— Беннини. — Благодарю вас. — Он дополнил запись в блокноте. — Я вижу, у вас на пальце обручальное кольцо. Назовите вашу девичью фамилию, пожалуйста. — Зачем вы задаете мне такие вопросы? Вы наглец. — Вы предпочитаете не отвечать? — вежливо спросил Аллейн. Тишина. — Ну что ж. Когда вы немного успокоитесь и придете в себя от ужасного потрясения, которое вы перенесли, расскажите мне, что именно произошло, когда Соммита пришла в комнату с синьором Реесом. Поразительно, но это удивительное создание, которое еще несколько минут назад назвало его «мразью» и плюнуло в него, сейчас без всякого промедления принялось излагать связный и вразумительный рассказ. Мария отправилась наверх, как только упал финальный занавес. Она выполнила свои обычные обязанности: поставила на столик стакан воды и положила таблетку снотворного, которое Соммита всегда принимала после премьеры, повесила на спинку стула неглиже и ночную рубашку, отвернула малиновое покрывало на кровати. Соммита появилась с синьором Реесом. Она была очень недовольна (Аллейн решил, что это самое большое преуменьшение года), и приказала Марии уйти. В этом, как он понял, не было ничего необычного. Она также велела уйти мистеру Реесу, и вот это уже было необычно. Он пытался ее успокоить, но она пришла в ярость. — Из-за чего? — спросил Аллейн. Из-за чего-то, что случилось после оперы. Мария уже ушла из зрительного зала. Она догадалась, что синьор Бартоломью оскорбил диву. Синьор Реес старался ее успокоить, Мария предложила помассировать ей плечи, но Соммита ее оттолкнула. В конце концов он и Мария ушли и вместе спустились по лестнице; мистер Реес предложил Марии дать ей время успокоиться и лечь, а потом отнести ей горячее питье, которое, как они уже знали, в подобных случаях производило на нее благоприятное действие. Мария последовала его совету. Сколько времени прошло между моментом, когда они покинули комнату, и возвращением туда Марии? Ей кажется, около двадцати минут. Где она была в это время? В комнатах для прислуги, где она готовила горячее питье. Миссис Бейкон и шофер Берт были там большую часть времени, а остальные слуги входили и выходили, исполняя свои обязанности в столовой, где гости уже сидели за столом. Мистер Реес присоединился к гостям. Мария приготовила питье, вернулась в спальню, нашла свою хозяйку убитой и подняла тревогу. — Когда мадам Соммита отпустила вас, она заперла за вами дверь? Похоже, да. Мария слышала, как щелкнул замок. У нее был свой ключ, и она воспользовалась им, когда вернулась. У кого-нибудь еще был ключ от этой комнаты? Тут она впервые заколебалась. Губы ее шевелились, но она молчала. — У синьора Рееса, например? — подсказал Аллейн. Она сделала пальцем жест, означающий по-итальянски «нет». — Тогда у кого? На ее лице появился хитрый взгляд. Взгляд ее скользнул в направлении коридора справа от лестничной площадки. Рука поднялась к груди. — Вы имеете в виду синьора Бартоломью? — спросил Аллейн. — Может быть, — ответила она, и он увидел, как она украдкой перекрестилась. Он сделал в блокноте пометку по поводу ключей. Она жадно наблюдала за ним. — Мария, как долго вы проработали у мадам Соммиты? Выяснилось, что пять лет. Она приехала в Австралию в качестве костюмерши с итальянской оперной труппой и осталась в итальянском посольстве в качестве домашней швеи. Личная горничная синьоры не угодила ей, ее уволили, и синьор Реес спросил одного секретаря, который был его другом, могут ли они кого-нибудь порекомендовать. У посла подходил к концу срок службы, и домашний персонал в посольстве должны были заменить. Марию наняли в качестве личной костюмерши и горничной к Изабелле Соммите. — Как