— Забыл — что? — Забыл, что он не поверил мне в прошлый раз. — На твоем месте я бы немного подумал, — сказал папа. — Я вас не простила, если вы на это надеетесь, — проговорила я. — Не простила ни тебя, ни маму, ни доктора Нулана. И никогда не прощу. — Знаю, но обо всем этом есть разные мнения. — Поэтому никто мне не верит? Из-за того, что произошло в тот раз? — Франческа, — сказал папа, оторвав взгляд от дороги. — Твой друг покончил с собой. Ничто не изменится от того, что ты пытаешься обвинить кого-то другого. Все знают, что он покончил с собой. — Это потому, что вы его не знаете. Никто его не знает так хорошо, как я. — Тут ничего не изменилось, — сказала я, когда мы заехали во двор и остановились у болотно-зеленой виллы доктора Нулана. Она расположена в красивом месте, на холме, с видом на озеро и пляж. На папином моторном катере отсюда можно доехать до Гудхаммара всего за десять минут. В ясную погоду, как сейчас, когда листья облетели с деревьев, можно даже разглядеть наш дом по другую сторону озера. Снова очутившись здесь, я почувствовала, как в животе все сжалось комом. Я вспомнила все долгие трудные часы, которые просидела в его кабинете, пытаясь разобраться со своими маленькими особенностями. Почему я постоянно облизываю губы? Почему разгрызаю бокалы, когда к нам приходят гости? Почему не отвечаю, когда другие любезным тоном задают мне вопросы? Едва папина машина скрылась за поворотом, у меня мелькнула мысль убежать в лес, но от этого все стало бы еще хуже, поэтому я медленно побрела к входной двери. Позвонила в звонок на двери, и меня поразило, как неуместно звучит радостная мелодия в доме, куда приходят люди с нестабильной психикой. Дверь открыла Грета. Она работала у доктора Нулана… уборщицей? Экономкой? — Франческа! — воскликнула она и улыбнулась. У нее были добрые карие глаза и почти совсем седые волосы. — Рада снова тебя видеть. Ты можешь присесть у кабинета. После долгого, томительного ожидания открылась дверь в кабинет доктора Нулана на втором этаже. Он был одет в кофту горчичного цвета и коричневые брюки, которые показались мне не совсем чистыми. Волосы всклокоченные, словно он только что встал с постели. — Как хорошо, что ты пришла, — сказал он, провожая меня внутрь. — Твои родители очень волнуются за тебя, Франческа. — Вам тоже здравствуйте, — ответила я. В его кабинете висело тяжелое облако табачного дыма. Я устроилась на диване с зеленой плюшевой обивкой. Сам доктор Нулан сел за письменный стол. Думаю, он садился так для того, чтобы делать записи, а также для того, чтобы создать определенное пространство. — Мне сказали, что ты плохо себя чувствуешь, — произнес доктор Нулан. — Что положение стало совсем серьезным. — Это был крик о помощи, — ответила я, кивнув на свои руки. — Да, так обычно и говорят. Доктор Нулан закурил трубку. Мне так хотелось попросить его открыть окно. Что это за доктор, который курит в помещении, перед носом у своих пациентов? — Расскажи, Франческа, — проговорил он, положив ногу на ногу. — Как получилось, что ты хочешь умереть? Почему я хочу умереть? Я порадовалась, что доктор Нулан придерживался того же алгоритма, как и раньше, не давая мне времени ответить, потому что я успела только вздохнуть и пожать плечами, как он продолжил сыпать бесконечными вопросами. Нахожу ли я существование бессмысленным? Утратила ли я веру в будущее? Сплю ли я плохо по ночам? — Мне кажется, у тебя депрессия, — заявил доктор Нулан, когда мне удалось кратко ответить на некоторые из его вопросов. — Неужели? — переспросила я. Доктор Нулан, похоже, не уловил иронии в моем голосе, потому что он только кивнул и добавил, что после того, что я ему рассказала, он совершенно уверен в своих выводах. Все это в сочетании с попыткой самоубийства говорит само за себя. У меня серьезная депрессия. — Это был крик о помощи, — повторила я. — Да, если ты предпочитаешь так это называть, — кивнул доктор Нулан. — Но мы услышали тебя, Франческа. Мы услышали твой крик о помощи. — Как хорошо, — проговорила я. — Как хорошо, что вы все такие чуткие. — Ты когда-нибудь думала над тем… — доктор Нулан сделал очередную затяжку, — над тем, чтобы развить свой талант, чтобы он перевесил деструктивную сторону. Ведь ты талантлива, Франческа, ты отдаешь себе в этом отчет? — Даже не знаю. Я не чувствую себя ни особо деструктивной, ни талантливой. Так и было. Все мое детство люди, окружавшие меня, постоянно говорили о том таланте, который якобы скрывался за всякими моими особенностями. От этих разговоров мне всегда становилось не по себе, ибо в глубине души, подозреваю, я глупее, чем