– Но это же Нью-Йорк! Я там никогда не была! – Хм, откровенно говоря, как по мне, Нью-Йорк сильно переоценен. Там грязно и полно нахальных агрессивных людей, поверь мне на слово. – Разве мне нельзя убедиться в этом самой? – Кроме того, – добавила мать, – я не могу быть спокойна, если с тобой будет только бабушка. Я ей не доверяю. – Почему это? Она ведь вырастила вас троих? – Вот именно, – загадочно ответила Элис. – И нам так хорошо с ней вместе, мы отлично понимаем друг друга. Мне нравится наблюдать за ее жизнью. – Это меня и тревожит. О господи. Похоже, правду говорят, что родственные черты проявляются через поколение. Кендл подумала, что вообще-то не все так просто. Ее кузина Серена вот тоже через поколение, но в ней никаких бабушкиных черт что-то не проявилось. * * * Папа никакого вреда в поездке не усмотрел, поскольку речь шла об одном-единственном дне. – Но предупреди бабушку, что я отвезу вас на вокзал, а потом встречу, – добавил он. Папа имел собственное мнение об ужасных водительских навыках Мерси, потому что однажды, сдавая задом, она врезалась в свою подругу Брайди – в саму Брайди, а не ее машину, – высунула голову из окна извиниться, хотя Брайди, к счастью, даже не упала, потом засунулась обратно, еще раз включила заднюю передачу и на этот раз по-настоящему сбила Брайди. Почти все в семье считали эту историю уморительной, хотя, на взгляд Кендл, она гораздо больше говорила о Брайди, чем о Мерси. Какого черта эта Брайди не ушла с дороги, когда ее стукнуло машиной в первый раз? Но Кевин не видел здесь ничего забавного. И вечно твердил, что у Мерси надо отобрать права. Так или иначе, но теплым субботним утром в конце октября он повез Кендл в город, заехал за Мерси в студию и доставил их обеих на Пенн-стейшн. Кендл надела модную юбку – на случай, если ресторан, в который они пойдут, окажется стильным. Мерси тоже была в юбке, но в обычной, и захватила обычный будничный кардиган – вдруг кондиционер в поезде будет работать слишком сильно. Билеты они заказали заранее, нужно было только забрать их в кассе, потом они прошли в здание вокзала, а оттуда прямо на платформу, не дожидаясь, пока объявят их поезд, потому что Мерси часто тут ездила и уже знала, как все устроено. К примеру, знала, что надо пройти чуть-чуть вперед, потому что в первых вагонах народу меньше. И точно, когда поезд подошел, им удалось запросто найти два места рядом. Бабушка жестом предложила Кендл пройти вперед и сесть у окна, потом устроилась сама, достала из сумочки книжку и принялась читать как ни в чем не бывало, словно сидела на кушетке у себя дома. Кендл тоже захватила с собой книжку, но за всю дорогу и не подумала раскрыть ее. Она была слишком поглощена видами за окном, разглядыванием пассажиров и подслушиванием перепалки молодой пары, сидевшей позади них, – они спорили, заводить им собаку или не стоит. А когда надоело, начала рисовать невидимые картины указательным пальцем. Такая у нее появилась привычка, сводившая с ума ее мать, но сейчас Кендл руку прикрыла, и бабушка ничего не заметила. А может, не возражала бы, даже если бы заметила, пришло в голову Кендл. В какой-то момент глаза у Кендл сами собой закрылись – она же встала сегодня на рассвете, – а когда проснулась, поезд уже проезжал Нью-Джерси, где платформы расположены вплотную к путям и пассажиры толпятся в ожидании, иногда целыми семьями. Вскоре люди в их вагоне зашевелились, собирая вещи, начали снимать багаж с полок. Поезд вошел в тоннель, и в вагоне потемнело. Сердце Кендл забилось чаще, но бабушка продолжала читать, даже в полумраке. «Пенн-стейшн!» – объявил кондуктор, и это прозвучало очень странно, учитывая, что уехали они тоже с Пенн-стейшн. Но этот вокзал оказался совершенно другим, вообще никакого сравнения. Поднявшись по эскалатору – Мерси закрыла книжку в самый последний момент и с кресла поднялась очень неторопливо, – они оказались в невероятно громадном, почти бескрайнем пространстве, где Кендл почувствовала себя совсем крошечной, а мимо сновали, сливаясь в размытые пятна, разные люди, и мужчины в униформе везли тележки с багажом. – Сюда, – сказала Мерси и повела Кендл сквозь толпу, вверх еще по одному эскалатору, на улицу, где пахло теплой тухлой водой, а оттуда в такси, и только в машине она сунула наконец книжку в сумочку. – Итак, – проговорила Мерси, предварительно назвав шоферу адрес. (И не название улицы, а название ресторана, как будто шофер должен был его знать, хотя, кажется, и в самом деле знал.) – Итак, как тебе Нью-Йорк? – Эээ… высокий довольно, – промямлила Кендл, уставившись в окошко. – Но не выше, чем кое-где у нас в Балтиморе. Я думала, что придется сильно задирать голову, все выше и выше, пока не шлепнешься на спину, ну ты понимаешь? – Что ж, возможно, все еще впереди, – улыбнулась бабушка