— Я просто пошла в сарай, — повторила я. — Хотела немного посидеть в одиночестве. Мама покачала головой и пошла обратно в дом. — А что мы готовим? — спросила я, когда мы вошли в кухню. — Просто бифштекс, — ответила мама. Только теперь я заметила, что вид у нее подавленный. — Мама, с тобой все в порядке? Мама подняла на меня удивленный взгляд. Внезапно я осознала, насколько она отвыкла от того, что я разговариваю с ней участливым тоном. — Все нормально, — ответила она. — Я просто… устала немного. — Мама, — проговорила я. — Ты счастлива? — Счастлива? — переспросила мама, как будто это слово казалось ей совершенно чуждым. — А почему ты спрашиваешь? — Просто интересно. Я не хотела тебя сердить. — Я не сержусь, — ответила мама и тут же выругалась, уронив ложку в кастрюлю. — Не сердишься и не счастлива? — У меня все хорошо. У меня есть все, чего только можно пожелать. Если это и есть счастье, то, полагаю, я счастлива. А что для тебя счастье? — Я ужасно мало знаю о счастье. — Ты можешь порезать салат, — сказала мама, протягивая мне остро наточенный нож. — Не рановато ли? — Мы накроем его и поставим в холодильник. Я начала крошить помидоры, огурцы и зелень. — Осторожно, береги пальцы, — сказала мама. — Нож очень острый. Бросив свои дела, она остановилась и уставилась на меня. — Ты куда-то торопишься, Франческа? — Нет, я просто хотела… — Только не говори, что ты опять собираешься копать. — А что не так в том, что я копаю? — Это очень странное поведение. Ты хоть понимаешь это? — Это совершенно безопасно, — ответила я и начала крошить овощи еще быстрее. — Это безопасно, мне это нравится — в чем проблема? — Проблема в том, что мы не можем оставить в саду такие глубокие ямы. Ничего смешного, Фран, это может быть просто опасно. — Одна яма, — сказала я, поднимая вверх указательный палец. — И она в нескольких сотнях метров от дома. — Как бы там ни было, Адам сейчас закапывает ее, — сказала мама. — Вернись, Франческа! — крикнула она мне вслед, когда я бросила нож и кинулась наружу. — Дай Адаму все исправить. Когда я прибежала на место, Адам как раз начал сыпать землю обратно в яму. Он замер и уставился на меня. В его взгляде читалось нечто, напоминающее страх. — Прекрати, — сказала я. — Немедленно прекрати. — С тобой все в порядке, Франческа? — Адам воткнул лопату в землю. — Что-то случилось? — Я просто не хочу, чтобы ты ее закапывал. — Но Фредрика сказала… — Я знаю, что она тебе сказала, но это моя яма. — Понимаю, — пробормотал Адам. Он стоял в растерянности возле ямы с лопатой в руке — бедняга не знал, как поступить, когда следуют такие противоречивые приказы. — Можешь прекратить прямо сейчас, — сказала я. Адам послушался меня и отложил лопату. — Можно задать тебе один вопрос? — спросил он. — Конечно. — Почему эта яма так важна для тебя? Почему ты так много копаешь? — Я просто хочу проверить, как глубоко я смогу прокопать, — ответила я. 21 Рикард Мильд, похоже, воспринимал неприятных визитеров не столь серьезно, как его жена. По его словам, это были всего лишь отдельные личности из поселка, которые искали работу, хотели одолжить денег или просто немного перебрали и желали пообщаться. Так все и происходило еще с тех пор, как он был ребенком. Возможно, не так уж и странно для такого места, как Гюльспонг. Нехватка денег заставляет людей забыть о гордости. Чарли почувствовала, что ей хочется сесть в машину времени и оказаться на месте неизвестного следователя. Ей хотелось ударить обеими ладонями по столу и спросить Рикарда Мильда, кто эти люди. Он точно это знал. На следующей странице приводилось заключение психиатра Франчески, доктора Сикстена Нулана. По его словам, Франческа находилась в глубокой депрессии, у нее наблюдались проявления бреда. Всего за несколько недель до ее исчезновения он предупреждал родителей о высоком риске новых суицидальных попыток. Чарли покоробило, насколько свысока доктор Нулан говорил о своей пациентке — вероятно, дело в изобилии психиатрических терминов. Его заключение звучало так холодно и отстраненно, словно живая девушка была для него лишь набором понятий, носителем проблемы, которую никто не мог решить. — Ты беседовал с этим психиатром, когда работал над статьей? — спросила