вы думаете, кто совершил это преступление? — внезапно спросил Аллейн. — Этот молодой человек, — быстро и злобно ответила она, словно он задал ей дурацкий вопрос. А потом опять резко изменила тональность и принялась просить, умолять, требовать, чтобы он позволил ей вернуться в комнату и оказать своей хозяйке последние почести: положить ее в приличную позу, закрыть ей глаза и помолиться, чтобы на нее не обрушился гнев Господень за то, что она умерла в грехе. — Я должна пойти. Я настаиваю, — повторяла Мария. — Это невозможно, — ответил Аллейн. — Сожалею. Он увидел, что она на грани очередной вспышки ярости и понадеялся, что, если она снова станет в него плевать, то меткость ее за это время не улучшилась. — Вы должны взять себя в руки. Иначе я буду вынужден просить мистера Рееса запереть вас в вашей комнате. Будьте умницей, Мария. Поплачьте о ней. Помолитесь за ее душу. Но не устраивайте сцен. Они вам ничем не помогут. Доктор Кармайкл, с сомнением наблюдавший за Марией на протяжении всей беседы, сказал с профессиональной властностью: — Ведите себя как разумная женщина. Вы заболеете, если будете продолжать в том же духе. Я отведу вас вниз, и мы постараемся найти экономку. Миссис Бейкон, так? Вам лучше бы лечь в постель, знаете ли. И принять аспирин. — И горячее питье, — мягко предложил Аллейн. Мария в бешенстве воззрилась на него, но с резкостью, которая уже не показалась неожиданной, встала, пересекла лестничную площадку и быстро пошла вниз. — Может, я найду миссис Бейкон и поручу Марию ей? — предложил доктор Кармайкл. — Да, будьте так добры, — ответил Аллейн. — А если миссис Бейкон испарилась, уложите ее в постель сами. — Выбирайте выражения, — одернул его доктор Кармайкл и поспешил за Марией. Аллейн догнал его у лестницы. — Я вернусь туда. Возможно, это займет какое-то время. Когда найдете Бейкон, присоединяйтесь ко мне, если пожелаете. Вообще-то я надеюсь, что все уже улеглись спать, но я хотел бы знать точно. Доктор Кармайкл проворно побежал вниз по лестнице, а Аллейн снова вернулся в спальню. III Он принялся за осмотр. Спальня была украшена намного богаче, чем остальные комнаты в доме. Несомненно, подумал Аллейн, она гораздо больше отражает вкус Соммиты, чем вкус талантливого молодого архитектора. К примеру, двери платяного шкафа покрывала глубокая резьба из изящных фестонов и цветочных гирлянд, расходящихся от центрального мотива — стилизованного подсолнуха с утопленной в поверхность дерева черной сердцевиной; весь орнамент был довольно кричаще раскрашен и напоминал стиль ар-нуво. Аллейн тщательно осмотрел все поверхности под кроватью, на туалетном столике, в секретере, где он нашел шкатулку с драгоценностями Соммиты. Она была не заперта, и великолепие ее содержимого поражало. Прикроватный столик. Малиновое покрывало. Ничего. Может быть, под телом? Возможно, предположил он, но тело трогать нельзя. Ванная: он проверил все стеклянные полки, пол, всюду. И все же Мария, если ей верить, слышала, как ключ повернулся в замке после того, как их с мистером Реесом выставили за дверь. А когда она вернулась, она воспользовалась собственным ключом. Он попытался представить себе, как Соммита в разгаре одного из своих припадков ярости поворачивает ключ в замке, вытаскивает его и кладет… куда? Прячет? Но зачем? Для него не нашлось бы места на груди ее древнееврейского одеяния, которое сейчас было изорвано в клочья. Он снял простыню с ужасного тела Соммиты и с бесконечной осторожностью, едва касаясь покрывала, обследовал его поверхность вокруг тела. Он даже осторожно просунул руку под труп. Ничего. Он снова накрыл тело простыней. «Когда осмотр всех вероятных мест