большинство людей. Возможно, мне удается довольно легко делать выводы и истолковывать намерения и настроение других людей (хотя папа всегда говорил, что не стоит переоценивать эту мою способность), но когда речь идет о реках, морях и горах, старых философах, королях и теориях, у меня нет шансов. Я могу вызубрить это к контрольной и правильно ответить по всем пунктам (во всяком случае, раньше точно могла), но потом все это словно тает в тумане. Я понятия не имею, где расположены страны. Случалось, я думала, что Мехико находится в Европе, а Лиссабон — столица Австрии. Но самое неприятное во всех этих разговорах было то, что меня они вгоняли в стресс. Ведь это такое расточительство! Талант совершенно бесполезен, если он достался человеку, не способному сделать из него ничего стоящего. — Видимо, мне все же не хватает таланта, чтобы извлечь максимальную пользу из своей ситуации, — ответила я. — Иначе я давным-давно бы это сделала. — Еще отнюдь не поздно, — проговорил доктор Нулан, соединяя кончики пальцев. — У тебя впереди много времени. Это прозвучало как угроза. — Как ты смотришь на будущее? — Сейчас я не в состоянии ни думать, ни говорить о будущем, — ответила я, чувствуя, что это истинная правда. Я бесконечно устала от будущего. — Но до того, как ты стала плохо себя чувствовать, как выглядели твои мечты о будущем? Моя жизнь. Какой бы она ни вышла, все равно все кончится катастрофой. Мне вспомнилась моя любимая книга — «Под стеклянным потолком» Сильвии Плат. Эту книгу дал мне Поль, убежденный, что я ее полюблю, — и он оказался совершенно прав. Сейчас мне пришел на ум один из моих любимых эпизодов в этой книге, где Эстер Гринвуд приходит к выводу, что бесполезно путешествовать, потому что саму себя она всегда возит с собой. Потом мы перешли на моих родителей, мою злость — то, что я не могу их простить. Доктор Нулан сказал, что я должна попробовать — если не ради них, то ради себя самой. Я уставилась на стену за спиной доктора Нулана, на все дипломы, которыми он ее украсил, и подумала, как ничтожны образование и все премии и звания, если человек не понимает даже такой прописной истины: есть вещи, которые не прощают. Доктор Нулан попросил меня рассказать о трагическом событии, которое случилось с моим парнем. Да, мои родители кратко ввели его в курс дела. Я ответила, что в таком случае он информирован весьма неправильно, потому что у меня никогда не было парня. — С твоим другом, — поправился доктор Нулан. — Мне кажется, что он убит, что его убил парень моей сестры с дружками. — Это очень серьезное обвинение, Франческа. — Это очень серьезное преступление. — Откуда у тебя такие подозрения? — спросил доктор Нулан. Я рассказала о своих воспоминаниях — о желтой розе, о мокрых брюках. О том, что парни не решались смотреть мне в глаза. Когда я закончила, доктор Нулан посмотрел в окно, откашлялся и принялся рассказывать мне об особенностях человеческой памяти. Она ненадежна, сказал он, ненадежна и переменчива. Она может пропадать, поддаваться манипуляциям и выдавать ложные воспоминания, а если добавить такие вещи, как транквилизаторы, алкоголь и наркотики, то она, ясное дело, становится еще более ненадежной. Я перестала слушать, мысленно улетев в иные места, где мне поверят, где мы с Полем добьемся правды, где виновные будут наказаны. — Я хотела бы поговорить о том, что случилось с Ароном Вендтом, — сказала я, когда доктор Нулан закончил свою лекцию о памяти. — Напомни мне, — сказал доктор Нулан, снова закидывая ногу на ногу. — Арон Вендт изнасиловал меня. Вы что, забыли? — Это я помню, — сказал доктор Нулан. — Но мы говорили о твоем друге. — Но я хочу поговорить вместо этого об Ароне Вендте. — А что о нем можно сказать? Доктор Нулан развел руками и снова потянулся за трубкой. — Пожалуйста, вы не могли бы не курить? — попросила я. — Само собой. С разочарованным видом он отложил трубку. — Хотя речь идет не об Ароне Вендте, — проговорила я. — А о маме с папой. Об их предательстве. Доктор Нулан откашлялся и ответил, что он воспринимает это событие не совсем так, как я. Он не считает это предательством. — А чем же? — спросила я. — Мне кажется, твои родители поступили так, как и должны поступать родители в подобной ситуации. В смысле — им требовались доказательства. Я вспомнила тот жуткий визит к гинекологу. Мама и папа заставили меня поехать туда. Гинеколог оказался даже не женщиной, а мужчиной среднего возраста с волосатыми пальцами. Он сказал, что если я буду дышать спокойно, то все скоро закончится — и попросил меня спуститься на кресле ниже, придвинуться ближе, еще ближе.