– Неужто оттуда голос подала? – простонала женщина. – Подала. – Боже! – Евдокия Ивановна обхватила лицо руками, вернулась в дом и локтем толкнула за собой дверь. Пафнутьев увидел Евдокию Ивановну гораздо раньше, чем ему хотелось бы. Это произошло на следующее утро. К нему заглянул Худолей, помолчал, стоя у окна, дождался момента, когда Пафнутьев оторвется от бумаг, и обронил негромко: – Посетителей принимаешь, Паша? – Я никого не вызывал. – Да и не надо. Хорошие посетители всегда сами приходят. А вот плохих случается доставлять силком. Некоторых даже в наручниках. Они, конечно, сопротивляются, слова нехорошие громко произносят, иногда даже грозятся… – Ладно, уговорил. Кого нам с утра бог послал? – Евдокию Ивановну. Так она себя назвала. Сказала, что вы с ней договаривались повидаться. Пафнутьев молча наблюдал, как Худолей кого-то поманил ладонью из коридора, впустил Евдокию Ивановну в кабинет, подставил ей стул у стола босса. – Здравствуйте, Павел Николаевич, – негромко проговорила женщина и осведомилась: – Вы меня не прогоните? – Что вы, Евдокия Ивановна! Я очень рад вас видеть. Дверь моего кабинета всегда открыта для вас! – Вы не пошутили, когда сказали, что моя дочка что-то там подсказала вам? – Есть вещи, которыми не шутят, Евдокия Ивановна. – В таком случае вот вам от нее письмишко. – Женщина положила на стол скомканный листок бумаги. – Его зовут Зайцев Игорь Сергеевич. – Кого? – Голос Пафнутьева чуть дрогнул. – Парнишку в белой курточке с металлическими пуговицами. – Так… – Пафнутьев замолчал. Это было все, что он смог произнести. – Он закончил летное училище и сейчас работает в аэропорту города Ростова-на-Дону. Кем – не знаю. Но думаю, что для вас будет не слишком сложно это установить. – Так, – повторил Пафнутьев. – У меня, Евдокия Ивановна, только один вопрос. Не хотите ли вы работать в нашем учреждении? – Охотно, – с улыбкой ответила женщина. – Даже на полставки. Моя задача была не слишком сложной. Я навестила нескольких матерей, дети которых учились в десятом классе вместе с моей Светой, и поговорила с ними за чашкой чая. – Когда же вы успели?! – воскликнул Пафнутьев. – Вчера. Сразу после вашего ухода. – И что?.. – А то! – с легкой дерзостью ответили женщина. – Еще в школе он собирался поступать в летное училище. – Поступил? – спросил Пафнутьев, уже догадываясь об ответе. – Поступил. Закончил. Получил направление в Ростов. – Значит, сейчас ему под тридцать? – Да. Двадцать восемь, – уточнила Евдокия Ивановна. – Жена? Дети? – Да, Павел Николаевич. И жена, и дети. Мальчик и девочка. – В Ростове-на-Дону? – В Ростове, Павел Николаевич. И портрет на доске почета. В курточке с железными пуговицами. – В той самой? – с улыбкой полюбопытствовал Пафнутьев. – Нет. Из той он вырос. Сейчас на нем темно-синяя. В жаркую погоду им разрешено надевать белую. Но тоже с железными пуговицами. – Какой ужас, – почти неслышно пробормотал Пафнутьев. – Что вас так ужасает, Павел Николаевич? – спросила женщина и наконец-то тоже легонько улыбнулась. – Вы меня ужасаете, Евдокия Ивановна. Точнее сказать, ваша сверхъестественная проницательность. У меня есть для вас вопрос, но я не решаюсь его произнести. – Не робейте, Павел Николаевич. Задавайте ваш вопрос. Я вам на него отвечу. – Хорошо. – Пафнутьев сцепил ладони в один сдвоенный кулак, плотно положил его на стол. – Значит, так. Меня интересует почти невероятная возможность того, что… – Павел замялся. – Цела курточка, – негромко произнесла женщина. – Вчера я держала ее в руках. Мама мальчика Игорька хранит ее в шкафу как реликвию. Ухаживает за ней, проветривает на свежем воздухе и снова вешает в шкаф. – Вы видели эту курточку?! – пробормотал потрясенный Пафнутьев. – Все пуговицы на ней целы, Павел Николаевич. Но к ним не мешает присмотреться повнимательнее. У меня осталось впечатление, что они не все одинаковы. – А почему вы заговорили о пуговицах? – Я видела, как во время нашего прошлого разговора вы несколько раз вынимали из ящика стола ржавый железный комочек, внимательно его рассматривали и бросали на прежнее место. Вот я и подумала, не то ли это послание, которое вы получили с того света от моей Светы? А, Павел Николаевич? Ведь, кроме железной пуговицы, на месте преступления ничего не может остаться. Разве что косточки. – Вы очень мужественный человек, Евдокия Ивановна. – У меня десятилетняя закалка. – Это чувствуется. Я только сейчас осознал тяжесть молотка, лежащего на вашем подоконнике. – У меня к вам только одна просьба, Павел Николаевич. – Слушаю вас внимательно. – Не мешайте мне. Вы меня услышали? Я не смогу жить, если не сделаю того, что положено. Да и Света не простит мне слабинки. Мы же с ней каждую ночь беседуем. Она верит в вас, но и меня не сбрасывает со счетов. – Она знает о вашем молотке? – Это ее подсказка, – ответила женщина уже от дверей. – Если понадоблюсь, позвоните. Всякое бывает. Вдруг чего-нибудь внятное произнесу, – проговорила она, шаловливо подмигнула Пафнутьеву и вышла из кабинета. Павел поднялся, выглянул в коридор и плотно прикрыл дверь. Потом, поколебавшись, он два раза повернул ключ в замке. Не хотелось ему сейчас ни с кем разговаривать, отвечать на чьи-то вопросы, спрашивать кого угодно о чем-либо. У него было такое ощущение, будто Евдокия Ивановна не ушла из его кабинета. Она все еще здесь, сидит на стуле, на который ее усадил Худолей, и посматривает на него, Пафнутьева, улыбчиво и почти снисходительно. «Ну что ж, уважаемая Евдокия Ивановна. Давайте продолжим, если не возражаете. Изымать у вас молоток как орудие будущего смертоубийства, думаю, бесполезно. Вы завтра же обойдете своих подружек и соберете десяток таких молотков, если они вам понадобятся». «Нисколько в этом не сомневайтесь». Пафнутьев почти увидел, как женщина усмехнулась. «У меня такое ощущение, что у вас приготовлен не только молоток. Признавайтесь, Евдокия Ивановна». «Правильное ощущение». «И не только у вас, не так ли?» «Вы опять угадали». «Сколько же вас?!» «Вполне достаточно, Павел Николаевич, даже не сомневайтесь». «И что-то огнестрельное у вас тоже есть, да?» «Есть. Мы ведь не верим вам, Павел Николаевич». «Мне не верите?! – ужаснулся Пафнутьев, вышагивая по кабинету от двери до окна. – Мне лично?!»