Чарли. — Нет, — ответил Юхан. — Это имя я вижу впервые. У него, во всяком случае, есть четкое представление о том, что случилось с Франческой. «Но если она покончила с собой, — подумала Чарли, — то ее должны были бы найти. Или нет?» Перед глазами встала картина, как тело Маттиаса разрезало водную гладь, как вокруг образовались небольшие волны и как затем озеро всего за несколько минут вновь обрело зеркально неподвижную поверхность. Маттиаса тоже так и не нашли. Скагерн — озеро глубокое и темное. Тело могло унести течениями, или оно зацепилось за что-нибудь и так никогда и не всплыло. Но самый распространенный вариант — и это она прекрасно знала, — что большинство тел рано или поздно обнаруживается. Сделав перерыв в чтении, они начали гуглить имя Сикстена Нулана. — Если он жив, мы должны найти его и поговорить с ним, — сказала Чарли. — Раз Франческа была его пациенткой, он располагает информацией, которой ни у кого больше нет. — Если он жив, мы его найдем, — откликнулся Юхан. — Весьма продуктивный дядька, — проговорила Чарли, прокручивая длинный список публикаций доктора Нулана о проблемах психического здоровья. Она попала на страницу, где кто-то выложил статью из гюльспонгской газеты. Статья была датирована 1987 годом, на фото мужчина пожилого возраста сидел на белой скамье, подвешенной, словно качели, на веранде зеленой старинной виллы. Держа во рту дымящуюся сигару, он широко улыбался в объектив фотоаппарата. Статья называлась «Профессор перебрался в свой загородный дом». В тексте под фотографией Чарли прочла, как доктор Нулан после многолетней профессиональной карьеры в городе теперь переехал в Гюльспонг на постоянное место жительства. Затем следовала болтовня по поводу его садоводческих талантов и кабинете прямо в доме, где он, отрываясь иногда от копания грядок, будет изредка принимать пациентов. На следующей странице в деле — беседы с учениками школы-интерната Адамсберг. Все очень лаконично. Франческу описывали как одинокую, подавленную и не интересующуюся учебой. У нее в школе был только один друг, Поль Бергман, и после его смерти она словно бы ушла в себя. — Поль Бергман, — проговорила Чарли. — Надо проверить его. Она снова взяла телефон и вбила имя в поисковик. — Слишком много совпадений, — вздохнула она. Добавив после фамилии «Адамсберг», она зашла на первую страницу, которая всплыла в списке. На ней красовалась рубрика «Осенний бал» — вскоре выяснилось, что там выложены фотографии учеников школы в праздничном виде начиная с… 1970 года. Юхан тоже стал читать, заглядывая через ее плечо. «Каждый год первого сентября ученики гимназии «Адамсберг» отмечают начало нового учебного года, обещающего новые знания, всестороннее развитие и дружбу». Далее следовали фотографии учеников, начиная с 1970 года. Чарли прокручивала их, пока не дошла до 1988-го. Здесь должны присутствовать и Поль, и Франческа. Однако быстрый взгляд на подпись под фотографией показал, что ни одного из них на фото нет. Только дойдя до 1989-го, она нашла то, что искала. Судя по подписи, Поль Бергман стоял крайний слева в среднем ряду. Чарли увеличила фотографию. Серьезный взгляд из-под длинной челки, фрак на пару размеров больше, чем надо, с желтой розой в нагрудном кармане. Но не только неподходящий фрак отличал Поля от одноклассников. Все остальные на фотографии стояли парами — юноши и девушки, и галстуки-бабочки у юношей были такого же цвета, что и платья у девушек. Но рядом с Полем девушки не было. Кто там должен был стоять — Франческа Мильд? Почему он оказался один? Они вернулись к делу. Теперь они добрались до протоколов допроса прислуги в Гудхаммаре. Учитывая, что усадьба использовалась семейством Мильд как дача, количество персонала впечатляло. В списке значились столяры, уборщицы, садовники, няни и разнорабочие. Здесь также поднимался вопрос, не желал ли кто-нибудь зла семейству Мильд, но все в один голос утверждали: у семьи врагов не было. И еще всплыло знакомое имя. Карола Юнссон, «уборщица». Чарли посмотрела на ее личный номер[11]. — Я ее знаю, — заявила она, указывая на имя Каролы. — Это мама Сюзанны. — Правда? И она по-прежнему живет здесь? — Да, но я не уверена, что с ней удастся поговорить.