— Войдем внутрь, — решительно заявила она. — Так ведь закрыто, — откликнулся Юхан, который уже успел подойти к парадной двери и подергать за ручку. — А мы все равно войдем, — сказала Чарли. — Ты хочешь сказать — проникнем в чужой дом? Чарли кивнула и указала на окно в нижнем этаже, где отсутствовал один квадратик стекла. — Нет, — возразил Юхан. — Так делать нельзя. — Кто нас тут увидит? — спросила Чарли. — Место заброшенное. Помоги-ка. — Я не понимаю зачем. — Сложи руки, чтобы я могла на тебя залезть, — велела Чарли. — Я хочу посмотреть, что там внутри. Юхан сделал, как она сказала. Ее пальцы нащупали крючок на внутренней стороне, окно распахнулось. Она залезла внутрь, но неверно оценила расстояние до пола и упала, когда спрыгнула с подоконника. Перед собой она увидела гигантский стол и два десятка стульев. На стенах — огромные полотна, с которых смотрели серьезные мужчины. Пока она шла через зал, чтобы выйти в прихожую и открыть дверь Юхану, в голове у нее звенел голос Чалле: «Это незаконное проникновение в чужое жилище, Чарли. Каким местом ты думаешь, черт тебя подери?» — Заходи, — сказала она, когда ей наконец удалось повернуть замок и открыть дверь. Бросив взгляд через плечо, Юхан шагнул в прихожую. — Что мы такое творим, черт возьми? — прошептал он. — Думаю, шептать необязательно, — ответила Чарли. — Здесь ты можешь орать в полный голос — все равно никто не услышит. Позади огромной столовой, где Чарли проникла в дом, обнаружилась библиотека. Все стены здесь занимали встроенные книжные шкафы темного дерева. — Какие потолки! — воскликнула она. — Смотришь вверх — буквально голова кружится. — Мы не можем поторопиться? — спросил Юхан. — Разве мы еще не насмотрелись? — Только проверим, что там наверху, — сказала Чарли. — Я останусь тут, — заявил Юхан. — Зачем? — А вдруг кто-нибудь придет? — Мне кажется, ты можешь не волноваться, — сказала Чарли. Юхан покачал головой. — Я подожду тебя здесь. Чарли двинулась по длинной лестнице на второй этаж. Все это немного напоминало ее возвращение в Люккебу этим летом. Тот же запах дерева, пыли и заброшенности, то же ощущение, что дом покинули второпях — поеденные молью вещи, брошенные на спинки стульев, бокалы для вина на столе в кухне, обувь, стоящая на видном месте в прихожей. Не хватало только обитателей. Она вошла в комнату, которая, наверное, принадлежала одной из сестер Мильд — письменный стол со множеством ящиков, длинная этажерка с книгами вдоль всей стены и большое зеркало в золоченой раме. Посветив на кровать, она увидела подушку с буквой «F», вышитой на старинный манер. Стало быть, это комната Франчески Мильд. Чарли долго стояла в дверях, пытаясь представить себе Франческу. Она вызвала в своем воображении образ девушки, сидящей на кровати, скрестив ноги, а позади нее — ее блондинка-сестра, обе в ночных рубашках. Сестра расчесывает щеткой волосы Франчески. Хотя нет, эта картинка не складывается. Франческа была не из тех, кто проводил вечера, ухаживая за волосами и хихикая с сестрой. Чарли вспомнила ее описания в деле. Франческа была одинока, в горе и в депрессии. Ее притягивала тьма. Это молодая женщина, пытавшаяся покончить с собой. Чарли вошла в комнату, уставилась на кровать. Теперь Франческа лежала там одна, уставившись в потолок. Мысленно Чарли положила ей на грудь ту же тяжесть, с которой сама боролась в предрассветные часы. Потом представила, как та поднялась, достала паспорт, наспех сложила пару вещей и вышла из комнаты. Так ли все произошло? Ждал ли кто-то ее снаружи? И какие такие серьезные обстоятельства заставили шестнадцатилетнюю девочку навсегда покинуть родительский дом? Чарли закрыла глаза. Когда она открыла их, Франческа снова была в комнате. Теперь она сидела за письменным столом, закрыв лицо руками. Плачет? Боится? Чарли хотелось подойти, положить руку ей на плечо и спросить, что случилось. Что с тобой произошло, Франческа? Куда ты пропала? Франческа Молодая пара появилась в четверть шестого. Наши гости оказались нелепо красивыми и разодетыми. Оба бурно радовались тому, что смогли приехать и посмотреть, как мама с папой живут в деревне. — О, какие потолки! — воскликнула женщина, оглядывая комнату рядом с прихожей. — Сколько у вас тут простора и свободы, Рикард! «Впечатление может быть обманчиво», — подумала я. — А это, должно быть, ваша доченька. Женщина неестественно улыбнулась, поздоровалась со мной за руку и сказала, что ее зовут Микаэла. Я представилась. — Но ведь у тебя еще есть сестра? — спросил мужчина, которого для полноты картины звали Микаэлем. Улыбка у него была такая же ослепительная, как у его жены. — Она осталась на эти выходные в школе, — ответила я. — Как жаль! — воскликнула Микаэла. — Я так много слышала о вас обеих. Наверное, лицо у меня невольно перекосилось, потому что