Пока я раздумывала, такси проехало мимо ночного клуба, где вечер только начинался. Внутрь забежали четыре девушки, их каблуки отстукивали тайный шифр. «Вы же меня понимаете, мисс Паркер?» И тут меня осенило. События этого вечера обрушились на меня, как волна на Рокуэй-Бич. Я пробормотала несколько отборных ругательств. Таксист нервно покосился на меня. Театр, книжные магазины, бары. В некоторых я была завсегдатаем, в другие заглядывала лишь время от времени. Но я в них бывала. С некоторыми меня было трудно связать, в особенности с ночным клубом. Но ей удалось. Этот вечер — карта моей жизни в Нью-Йорке. А тот последний жест с приоткрытой дверью? Это послание: «Я тебя знаю. А если хочешь познакомиться со мной, достаточно постучать». Весь этот вечер — одно большое цирковое представление. И гвоздем программы была я. Глава 10 — Мертвые играют ключевую роль в культуре любого цивилизованного народа, от племен Амазонии до аравийских пустынь и, конечно же, здесь, в Нью-Йорке. Мы почитаем покойников. Разговариваем с ними. Просим указать путь. Они присутствуют в каждом действии живых, осознанно или нет. Мертвецы во многих смыслах направляют нашу жизнь. Я подавила зевок. Не потому, что женщина, стоявшая перед нами в университетской аудитории, говорила скучно. Просто я слишком много часов пролежала без сна, мысленно проигрывая каждый шаг Белестрад, каждое ее слово. Я должна была разгадать ее игру раньше. А я позволила ей водить себя за веревочку как циркового пони. Прощупывать меня. Хуже того, она знала обо мне то, что я предпочитала не афишировать. В том ночном клубе я бывала всего пару раз, и больше полугода назад. Но если пойдет молва, что я провожу время в подобных заведениях и с кем его провожу, не знаю, до кого еще могут дойти эти слухи. Мы с мисс Пентикост нажили врагов. И некоторые из них носят полицейские значки. Есть куча законов, которыми можно воспользоваться, если копы захотят до нас докопаться. Я не рассказала боссу о вечерних приключениях. Как я могла? Я хотела доказать, что кое-чего стою как детектив, а в итоге доказала совсем другое. Мне было стыдно. Но мисс Пентикост понимала, что я чем-то обеспокоена. За обедом она трижды спросила, не хочу ли я добавки фирменного рагу из морепродуктов миссис Кэмпбелл. Для мисс Пентикост такое поведение — почти что подхалимаж. Сейчас мы сидели в заднем ряду, дожидаясь, пока доктор Оливия Уотерхаус выгонит свою последнюю на сегодняшний день группу. Она была такой миниатюрной, что напоминала скорее студентку, чем уважаемого профессора сорока с лишним лет. Ее непослушные каштановые кудри выглядели так, словно упрямо сопротивлялись расческе, а за очками в тонкой оправе виднелись темные глаза. Она была в коричневом шерстяном костюме, видавшем и лучшие дни, вероятно купленном на распродаже в отделе для подростков. — Я знаю, о чем вы думаете, — обратилась она к полупустой лекционной аудитории. — Вы думаете: «Я рациональный человек двадцатого века. Меня не проведешь. Идеи о том, что мертвецы разговаривают, что нашу жизнь контролируют давно умершие предки, остались в старом мире. Им не место в новом. Мы свободны в выборе судьбы. Нас не связывают оковы суеверий». Заверяю вас, вы ошибаетесь. Ее голос был высоким и легким, но в нем чувствовались сила и страсть. Люди вроде доктора Уотерхаус не привлекают внимания прохожих. Но здесь, перед аудиторией, когда она оседлала любимого конька, ее глаза зажглись, подсвеченные неким скрытым источником обаяния. Сотня студентов определенно слушала с интересом, а это о многом говорит, в такой поздний час и среди первокурсников. — Задумайтесь вот над чем, — продолжила доктор Уотерхаус. — Сколько церквей в этом городе? Сколько кладбищ? Сколько склепов? Сколько статуй давно умерших людей? Все это существует потому, что мы верим: мертвые — это не просто прах и кости. Современные религии, в особенности христианство, создали такую сложную иерархию мертвецов, что посрамили даже древних