После обследования он беседовал с мамой и папой, а меня попросили подождать в коридоре. В машине по пути домой папа решил всерьез со мной поговорить. Мне следует перестать лгать, заявил он, иначе это плохо для меня кончится. Я закричала, что я не лгала. Почему они мне не верят? Почему не верят собственной дочери? Папа ответил, что не хочет вдаваться в подробности, но гинеколог был вполне уверен в своем заключении — то, что я рассказала им об Ароне Вендте, на самом деле не имело места. 16 В зале оставался только один свободный стол. Чарли велела мальчикам сесть за него, а сама пошла, чтобы принести еще один стул. Уровень шума уже был высоковат. Оглядев помещение, она испытала странное чувство: казалось, все эти люди так и сидели здесь с тех пор, как она оставила их летом. Тут была шумная компания мужичков, с которыми обычно тусовался Свенка, а в баре сидели несколько женщин среднего возраста, которых она тоже знала. Постоянные посетители отвоевали это место после летнего засилья полицейских, журналистов и людей из «Missing People». — Кого я вижу! — лицо говорившего возникло совсем рядом с Чарли. — Ты даже решилась заявиться сюда? — Чего тебе, Микке? — спросила Чарли без всякого энтузиазма. Беседовать с ним у нее не было ни малейшего желания — по крайней мере, если он не собирается помогать ей с тем закрытым делом, но вот он стоит перед ней — слишком близко, в точности так, как часто делают люди, начисто лишенные чувства такта. — Я просто хотел сказать привет, — ответил Микке. От него разило алкоголем. — Привет, привет. — А это разве не сыновья Сюзанны? — спросил он, кивнув в сторону стола. — Да. — А где же сама Сюзанна? — Дома. Микке подался вперед, еще больше приблизившись к Чарли. — Как ты думаешь, Исак вернется? — Не знаю, — ответила Чарли. — Но даже если бы знала, с тобой бы не стала обсуждать. — Надеюсь — ради его же блага, — что он будет держаться подальше, — сказал Микке. — Да, знаю, его не смогли осудить, но народу на такое плевать. Того, что он сделал, вполне достаточно. Такого у нас не прощают. — Это все, что ты хотел сказать? — Нет, — Микке понизил голос. — После твоего ухода я порылся в архиве и, кажется, нашел кое-что, что тебе может пригодиться. Даже взял это к себе домой. Чарли удивилась. Она считала, что ничего не выйдет. — А в чем подвох? — спросила она. — В смысле? Чарли не стала говорить, что она имела в виду, потому что не хотела обидеть Микке и тем самым лишиться возможности ознакомиться с материалами дела. — Да так, забудь, — бросила она. — Может быть, я даже дам тебе посмотреть, если скажешь, что ты ищешь. Я имею в виду — не хочется же рисковать своим положением и все такое… — Давай поговорим завтра, когда ты протрезвеешь, — ответила Чарли. — Я всего лишь пропустил пару бокалов пива. И сейчас поеду домой. — Завтра. — Кстати, почему ты ничего не сказала? — продолжал Микке. — О чем? — О том, что ты отсюда родом, что ты дочь Бетти. — Потому что это не имеет значения. Она обернулась. — Мой папа ее знал, — проговорил Микке. — Очень хорошо знал Бетти, я бы так сказал. Так что если дочь Бетти чего-то от меня хочет, то кто я такой, чтобы… — Не здесь, — остановила его Чарли. — Ты что, хочешь лишиться работы? — А ты что, хочешь на меня настучать? Микке улыбнулся. Похоже, он не отдавал себе отчета, насколько громко разговаривает. Чарли двинулась к своему столу, в то время как слова Микке все еще звучали у нее в ушах. «Мой папа очень хорошо знал Бетти». — Чего он хотел? — спросил Мелькер, кивая в сторону Микке. — Ничего особенного. — Он тоже полицейский, — сказал Нильс. — Думаешь, она не знает? — Мелькер закатил глаза к небу. — Она же приезжала сюда и работала с ним. — Я что-то не подумал, — пробормотал Нильс. И тут в дверях возник Юхан. Когда Чарли встретилась с ним глазами, она почувствовал внутри нечто такое, чего не испытывала с тех пор, как… вернее, она и не знала, доводилось ли ей вообще испытывать раньше нечто подобное. «Прекрати идиотничать, — сказала она себе. — Он всего лишь… да, а кто он, собственно говоря?» Юхан подошел к их столу. Он слегка приобнял Чарли в качестве приветствия, а потом поздоровался за руку со всеми четырьмя мальчиками и представился им. Тут же появился Юнас с дополнительным стулом. — Как самочувствие? — спросил Юхан, усевшись. — Хорошо, — ответила она. — А ты как? — В порядке, погода только немного угнетает, — он кивнул в сторону окна, по которому уже катились капли дождя. — Особенно темнота. Терпеть ее не могу. — А я люблю, — сказала Чарли. — Мне кажется, темнота дарит свободу. — Свободу? Юхан наморщил брови. — А почему тебе кажется, Чарли, что темнота дарит свободу? — спросил Нильс, глядя на нее серьезным взглядом. Чарли и не подумала о том, что мальчики слушают их разговор: Нильс и Мелькер, казалось, уткнулись в свои мобильники, а близнецы занялись складыванием самолетиков из салфеток. — Даже не знаю, — проговорила Чарли. — От темных дней я становлюсь как-то спокойнее. — Ты не такая, как все, — сказал Нильс. Чарли встретилась через стол глазами с Юханом. Он улыбнулся ей, и странное чувство снова затрепетало внутри. Принесли их заказ. За едой Юхан беседовал с мальчиками. Чарли наблюдала за ним, пока он внимательно вникал в немыслимо долгий рассказ Тома о новой игре, в которой тот стал настоящей звездой, а потом с таким же терпением слушал, когда Тим повторил почти слово в слово то же самое. Мелькер единственный задал встречные вопросы. — А ты кем работаешь? — спросил он. — Журналистом, — ответил Юхан и помахал в воздухе невидимой ручкой, словно бы эта профессия нуждалась в дополнительных пояснениях. — Летом вы нас сильно доставали, — честно сказал Мелькер. — В смысле — не ты, а другие журналисты. Они задавали кучу вопросов и буквально преследовали папу. — Понимаю, — ответил Юхан. — Понимаю, что для вас все это было тяжело. — Он сам виноват, — буркнул Мелькер. — Что ты хочешь сказать? — возмутился Том. — В каком смысле папа сам виноват?