не дал результатов, начни осматривать маловероятные и даже абсурдные». Такой была обычная практика. Он кинулся к ящикам туалетного стола. В них царил идеальный порядок — несомненно, благодаря Марии. Он ощупывал, поднимал и возвращал на место кружевное белье, чулки, перчатки. Наконец, в нижнем ящике слева он добрался до коллекции сумочек Соммиты. Сверху лежала украшенная камнями сумочка из сетчатой ткани, которая, как он помнил, была в руках у Соммиты в вечер их приезда. Обмотав пальцы носовым платком, он осторожно открыл ее и нашел в ней ключ от комнаты, лежавший поверх чистого носового платка. На сумочке должны быть отпечатки пальцев, но сейчас ее лучше оставить на месте. Так к каким же выводам можно прийти? Если Соммита брала с собой сумочку вниз и оставила ее в своей гримерной, то, должно быть, забрала ее, когда возвращалась в спальню. С ней был мистер Реес. Ключ был не нужен, так как в спальне уже была ожидавшая ее Мария. Не следует забывать о том, что она была во взвинченном состоянии и вряд ли стала бы методично раскладывать сумочки по ящикам. Она скорее бы швырнула сумочкой в голову горничной или мистеру Реесу, но Мария не упомянула ни о чем подобном. Она лишь повторила, что, когда они удалились, они услышали, как в замке повернулся ключ, и что по возвращении она воспользовалась собственным ключом. Значит, следует предположить, что Соммита, заперев дверь, перестала бушевать и аккуратно положила ключ в сумочку, а сумочку в ящик? Маловероятно, так как она должна была воспользоваться этим ключом, чтобы впустить убийцу, а потом уже не могла вернуть его на место. Поскольку предположительно была мертва. Если, конечно, убийца не Мария. Это вызвало в его воображении странную картину. Фанатично преданная горничная, с горячим питьем в руках, входит в спальню, ставит блюдце с до краев наполненной чашкой на прикроватный столик и при помощи хлороформа усыпляет свою свирепую хозяйку, которая не оказывает никакого сопротивления. Затем она достает фотографию и кинжал, довершает дело, поднимает в свойственной ей манере шум и несется вниз по лестнице, крича об убийстве? Нет. Тогда вернемся к Соммите. Что она сделала после того как заперла дверь? Она не разделась. Она не приняла таблетку. Как она провела последние минуты перед убийством? И что насчет Руперта Бартоломью? В этот момент в дверь тихонько постучали — вернулся доктор Кармайкл. — Благополучно уложили, — сказал он. — По крайней мере, я на это надеюсь. Миссис Бейкон еще не спала и согласилась помочь. Мы проводили эту утомительную женщину в ее комнату, она не сопротивлялась. Я ждал снаружи. Миссис Бейкон проследила, чтобы она разделась, переоделась в ночную рубашку и легла в постель. Она дала ей пару таблеток аспирина, убедилась, что она их приняла, и вышла. Кстати, мы ее не заперли. — У нас нет на это полномочий, — сказал Аллейн. — Это была пустая угроза с моей стороны. — Похоже, она сработала. — Я вам очень благодарен за помощь, доктор Кармайкл. Я не знаю, как бы я без вас справился. — По правде говоря, я получаю от этого какое-то мрачное удовольствие. Разнообразие от привычной работы. Что дальше? — Слушайте внимательно. Это важно. Когда вы пошли за кулисы, чтобы оказать помощь бедняге Бартоломью, Соммита все еще была на сцене, верно? — Да, была. Пыталась отколошматить парня. — И она, конечно, еще была одета в свой ветхозаветный костюм? — Разумеется. — Когда они — Реес и Латтьенцо — уговорили ее пойти наверх, она взяла с собой золотистую сумочку? Или ее взял Реес? — Я не помню. Не думаю. — Она выглядела бы довольно по-дурацки. Она не гармонировала бы с белым парчовым нарядом. Я думаю, вы бы ее заметили.