египтян. Нас учат, что мертвые по-прежнему рядом. Смотрят с небес или, в случае более свободомыслящих предков, снизу. При этих словах она хмыкнула. — Давайте выполним одно упражнение. Кто из вас в детстве что-либо воровал? Что-нибудь маленькое, например конфету в магазине? Я не знала, куда заведет это отступление, но подняла руку вместе с горсткой других. Доктор Уотерхаус напоказ пересчитала руки. — Так. А кто из вас в детстве хотел что-то украсть, размышлял об этом, но решил этого не делать? Поднялось раз в пять больше рук. Уотерхаус улыбнулась и кивнула. — Что побудило тех из вас, кто все-таки не украл, принять такое решение? — спросила она. — Неожиданный порыв гражданского самосознания вызвал у вас отвращение к нарушению законов? Я начала понимать, куда она клонит. Когда мы с мисс Пентикост впервые слушали лекцию доктора Уотерхаус, я была поражена, насколько хорошо она умеет выступать. Большинство ученых не такие. Они как будто не понимают, что выступают на сцене и их задача — захватить внимание публики и не дать ей сорваться с крючка. Но Уотерхаус знала, когда вдохнуть, когда взмахнуть рукой, когда повысить голос, а когда понизить, чтобы все подались вперед и напряженно вслушивались. — Или вас наставило на путь истинный чувство вины? — предположила она. — Может, это потому, что в детстве в вашей голове запечатлелось, что кто-то смотрит на вас сверху, наблюдает и осуждает? Гораздо труднее стащить батончик «Марс», если за это вас ждет ад. Или если вы думаете, что ваша бабуля Грейс смотрит на вас с небес. Эта шутка вызвала волну смеха и сняла сковавшее аудиторию напряжение. — Я сделала это отступление, чтобы подчеркнуть: мы, современные люди двадцатого столетия, не так уж далеко ушли от древних культур, которые изучаем. Нами так же правят суеверия, — пылко сказала она. — Я говорю это не для того, чтобы вас поддеть. Просто хочу напомнить, что мы не так далеко отошли от пещеры, как нам нравится думать. А теперь откройте, пожалуйста, учебники на пятнадцатой главе. Она перешла к более традиционной лекции, и следующий час посвятила шумерам, чьи боги, насколько я могу судить, намного интереснее, чем любой святой на параде в день святого Патрика. Когда она закончила, мы протиснулись сквозь покидающих аудиторию студентов, представились и попросили уделить нам несколько минут. — Конечно, — ответила она. — Это мое последнее занятие, и, как обычно, у меня нет никаких планов. Прошу, пройдемте в мой кабинет. Пока мы следовали за ней по паутине узких коридоров, она спросила: — Что вы думаете о лекции? — Удивлена, — сказала мисс Пентикост. — Но не столь содержанием, сколько тем, что вы благоразумно опустили. — Что, например? — Похоже, ваша аргументация вела к тому, что религию веками использовали для укрепления закона, — объяснила мисс Пентикост. — И сверху взирает не просто покойник, а некто, обладающий властью, тот, кто хочет, чтобы этих правил придерживались. — Это было понятно, правда? — сказала доктор Уотерхаус, остановившись перед дверью. — Вот бы мои студенты были такими сообразительными, как вы, — добавила она, выуживая из кармана ключ. — К сожалению, большинство из них посещают мои лекции только по обязанности. Но некоторые все-таки приходят к таким же выводам. Хотя частенько обнаруживается, что жизнь уже преподала им урок о власти и злоупотреблении ею. Она открыла дверь, и мы вошли в кабинет размером чуть больше туалетной кабинки. Доктор Уотерхаус втиснулась за стол величиной с почтовую марку, а мы сели на шаткие деревянные стулья. Не считая россыпи бумаг и книг, комната была почти голой. Единственным личным предметом, который я заметила, была стеклянная полка над столом. На ней лежал ряд каменных наконечников для стрел, на такие я иногда натыкалась в детстве на вспаханном поле. Полка привлекла и внимание моего босса. — Иллинойс? — спросила она, кивнув на полку. Доктор Уотерхаус явно удивилась. — Цвет камня, — ответила мисс Пентикост на незаданный вопрос. — И