— Почему? — спросила Чарли. — Из-за чего ты чувствуешь себя виноватой? — Из-за всего, — ответила Сюзанна. — Из-за того, что я наорала на нее в тот день, что меня настолько ослепила ревность — и я выместила все не на том человеке, что я скрыла от полиции ее отношения с Исаком. И я понимаю, что бессмысленно себя всем этим мучить, но пойди объясни это моей голове. — Это пройдет, — сказала Чарли, но потом поправилась: — По крайней мере, со временем становится легче. Она не была уверена, что это правда, но что ей еще оставалось сказать? — Я знаю, Исак ее не убивал, — продолжала Сюзанна, — но я не могу не думать, что она, возможно, была бы жива, если бы он держался от нее подальше или если бы я поговорила с ней, вместо того чтобы орать. А теперь ее отец бродит, как привидение, а мама в сумасшедшем доме. Гребаная, трижды проклятая жизнь! Сюзанна отставила бокал и кинула сигарету в огонь камина. — Не знаю, как ты, а мне нужно что-нибудь покрепче. — Я буду то же, что и ты, — ответила Чарли. Она ощутила, как в животе защекотало от предвкушения. «Я должна сказать «нет», — подумала она. — Я должна сказать, что надо воздержаться от алкоголя, что мы должны справиться с жизненными неурядицами, не одурманивая себя. Но у меня нет на это сил». Сюзанна вернулась с двумя напитками в пластмассовых стаканчиках. — Все остальное в посудомойке, — сказала она и протянула один стаканчик Чарли. — Что это такое? — Небольшой коктейль из того, что нашлось у меня дома. Возможно, не самый вкусный напиток на свете, однако достаточно крепкий, чтобы согреть изнутри. Сюзанна отпила большой глоток и оглядела комнату. — Наверное, мне пора продать дом и оставить все это позади. Скоро Исак потребует свою долю. — Не может же он выставлять требования сейчас, в такой ситуации? — удивилась Чарли. — Он ведь не настолько глуп? — Я его совсем не знаю, — ответила Сюзанна. — Не могу сказать, насколько он глуп. — А где он живет сейчас? Сюзанна пожала плечами. В последний раз, когда она с ним разговаривала, он был в Стокгольме, но где он сейчас, ей неведомо. Скорее всего, он никогда больше не приедет. — Приедет, — сказала Чарли. — Откуда ты знаешь? — А я и не знаю. Просто так говорят. Но я очень надеюсь — ради мальчишек, — что так оно и будет. — Остается только надеяться, что он появится, пока не поздно — пока они не начали его ненавидеть. — Дети… умеют прощать, — сказала Чарли. — Не все, — возразила Сюзанна. Некоторое время они сидели молча. Чарли простила Бетти за все те выходки, которые та устраивала на своих вечеринках, за те дни, когда она просто лежала в кровати, не отвечая на прямое обращение, за все пропущенные родительские собрания, за все несостоявшиеся походы и поездки. Она простила, потому что поняла — Бетти не такая, как все, она не могла по-другому. Но потом, после того, что всплыло этим летом… все же есть границы того, что можно понять и простить. — Ты всегда была терпимее к своей маме, чем я к своим родителям, — продолжала Сюзанна. — Ты так о ней заботилось, просто… просто сердце разрывалось смотреть. Помню, я задумалась над этим уже тогда — типа странно, что ты можешь быть настолько понимающей, в смысле — Бетти же… она была вроде моих предков, но у меня не было того терпения, как у тебя. — Бетти оказалась куда хуже. — Что ты хочешь сказать? — Я хочу сказать, что она… она совсем не такая, как я думала. Чарли тут же пожалела, что начала этот разговор, но затормозить уже не могла. — Моя мама и мама Аннабель дружили в детстве, — проговорила она. — Нора Роос? — удивилась Сюзанна. — Вот бы никогда не подумала. Но что в этом такого ужасного? — Они убили маленького ребенка. Сюзанна уставилась на нее. — Не поняла, — пробормотала она. — Что-то я не догоняю, Чарли. — Мама и Нора убили двухлетнего мальчика, когда были детьми. — Что ты такое говоришь? Как это? — Задушили его — вернее, по словам Норы, его задушила Бетти. Сюзанна побледнела. Бросила взгляд на стену, украшенную фотографиями, где все ее мальчишки еще были щекастыми младенцами, лежащими на овечьих шкурах. — Зачем? — Если верить газетным статьям того времени, они заигрались и не смогли остановиться. — Боже мой, Чарли. А что с ними случилось потом? — Учреждение для малолетних преступников, приемная семья, новые личные данные. А потом… потом Нора стала странной мамашей, которой не удалось защитить свою дочь, хотя она положила на это всю жизнь. А Бетти — сама знаешь, что стало с Бетти. Они долго сидели молча, то и дело отпивая по глотку напитка. — Даже не знаю, что сказать… — проговорила, наконец, Сюзанна, — Представить себе не могу… какая чудовищная жестокость… Она потрясла головой. Чарли заметила, как подруга морщит лоб, пытаясь свести воедино портрет Бетти — и хладнокровного убийцу детей. — Я тоже себе не представляю, — сказала Чарли. — Но почему? — спросила Сюзанна. — Почему она это сделала? — На этот вопрос нет ответа. Гены? Трудное детство? — У кого, черт подери, оно было не трудное? — буркнула Сюзанна. — Разве это оправдание? Они опустошили стаканы. — Как с таким жить? — спросила Сюзанна. — Как, черт подери, свыкнуться с мыслью, что твоя мама… я хотела сказать — Лола совсем не подарок, но чтобы она могла сотворить такое… Совершенно невероятно. — Приходится с этим справляться так же, как люди поступали во все времена. — А как люди поступали? — Терпели. Проживали секунду за секундой, потом минуту за минутой, потом час за часом, день за днем — просто ждали, пока пройдет время. — Тебе это помогает? — Иногда. — Единственное, что помогает мне снять страх и что не разрушает организм, — это живопись, — сказала Сюзанна. Чарли кивнула на Сюзаннины картины по стенам. — Ты должна снова начать рисовать, — сказала она. — А кто тебе сказал, что я забросила это дело? — Я просто подумала… — Пошли, покажу, — сказала Сюзанна. Она поднялась и вышла в прихожую. Чарли последовала за ней. Сюзанна надела деревянные башмаки и придвинула такие же Чарли. — Это башмаки Исака, так что они могут быть тебе велики, но нам недалеко. — Куда мы идем? — Увидишь. — А если дети проснутся?