Иван помогал отцу работать на участке, когда Вильхельм уже не мог. Однажды они с папой разругались по поводу договора, который дедушка заключил с Вильхельмом — в договоре было сказано, что Вильхельм останется жить в домике привратника, даже когда не сможет работать. Из-за этого договора папа считал, что не обязан платить Ивану большую зарплату, раз его отец живет тут бесплатно. Но однажды Ивану это надоело, он высказал свое недовольство, и после этого двери для него были закрыты. Несмотря на это, он регулярно наведывался в усадьбу. Всегда находился какой-нибудь крючок, который надо было забрать, или пила, принадлежавшая лично его отцу. «Появляется как привидение» — вздыхал порой папа. — Как настоящее привидение». — Зачем тебе эта яма? — спросил Иван. — Животных не осталось, хоронить некого. — Просто хочу проверить, как глубоко я могу прокопать, — ответила я. — Мне доставляет удовольствие сам процесс. — Твоя мать будет недовольна тобой. — Моя мать никогда еще не была довольна мной. Вечером, когда я ушла к себе и легла спать, у меня начали болеть ладони. Какая же я дура, что столько копала без перчаток. Однако я подумала, что это все равно хорошо — физическая боль, на которой я могу сосредоточиться, более приемлемая, чем та, которую я ощущала от порезов на руках. Я позанималась физическим трудом, сделала дело. Несколько часов назад земля у Звериного кладбища была ровная. Теперь — нет. Я смогла что-то изменить. Однако заснуть у меня не получалось. В ладонях пульсировала кровь. Почему-то в голове вновь возникли мысли об Ароне Вендте. Вот чем стал для меня этот дом — местом, где я вспоминаю плохое. Арон Вендт — от одного имени у меня дрожь пробежала по телу. Арон с ключами от машины в руках, с дурацкой улыбкой, гордостью по поводу лошадиных сил в машине, разговорами по поводу ободов, сделанных по спецзаказу, и о дополнительном оборудовании. Чувство, что ты пассажир, не можешь управлять, не можешь решать, куда ехать, где остановиться, когда поворачивать назад… От Арона пахло ментолом, когда он навалился на меня, шепча мне в ухо, чтобы я расслабилась. Привычным движением он откинул мое сиденье, дыхнул мне в ухо, шепнул, чтобы я успокоилось, что больно не будет, если я не буду напрягаться. Я не хотела, чтобы он наваливался на меня, но все тело, казалось, отнялось, руки и ноги не слушались, как бы я ни старалась. Я была беспомощна, как тряпичная кукла. И только когда он стянул с меня трусики, я укусила его за руку. Укусила изо всех сил, так что почувствовала вкус железа на губах. Он вскрикнул и кинулся на свое сиденье. Затем зажег лампу в салоне и стал рассматривать поврежденную руку. — Ты понимаешь, что ты наделала? — вскричал он, указывая на рану. — Ты видишь, что получилось? Он сунул мне под нос свою руку, заставляя меня смотреть. — Прости, — сказала я. — Прости?! Мне, небось, придется поехать и сделать себе прививку от бешенства. — У меня нет бешенства, — заверила я. — Черт тебя знает. Мне следовало бы дать тебе сдачи, — заявил он, словно забыв, из-за чего я его укусила. — Мне следовало бы сделать тебе так же больно, до крови. Я смотрела в темное окно, чувствуя, что вот-вот заплачу. — Тебе повезло, — заявил Арон, заводя мотор. — Тебе чертовски повезло, что я настоящий джентльмен. Положив руку на спинку моего сиденья, он развернул машину, а затем помчался обратно в Гудхаммар. 14 Когда Чарли свернула на дорогу, ведущую к дому, из хлева вышла Сюзанна. — Где ты была? — спросила она, когда Чарли вылезла из машины. — Покаталась немного, а потом выпила кофе в пабе. Все в порядке? — Я спала, — ответила Сюзанна. — Спала, как труп. — Отлично, — ответила Чарли и решила не спрашивать, самостоятельно ли она этого добилась или при помощи лекарств. Она приехала не для того, чтобы читать нотации человеку столь же травмированному, как и она сама. — Звонил Исак, — сказала Сюзанна. — Завтра приедет, заберет мальчиков. Судя по всему, он обосновался у бывшего коллеги в городе. Он хочет забрать их не меньше, чем на неделю. — Это хорошо или плохо? — Наверное, хорошо. Но самое ужасное — я буду без них очень скучать. Я никогда еще не разлучалась с ними больше, чем на одну ночь. — Все будет хорошо, — заверила ее Чарли. — Тебе нужно время для самой себя. — Я думаю о празднике урожая, — проговорила