Чарли уже пожалела, что не поехала одна. Музыка зазвучала громче, и Тим с Томом демонстративно зажали уши ладонями. — Кажется, в задней комнате есть игровой автомат? — спросила Чарли. — Да, есть, — подтвердил Нильс. — Хотите поиграть? — У нас денег нет. Чарли достала бумажник и извлекла из него бумажку в сто крон. — Разменяй в баре, — сказала она, протягивая ее Мелькеру. — Мы можем сыграть на все? — спросил Мелькер. — Если хотите. Мальчики исчезли, и Чарли встретилась глазами с Юханом. Он долго не сводил с нее глаз. — Ну и каково тебе снова вернуться сюда? — спросил он. — Нормально. — Тут все по-прежнему. — О мелочах давай поговорим позже, — сказала Чарли. — Мальчишки проиграют все деньги за три секунды. Пригнувшись к столу, она пересказала Юхану слова Микке о закрытом деле. — Значит, дело сейчас у него дома? — переспросил Юхан. — Да. — Как фамилия этого Микке? — Андерссон. — Ты поедешь туда и заберешь материалы? — Именно это я собираюсь сделать, — кивнула Чарли. Достав телефон, она вбила в поисковик «Микаэль Андерссон Гюльспог». Выяснилось, что человек с таким именем его возраста только один, так что найти адрес оказалось несложно. — Хочешь, я поеду с тобой? — предложил Юхан. — Нет, думаю, будет лучше, если я поеду одна. Тут профессиональная тайна и все такое. — Понятно. Но позвони мне, когда дело будет у тебя. Когда мальчики вернулись, оказалось, что Тим и Том повздорили. — Он все проиграл один, — заговорил Тим, показывая на Тома. — Придурок гребаный! Сдерживая улыбку, Чарли посмотрела в глаза Тиму и сказала, что так нельзя говорить о своем брате — вообще ни о ком нельзя. — Думаю, надо выдвигаться, — сказала Чарли. — Пойдите скажите вашим братьям, что мы едем домой. Мальчики ушли. Чарли видела, как они то и дело пихают друг друга локтями в бок. — Ну что ж, нам пора. Чарли кивнула в сторону двери. — Я тоже пойду, — сказал Юхан. — В смысле — к себе в номер. — Ну… созвонимся. Ей хотелось обнять его, но она не стала этого делать. Провалы во времени Мы с Полем сидим в церкви на нашем обычном месте и пытаемся подпевать летнему псалму, который исполняется на слишком высоких тонах: Когда мы в сомненьях спросили себя, Чисты ли души нашей ноты… Когда начинает говорить пастор, Поль протягивает мне записку. «Пастор — воплощение нонсенса, облаченного в длинные одежды!» Он шепчет мне, что это не его слова, когда я говорю, что мне они нравятся. Это цитата из Кьеркегора. — Поль! Франческа! — произносит директор за нашими спинами, когда служба закончена. — Я хочу поговорить с вами обоими у себя в кабинете. Немедленно. Вместе с директором мы идем в его кабинет с мебелью темного дерева и пыльными книгами. Там мы вынуждены стоять и выслушивать долгие рассуждения о том, как необходимо соблюдать правила школы. Потому что если их не выполнять, нам обоим хорошо известны последствия: звонок домой, предупреждение и наконец… мы и без него знали, что происходит после третьего предупреждения. — А если вас исключили, — продолжает директор, но теперь он смотрит только на Поля, — то плата за семестр не возвращается. Помните об этом. — Мы им не подходим, — говорю я, когда директор наконец отпускает нас. — Зато мы подходим друг другу, — отвечает Поль. — Мы Паоло и Франческа. Тут он начинается смеяться и говорит, что только сейчас задумался о наших именах. — А кто такие Паоло и Франческа? — Ты что, не читала Данте? — Я о нем слышала. Это ведь он писал об аде? Поль кивает: да, так и есть, а Паоло и Франческа — два персонажа, навсегда застрявшие в вечных ветрах преисподней. — Почему? — Страсть. Измена. — За это попадают в ад? В голове у меня возникает образ папы, подхваченного торнадо. — Никакого ада не существует, — говорит Поль. — Мне все равно нравится. — Ад? — То, что Паоло и Франческа в вечных ветрах. — Кошмарный сон, — отвечает Поль. — Я не могу даже на карусели прокатиться, так меня укачивает. Я хочу сказать, что меня привлекают не ветра. Просто я, если мне суждено трепетать в плену вечного шторма, не нашла бы себе лучшего попутчика, чем Поль Бергман.