— Они тоже делали, что могли. Ясно одно: этого было недостаточно. — Да, тут ты права. Сюзанна глубоко вздохнула. — На днях я сделала нечто ужасное, — проговорила она. — Разругалась с Мелькером. Он меня спровоцировал, я была уставшая и… я прижала его к стене и стала орать на него, прямо в лицо. Чарли не знала, что сказать. Она и сама прекрасно помнила, как страшно ей становилось, когда Бетти теряла над собой контроль. «Все к гребаным чертям!» — Может быть, ты немного преувеличиваешь, — сказала она. — Я была так близка к тому, чтобы его ударить, так грубо его схватила и… — Знаешь, я не считала, сколько раз Бетти грубо хватала меня, — проговорила Чарли, — но точно много. — Ну, Бетти же не такая, как все. — Просто я хочу сказать — не стоит так строго себя судить. — А мужику, который признался, что прижал к стене свою жену, ты бы тоже так сказала? — Нет. — Я держала Мелькера и кричала в сантиметре от его лица. Ясное дело, это родительское насилие. Он был в таком шоке, что даже не заплакал. И сколько бы я ни просила прощения, я не могу изменить того, что уже произошло. Ничего не могу поделать с тем, как он теперь на меня смотрит. — Но ты можешь сделать все, чтобы это не повторилось, — сказала Чарли. Потянувшись за рулоном бумажных полотенец, стоявшим на столе, она оторвала кусок и протянула Сюзанне. Ей хотелось сказать что-нибудь о том, что муки совести — признак здорового начала, гарантия, что она так больше не поступит, но потому вспомнила всех мужей, которые избивали своих жен, а потом громко сожалели об этом, и поняла, что слова — всего лишь пустые слова. Провалы во времени — А я и не знала, что ты умеешь играть на гитаре, — говорю я. — На самом деле не умею, — отвечает Поль. — Я и нот-то не знаю. Мы в церкви, сидим впереди перед самым Иисусом на кресте. Поль — на маленькой подставке, где новобрачные становятся на колени, а я — напротив него, спиной к крестильной купели. Поль где-то нашел гитару. Его пальцы легко бегают по струнам. Какая разница, что не знаешь нот, если умеешь играть, как Поль? Звучит прекрасная грустная мелодия, которой я никогда раньше не слышала. Я закрываю глаза. И тут Поль начинает петь: Эх, Франческа! Не предупредила Я открывая глаза. Поль улыбается мне, делает паузу и начинает с начала. Эх, Франческа! Не предупредила И тихо на цыпочках Утром ты уходила. Спасибо за солнечный свет, За то, что со мною была, За то, что тебя со мной нет, За то, что свободной ушла[2]. А потом он говорит мне, что мое имя означает именно это — свободная. Франческа означает «свободная». 10 Вскоре после того, как Сюзанна сходила наверх, чтобы пожелать детям спокойной ночи, зазвонил ее телефон. — К слову о прекрасных матерях, — бросила она, взглянув на дисплей. Поднявшись, она вышла, прижав телефон к уху. Через несколько минут вернулась. — Не понимаю, зачем я отвечаю, — произнесла она. — Но где-то в глубине души все равно надеюсь, что она трезвая. Сюзанна вздохнула. — Хотя — кто я такая, чтобы ее критиковать? Более всего мне хотелось бы сделать то же самое. После того, что произошло летом… у меня такое ощущение, что я падаю, лечу вниз и ни за что не могу зацепиться. Тебе знакомо это чувство? — Слишком хорошо знакомо. — Я не имею в виду, что я бы тоже… — Сюзанна потрясла головой. — Пойми, Чарли, я никогда бы этого не сделала, но иногда мне кажется, что я сейчас умру от усталости, мне просто хочется запереться в комнате с полной звукоизоляцией. Здесь никогда не бывает тихо, ни минуты покоя, и даже когда мальчики не ссорятся, а просто разговаривают, мне хочется зажать уши руками — даже тогда, когда они хотят рассказать мне, что делали в школе, самые обычные вещи. Я часто думаю — как хорошо быть… мертвой. Чарли так хотелось сказать что-нибудь возвышенное о ценности жизни, но слова не приходили. Ее тоже часто посещали такие мысли. — Мне так хотелось бы, чтобы Исак тоже заботился о детях, а не бросил меня вот так посреди всего этого. Если бы я только могла поспать, чтобы мне не мешали, и додумать несколько мыслей, то… — Как давно его нет? Сюзанна ответила, что точно не знает, что все смешалось, но, кажется, уже скоро два месяца. Несколько раз он звонил, но с детьми не встречался, говорил, что ему многое надо обустроить — он сейчас занят собственной судьбой. — А ты нет? Сюзанна пожала плечами. — Но теперь я здесь, — сказала Чарли. — Так что ты можешь обустраивать то, что считаешь нужным, спать, думать — все, что угодно. — Тут дело не только в Исаке. Все началось намного раньше, до того, как он… подожди минутку. Сюзанна вышла в кухню и вернулась с пачкой «Принца». Не спрашивая Чарли, протянула ей сигарету, еще одну взяла себе. Они закурили от каминной зажигалки. — Мне надо было давно с ним расстаться, — проговорила Сюзанна, стряхивая пепел на каминную полку. — Еще несколько лет назад я начала мечтать о разводе. Какая же я идиотка! Где мое самоуважение? В кого я превратилась? Она обернулась к Чарли, словно ожидая ответа. — Ты ведь не первая, кто… — Чарли не знала, как закончить фразу. Не первая, поверившая в любовь — и обманутая? — Столько лет я ему доверяла, — Сюзанна безрадостно рассмеялась. — Похоже, мозги отказывались верить, что он мне врет, хотя задним числом это очевидно. Он спал с другими. Да, но ведь мне не легче от того, что такое сплошь и рядом, — произнесла она таким тоном, словно Чарли что-то сказала по этому поводу. — Для того, с кем это случилось, это все равно ад кромешный. Лучше бы он меня бросил. Почему он от меня раньше не ушел? Чарли подумала о Хенрике и его беременной жене. — Возможно, потому, что ему хотелось сохранить за собой все, — ответила она и чуть было не добавила мантру Бетти — что все мужики сволочи. «А я сама? — подумала она. — У меня тоже все не совсем моногамно — с другой стороны, я и не обещала никому верности до гроба». — Но самое ужасное — Аннабель, — вздохнула Сюзанна. — Все не могу выбросить ее из головы. Так и вижу перед собой ее лицо. Встречаю иногда ее отца в «Ике» — вижу, как он ссутулился и постарел. И я чувствую… чувствую себя такой виноватой.