Сюзанна. — Раньше мне нравилось ходить на него, бывать среди людей. В этом году у меня и желания бы не возникло, но если детей не будет и ты здесь, то я точно пойду, черт побери. Не желаю больше стыдиться. — За что тебе стыдиться? — За все, что произошло. Мне вообще сейчас не по кайфу бывать в поселке — народ пялится на меня, не говоря ни слова, терпеть этого не могу. На празднике урожая они не смогут сделать вид, что ничего не случилось. Напьются, языки развяжутся, а воспринимать честные слова, сказанные по пьянке, куда легче, чем молчаливые осуждающие взгляды. Особенно если сама набралась. — Понимаю, — кивнула Чарли. — Но тебе не следует принимать все это близко к сердцу. Ты ведь ни в чем не виновата. — Невиноватых нет. Взглянув на небо, Сюзанна заявила, что сегодня чертовски прекрасный осенний день, так что надо пойти прогуляться. — Куда? — спросила Чарли. — А обязательно должна быть цель? Разве нельзя просто пройтись? Они пошли по гравиевой дорожке, начинавшейся за домом. Ветер дул с правильной стороны — запах от целлюлозно-бумажного завода не ощущался. Странное дело, подумалось Чарли: то, что на первый взгляд кажется заурядной дорогой в окружении леса, на самом деле полно воспоминаний. Здесь они гоняли на старом мопеде отца Сюзанны, здесь один раз перевернулись на велосипеде, когда Чарли везла Сюзанну на багажнике. Когда они пришли в тот раз на вечеринку в сельский магазин, у обеих были разбитые коленки и полные мелких камешков раны на ладонях. Они прошли мимо камня, на котором впервые покурили, смеясь от того, что так тошнит и кружится голова, однако не прекращали до тех пор, пока не научились затягиваться, не кашляя. — Ты знаешь усадьбу Гудхаммар? — спросила Чарли. — Да. А почему ты спрашиваешь? Чарли кратко пересказала статью о пропавшей Франческе Мильд, которая жила там. Знает ли Сюзанна об этой истории? — Все знали, что это произошло, что та девочка пропала. Ее ровесники иногда об этом упоминали. Неужели ты не слышала? — Нет, — ответила Чарли. — По крайней мере, не помню такого. Но мне кажется очень странным, что никто ничего не сказал этим летом. В смысле — когда еще одна девушка из этих мест пропала. — Но та девушка была не из этих мест, — возразила Сюзанна. — Но пропала-то она здесь! Франческа Мильд пропала из усадьбы Гудхаммар. — Да. Сюзанна остановилась и посмотрела на Чарли. — А в чем, собственно, дело? — Мне приснился сон — о Бетти, как мы с ней идем по гравиевой дорожке, по аллее, и спешим, а потом Бетти стучит в дверь, но мужчина, который открыл, прогоняет нас. Это произошло на самом деле. А усадьба… это Гудхаммар. Я не понимаю, что мы там могли делать. В голове снова завертелись образы. В ушах звенел умоляющий голос Бетти: «Нам нужно поговорить. Пожалуйста!» — Может быть, речь шла о какой-нибудь договоренности по поводу доставки спиртного, — предположила Сюзанна. — Сама знаешь, какой невыносимой могла быть в таких случаях Бетти. Иногда она забывала, что получила плату, и… и устраивала скандал. Бетти и ее виноторговля. Она продала все вишневое вино, которое получила вместе с домом, когда покупала Люккебу, а потом начала производить собственное — как на продажу, так и для собственного употребления. Случалось, что Бетти отпускала товар в долг, а потом, когда у нее кончались деньги, ходила и донимала должников. В таких делах она часто брала с собой Чарли. Неужели визит в Гудхаммар касался столь банального повода? Но почему они отправились туда ночью? Да и зачем такой состоятельной семье закупать что бы то ни было у Бетти? Последнюю мысль она высказала вслух. — Понятия не имею, — ответила Сюзанна. — Они не стали бы этого делать. — Не стали бы, — согласилась Сюзанна. — Все равно не понимаю, зачем мы туда пошли, — проговорила Чарли. — Могу позвонить маме и спросить — вдруг она знает, — предложила Сюзанна. Она достала телефон и набрала номер, но Лола не отвечала. Сюзанна наговорила на автоответчик сообщение, чтобы та позвонила ей, когда проснется. — Кстати, сегодня вечером сюда приедет мой друг из Стокгольма, — сообщила Чарли. — Кто? — спросила Сюзанна. — И зачем? — Его зовут Юхан Ру, у него здесь работа. Он остановится в мотеле. — Это не он ли все тебе испортил летом? — Я сама все себе испортила. — Но это, по крайней мере, тот самый — он журналист?