она поспешила добавить, что только хорошее. У меня не было сил идти с ними на экскурсию по дому, но я слышала восторженные возгласы Микаэлы, когда мама показывала им комнаты. Вечер грозил затянуться, и я с благодарностью подумала о Кароле, которая сдержала свое обещание и доставила вино. Я уже осушила два бокала в своей комнате и, учитывая, как основательно мама рассказывала о доме, успела бы выпить еще один. Мама много раз говорила о том, что все будет очень скромно, но ужин, разумеется, получился роскошный. Вскоре я заметила, что Микаэль и Микаэла, видимо, не знают мою историю, потому что они разговаривали со мной непринужденно и задавали вопросы, словно я — самый обычный нормальный подросток. Потом внимание сместилось — Микаэль начал рассказывать о своей карьере. Казалось, он читает по бумажке. Я изо всех сил старалась держаться естественно и изображать интерес. «Кем бы я ни стала, — подумала я, глядя, как Микаэль размахивает руками, рассказывая о чем-то, что я давно уже перестала слушать, — как бы ни сложилась моя жизнь, авось я никогда не превращусь в человека, самодовольно пересказывающего свое резюме». Рассказ Микаэлы получился таким же подробным, как и у ее мужа. Она сказала, что по образованию она юрист. Но она желала большего, чем просто придерживаться статей закона. Ей хотелось выйти из узких рамок. Она начала говорить о бизнес-плане, который они составили вместе с Микаэлем. А потом они познакомились с папой, который понял их замысел и профинансировал большую часть их самого свежего проекта. На этом этапе я совсем отключила слух, потому что мне до смерти надоели папины финансовые проекты и долевое участие — все эти истории успеха нагоняли на меня тоску. Я задумалась о своей взрослой жизни. Как будет выглядеть мое резюме? Кем я стану? Что бы я себе ни представляла, все всегда кончалось полным мраком. Я могла вообразить себя с тремя благопристойными детишками и мужем в костюме, семейный ужин, звон бокалов, блеск глаз при свете свечей. И тут же переход: погасшие свечи, тишина, несчастная мать троих детей роется в кухонном шкафу в поисках бутылки, чтобы отпить прямо из горлышка. Новая картинка: я в потрепанной мансарде в каком-то большом городе, художественное ателье, ужин прямо на полу, в окружении друзей — свободных, глубокомысленных душ. Но тут же сцена поворачивается и показывает изнанку: мужчины, которые лишь видимость, похмелье, задымленные улицы и одиночество. Я с тоской подумала о вине, ждущем меня в комнате. Когда уже я смогу выйти из-за стола, чтобы это не показалось невежливо? С мамой происходило что-то не то, рука у нее дрожала, когда она подносила бокал ко рту. Вообще-то она никогда не доминировала в разговорах за ужином, но сегодня она показалась мне еще более тихой, чем обычно. Я начала невольно жалеть ее. Папа, который так часто говорил, что гордится мамой, как всегда, не позаботился о том, чтобы включить ее в разговор. Он смеялся и обсуждал дела с молодой парой, словно в комнате были только они втроем. — Франческа! Я подняла глаза. Мама бросила на меня встревоженный взгляд. — Простите, — сказала я, хотя и не знала, что я сделала не так. — Ну так ответь, — сказала мама. — На что? — Мне просто интересно, какие у тебя планы после окончания школы, — сказала Микаэла, возя еду по тарелке, как делают аноректики. У меня было предостаточно таких одноклассниц в Адамсберге, чтобы я сразу узнала симптомы. Я ответила, что пока до конца не решила, но выбираю между профессией врача или юриста — но меня вдохновляют многие вещи, я так пылаю от нетерпения, что, кажется, вот-вот сгорю. На что Микаэла рассмеялась и сказала, что совсем сгорать мне точно не надо, ибо если мир в чем-то и нуждается, так это в толковых врачах и юристах. Папа посмотрел на меня напряженным взглядом. Он прекрасно понимал, что я придуриваюсь и в любой момент могу разрушить ту прекрасную картину, которую сама же и создала. — Если ты все же выберешь пойти на юриста, — продолжала Микаэла, — то кем потом собираешься стать? Адвокатом? Я ответила, что именно так и задумано. — А если ты станешь врачом, — сказал Микаэль, — какая медицинская специализация тебя особенно привлекает? — Я мечтаю стать кардиологом, — выпалила я (откуда я все это взяла?). — Меня всегда интересовало сердце. Кстати, вы знали, что человеческое сердце очень похоже на свиное? Папа рассмеялся и сказал, что где-то об этом слышал. Микаэла начала рассказывать о неудачной трансплантации сердца у своей подруги. Поначалу все шла хорошо, но потом… Она сделала слишком долгую артистическую паузу, прежде чем рассказать о трагической развязке. Когда все поели, я больше не могла изображать нормальную молодую женщину. Я извинилась и сказала, что у меня есть кое-какие дела. — Оставь, — сказала мама, когда я взяла свою тарелку.