела в окна в надежде заглянуть внутрь. Но увидела только занавески. Продолжив путь, я гадала, что все это значило. Она весь вечер встречалась с информаторами, а потом решила зайти к мисс Пентикост, но струсила? Или это было нечто более зловещее? Когда я проходила мимо скверика, меня окликнули: — Огоньку не найдется? Я повернулась и столкнулась с ней нос к носу. Все шесть футов черного платья и белого меха расположились на скамейке, где я сидела всего два часа назад. Белестрад держала в длинных пальцах незажженную сигарету. — Кажется, я забыла зажигалку дома, — сказала она. Пытаясь дышать ровно, я вытащила из кармана зажигалку. Сама я не курю, но полезно иметь зажигалку для подобных случаев. Я поднесла зажигалку, и она прикурила. Вдохнула дым, и кончик сигареты вспыхнул в темноте, словно глаз. Белестрад закинула ногу на ногу и плотнее запахнулась в меха. — Холодно сегодня, — произнесла она медовым голосом с острой ноткой — богатый тембр с толикой горечи. — Ноябрь так непостоянен. Так медленно длится переход от осени к зиме. Только решишь, что устроился как нельзя лучше, и тут вдруг порыв ветра пробирает до костей. Она подняла голову и улыбнулась. И теперь я все-таки разглядела коварную улыбку, хоть только и в уголках губ. А в больших темных глазах сверкали молнии. Я знала примерно двадцать подходящих ответов, но ни один не слетел с языка. Она нагнулась и скинула туфли. — А еще кошмарные каблуки. Мужчинам-то не приходится о них беспокоиться. Могу только поаплодировать вашему выбору. Удобные ботинки на шнуровке. Но мне нравится, как каблуки стучат по асфальту. Как будто печатаешь тайный шифр, который могут разгадать лишь посвященные. Вы же меня понимаете, мисс Паркер? В эту секунду должен был включиться инстинкт «бей или беги», я научилась этому на очередной лекции, куда меня водила мисс Пентикост. Но голос был таким сочным и ритмичным, как чудодейственный эликсир. Мягкий и убаюкивающий. Она встала и во второй раз за вечер коснулась меня, проходя мимо. Держа туфли в руке, она прошлепала босиком по улице, оставляя за собой полоску сигаретного дыма. Открывая дверь, она задержалась на крыльце, проведя пальцами по надписи на стекле. Подробности внутри И скрылась в доме. Я ждала, когда щелкнет замок, но он не щелкнул. Дверь осталась приоткрытой. Из щели пробивался желтый свет, приглашением разливаясь по улице. Я поразмыслила над этим. У меня были вопросы, а ответы ждали по ту сторону двери. Я сделала шаг, потом еще один. Я уже стояла у подножия лестницы, когда где-то чуть дальше завизжали тормоза и возмущенно просигналил клаксон. Музыка города вывела меня из транса. Я решила, что уже достаточно натворила за вечер, и поспешила обратно на Шестую авеню, к витринам и тротуарам с по-прежнему оживленным движением. Там я поймала такси. По дороге в Бруклин я размышляла над вопросами, которые оставила перед той дверью. Когда она поняла, что за ней следят? Откуда узнала мое имя? Как выяснила, что мы занимаемся этим делом? Кто-то ей нашептал? Что случилось бы, войди я в ту дверь?