зазубренные острия. Профессор улыбнулась. — Должна признать, вы и в самом деле настолько проницательны, как о вас отзываются, — сказала она, листая сложенный экземпляр «Таймс», лежащий на столе. На третьей странице была статья об убийстве миссис Коллинз, озаглавленная «Убийством в семье Коллинзов занялась прославленная сыщица». В статье была фотография мисс Пентикост как минимум пятилетней давности. Я сделала мысленную пометку устроить фотосессию, хочет того прославленная сыщица или нет. — Вы были на вечеринке в тот вечер, когда убили Абигейл Коллинз? — спросила мисс Пентикост. Примитивный вопрос, но надо же с чего-то начать. — Была. Хотя не уверена, что смогу помочь. — Профессор сняла очки, прищурилась и снова надела их. — Естественно, полиция уже меня допрашивала. И похоже, мои показания не показались им интересными. Хотя я изо всех сил пыталась вспомнить больше подробностей того вечера. — Давайте начнем сначала, — предложила мисс Пентикост. — Почему вы пришли вместе с мисс Белестрад? — Ну, я и сама этого не ожидала, — ответила доктор Уотерхаус. — Она пригласила меня довольно давно, но я отказалась. Я не любительница подобных мероприятий. Это как сборище на факультете. Я всегда чувствовала себя там неловко и не в своей тарелке, к тому же я начинаю разглагольствовать о неписаной кастовой системе в современной Америке и почему в некоторых аспектах она более регрессивная, чем у древних цивилизаций, в особенности по отношению к женщинам. Ну конечно же, люди не желают вести подобные разговоры на вечеринке, я пытаюсь сменить тему, и выходит только хуже. Но потом я поговорила со своим редактором, и он сказал, что это может стать той темой, которая соберет последнюю главу моей книги воедино. Вот я и решила пойти. Я взглянула на мисс Пентикост и с удовлетворением заметила, что она так же растеряна, как и я. Она подождала, пока доктор Уотерхаус прервется, чтобы перевести дыхание, и подняла руку. — Пожалуй, лучше начать с основ, — предложила она. — Как вы познакомились с мисс Белестрад? Будучи рыжеволосой девушкой с бледной кожей, я очень легко краснею. Но доктор Уотерхаус побила мой рекорд. — Простите. Без плана лекции мне свойственно говорить слишком пространно, — сказала она. — Видите ли, я работаю над книгой. Вообще-то она уже в издательстве, так что почти готова. В ней я беру интервью у ясновидящих, экстрасенсов, медиумов и так далее. У людей, утверждающих, что они обладают сверхъестественными способностями или говорят с мертвыми. Все в таком духе. — Чтобы их разоблачить? — спросила мисс Пентикост. — Я не использую слово «разоблачить». Уж точно не в интервью. Мне не так интересно, каким образом они это делают, а больше — как они вписываются в современную культуру. Наша готовность поверить в невероятное, если это может утешить. Поскольку большинство ясновидящих обслуживают бедняков и рабочий класс, таким утешением обычно служит надежда. Что все наладится. Что им улыбнется удача. — Клиентов мисс Белестрад вряд ли можно назвать рабочим классом, — указала босс. — Точно! Ариэль… в смысле, мисс Белестрад — что-то вроде пережитка прошлого столетия. Спиритические сеансы в гостиных, театральность — все это уже вышло из моды. Началось с научно-технической революции, но окончательно покончила с этим Великая депрессия, понимаете? Мы не понимали и сказали ей об этом. — Для богатых и могущественных медиумы оборачивали утешение в послание о том, что все останется как прежде. Что все хорошо и будет таким и впредь. Даже после смерти. — Уотерхаус села на краешек кресла, на полную мощь включив режим лекции. — Великая депрессия показала, что это ложь. А последующие за ней годы лишь подтвердили это. Благополучие не может длиться вечно. Даже у богатых и могущественных. Она наконец перевела дыхание, и мисс Пентикост воспользовалась шансом для вопроса: — И как же мисс Белестрад удалось преуспеть, в отличие от остальных? Сбившись с ритма, Уотерхаус на мгновение задумалась.