Поначалу я собиралась пойти в свою комнату, но потом захватила бутылку с вином и выскользнула на улицу. Я не настолько устала, чтобы сразу лечь спать, меня просто утомило их общество. Когда я вышла на дорожку перед домом, мне послышался какой-то звук. Я остановилась и стала вглядываться в темноту аллеи. — Эй! — крикнула я. — Кто там? — Это я, — ответил мне голос Адама. — Что ты тут делаешь? — спросила я. — Просто вышел прогуляться. Только теперь я заметила, что язык у него заплетается. Пошатываясь, он направился ко мне. Вскоре его лицо появилось в кругу света от фонаря. — Ты что, напился? — спросила я, хотя это было очевидно. Адам кивнул. Он был очень пьян. — А ты? — Немного поддала, — призналась я. — Ходил в паб, — сказал Адам, указывая совсем в другую сторону. — Пытался утопить в вине свои горести. — Какие горести? — спросила я, потому что мне всегда представлялось, что он человек довольно беззаботный. — Меня выгнали. Я не могу здесь больше оставаться. — Но почему? — Понятия не имею. Рикард сказал, что я здесь больше не работаю. — Сочувствую, — проговорила я. — Хочешь? Я протянула ему бутылку. Адам кивнул, взял ее и начал пить большими глотками, словно в ней была вода. Мне пришлось отобрать у него бутылку, чтобы он не выпил все до дна. — Спасибо, — сказал он, вытирая рот ладонью. — Ну и что они там делают? Он кивнул в сторону дома. В окне гостиной мерцал свет зажженных канделябров. — Ужинают, — ответила я. — Очень мило. Адам порылся в кармане куртки, достал пачку «Принца», выудил две сигареты и протянул одну из них мне. Я взяла ее, не говоря ни слова, и прикрыла с обеих сторон ладонями от ветра, когда он поднес мне зажигалку. Он сказал, что пойдет домой. Он и сам не понимает, зачем пришел сюда. — Всего тебе хорошего, — крикнул он, нетвердым шагом удаляясь по аллее. — Надеюсь, мы еще увидимся. Франческа. Увидимся тогда, когда ты станешь еще красивее, чем твоя мама. — Спасибо! — крикнула я ему вслед, хотя не совсем поняла, что он имел в виду. Докурив сигарету, я отпила несколько глотков вина и вернулась в дом. В тот вечер мама поднялась ко мне в комнату и села на край моей постели. Она спросила, правда ли я подумываю о том, чтобы учиться на юриста. Ведь это… это же просто замечательно! Я уже слышала, как она щебечет со своими подругами: «Подумать только, моя младшенькая решила пойти по моим стопам. Возможно, интерес к справедливости передается генетически?» Мама продолжала говорить о том, какой прекрасный выбор я сделала. И так удобно — ведь у нее остались все учебники. Некоторые уже, возможно, утратили актуальность, но это не проблема, ради бога, она готова купить новые. 25 — Что это за штуки? — спросил Юхан, указывая на железную дорогу, когда они сидели в машине, направляясь в Амнегорден. — Дрезины? — переспросила Чарли и уставилась на Юхана. — Ты серьезно не знаешь, что такое дрезина? — Догадываюсь, что это что-то типа велосипеда, на котором ездят по рельсам. — А у тебя котелок варит, — усмехнулась Чарли. — Но зачем? «Потому что это весело», — думаю я. — А ты пробовала? — Юхан повернулся к ней. — Здесь все пробовали. Однако Чарли ездила на дрезине всего один раз. Это произошло в такой день, когда Бетти все больше расходилась, выдумывая новые идеи. Из всего, что нашлось дома, она наделала бутербродов и прихватила с собой купальники для них обеих. Какая разница, что накрапывает дождь, ведь потом наверняка распогодится, в этом Бетти была уверена. Поначалу жать на педали пришлось Чарли. Дорога шла вверх, было тяжело. Бетти сидела рядом с ней, положив ногу на ногу, и мычала под нос одну из тех песенок, которые обычно пела в хорошем настроении. Что-то про «солнца свет» и «шестнадцать лет». Чарли испытала большое облегчение, когда они выехали из поселка и их окружили лишь леса и озера. — На ней можно доехать до Китая, моя дорогая. — Не придуривайся, мама. — Я не придуриваюсь. Эта железная дорога идет прямиком в Китай. Мы можем поехать туда. Что нам мешает? — Ну, парочка морей. — С тобой уже и пошутить нельзя, Чарлин. Как у меня могла родиться такая серьезная дочь! Порой мне кажется, что ты старше меня. У меня самая старая дочь на свете. Дождь не прекращался, но Бетти предложила все равно остановиться и искупаться. — Не съеживайся так, дорогая. Просто прыгай в воду. Поначалу будет холодно, но потом привыкнешь — к холоду быстро привыкаешь. На обратном пути на педали давила Бетти. Они со свистом неслись сквозь лес. Чарли сидела, скрючившись от холода, и не заметила шлагбаума, у которого надо было остановиться и его открыть. Он пришелся Бетти в грудь, а Чарли по лбу. На некоторое время она потеряла сознание, а когда очнулась, рядом с ней рыдала Бетти. «Дорогая моя девочка! Я думала, ты умерла. Я боялась, что все кончено». Чарли доводилось раньше бывать в Амнегордене. Когда она училась в школе, они ездили туда петь для старичков песни на праздник Люсии[12]. Ей вспомнилось, как ее огорчили увядшие лица публики. Когда она рассказала потом об этом Бетти, Бетти заявила, что она никогда, никогда, никогда не хочет попасть в такое место. Не желает сидеть в инвалидном кресле, больная, выжившая из ума, и полностью зависеть от других. «Если я стану такая старая и больная и выживу из ума, то ты должна помочь мне, моя дорогая». И Чарли кивнула, сделав вид, что не поняла, какой смысл Бетти вкладывает в слово «помочь». Вскоре Чарли констатировала, что в Амнесгордене все так и осталось. Длинные коридоры с желтыми и коричневыми клеточками линолеума на полу, в эркерах — диваны, столы и прялки, сделанные, казалось, на рубеже прошлых веков. В здании постройки семидесятых годов старая мебель выглядела нелепо. На стенах висели черно-белые фотографии. Чарли обратила внимание, что все они сняты в Гюльспонге. Она остановилась у той, на которой дети с напряженными взглядами следили за мужчинами, копавшими ямы в земле. На бумажке под фотографией было написано: «5а класс Гюльстенской школы на археологических раскопках, 1975». — Кого-нибудь узнаешь? — спросил Юхан. — Нет, они для меня слишком старые. В коридорах было на удивление пусто, но вскоре они повстречали мужчину, возившего по полу шваброй с тряпкой. Извинившись, Чарли спросила, не знает ли он, где комната доктора Нулана. — Прямо до конца, первая дверь направо, — ответил мужчина, указывая рукой. — Но не звоните в звонок, — предупредил он. — Этот господин не любит громких звуков. Чарли негромко постучала в дверь с табличкой «Сикстен Нулан». Скрипучий голос ответил из-за двери: — Входите! Они вошли и оказались прямо в комнате, которая представляла собой и прихожую, и гостиную. У окна спиной к ним сидел седовласый мужчина. — Доктор Сикстен Нулан? — спросила Чарли. Мужчина медленно повернулся к ним. — А я и не знал, что жду посетителей. Юхан кратко изложил цель их визита — что они пишут о пропавших людях, и Чарли отметила легкий оттенок тревоги на лице старика, когда Юхан упомянул имя Франчески Мильд. — Я психиатр, — проговорил доктор Нулан. — И не имею права говорить о своих пациентах. «Он отнюдь не выжил из ума, — подумала Чарли. — И прекрасно помнит правила своей профессии». — Может быть, вы все же выслушаете наши вопросы, — сказал Юхан. — А потом решите, сможете ли на них ответить. — К сожалению, ничем не смогу вам помочь. На меня возложена обязанность соблюдать профессиональную тайну.