и повернулась к своему окошку. Кендл обратила внимание, что на тротуарах дикое количество всяких тележек с едой. И дикое количество народу покупает хот-доги, но это не «Хот-доги Натанс». Они подъехали к ресторану – маленькому, с навесом над входом, – Мерси вручила шоферу несколько банкнот и сказала: «Сдачи не надо», как будто это для нее обычное дело, потом открыла дверь и вышла из машины, а Кендл поспешила за ней. Подруга Мерси уже ждала их за небольшим столиком. Сухопарая яркая дама – длинные прямые черные волосы странно контрастировали со старческим лицом; резкая темно-красная черта помады; вызывающе яркий геометрический узор туники, спадающей с острых плеч. – Мерс! – привстав, вскричала она, расцеловала Мерси в обе щеки и уселась на место. – А это моя внучка Кендал, – представила Мерси. Кендл безмолвно улыбнулась и скользнула на стул слева от Магды. – Рада познакомиться с тобой, Кендал, – сказала Магда. – Твоя бабушка рассказывала, что ты тоже художница, это правда? – Ну, типа того, – сказала Кендл. Она оглядела зал ресторана – столы накрыты белыми скатертями, и за ними сидят все такие крутые, сплошь ньюйоркцы и сплошь гламурные. Мерси надела свой кардиган, и было совершенно очевидно, что она тут одна из Балтимора. Дамы сделали заказ, практически не заглядывая в меню, – азиатский салат для Магды, жареные гребешки для Мерси и холодный чай обеим, – а Кендл долго мучилась с выбором. С одной стороны, ей очень хотелось чего-нибудь нового и оригинального, но все же чтобы оно не было чересчур оригинальным. В конце концов она остановилась на сэндвиче с салатом из креветок и диетической коле, и когда официант записал ее заказ и сказал «прекрасный выбор», Кендл приободрилась. А Магда тем временем рассказывала Мерси про открытие выставки, куда было приглашено множество людей, включая некоего мужчину по имени Брюс, с которым они обе, видимо, были знакомы с давних пор. – И он, разумеется, купил одну из твоих картин, – сказала Мерси таким тоном, что сразу становилось ясно: конечно же, нет. А Магда ответила: – Да если бы. И он, как водится, раскритиковал буфет. – Да ладно! – «Милая барышня, – сказал он официантке, – умоляю, не говорите, что у вас тут нет красного вина». – Ой, как я люблю, когда люди верны себе, – улыбнулась Мерси. – Я тоже, особенно когда они верны себе в скверных чертах. А знаешь, что я люблю по-настоящему? – И что же? – Что в кои-то веки это не я мерзкая зануда. Тут обе они радостно захихикали, склонившись друг к другу, как две школьницы, а Кендл смотрела на них, смущенно улыбаясь. Когда принесли еду, разговор перешел на живопись Мерси. Она по-прежнему рисует портреты домов? Пользуются ли они спросом? – Не-а, – небрежно бросила Мерси. – Так, мелкие заказы, там и сям, чаще всего откровенно заурядны, хотя время от времени попадаются любопытные экземпляры, с собственным характером. Для Кендл это звучало одновременно скромно и немножко хвастливо, поскольку на самом деле заказы у бабушки бывали вовсе не «мелкие, там и сям», а скорее один-два, между которыми Мерси месяцами рисовала исключительно для себя. Но Кендл была рада, что бабушка умеет отлично работать на публику. Ей не хотелось, чтобы Магда начала жалеть Мерси. Вместе с сэндвичем Кендл подали картофельные чипсы, но класса люкс – толще обычных, с аккуратной полоской кожуры по краешку. Хотя соли могли бы и не жалеть. А в креветочном салате попадались странные кусочки чего-то маринованного. Но зато Мерси очень понравились гребешки. – Дома никогда не заказываю гребешки, – призналась она. – Они их всегда передерживают. Так что если не готов жевать резиновых моллюсков, приходится ехать в Нью-Йорк. – И, шутливо подтолкнув локтем Магду, добавила: – Робин утверждает, что он терпеть не может путешествовать, потому что еда повсюду непривычного вкуса, не такая, как в Балтиморе. Говорит, никогда не знаешь наверняка, чем тебя накормят. И обе опять захихикали. – Ох, боже ты мой, – покачала головой Магда, успокоившись. – Милый Робин. – Когда наш внук уехал учиться за границу, – продолжила Мерси, – родители подарили ему специальные часы с двумя циферблатами, один для тамошнего времени, а второй – время дома. И Робин сказал… – Тут она свела брови к переносице, изображая недоуменный взгляд. – Сказал: «Зачем это? Полагаю, человек всегда знает, сколько сейчас времени у него дома». Магда расхохоталась, Мерси выглядела ужасно довольной. – Правда же? – обратилась она к Кендл. Кендл, которая не припоминала такого разговора, улыбнулась, но промолчала. Она даже не помнила внука, который учился за границей. (Может, это про ее брата Эдди? Это он любит учить всякие иностранные языки.) Она просто гораздо младше остальных, в этом вся беда. Она безнадежно юна и неопытна, и вечно невпопад, вечно не догоняет. Но будет стараться изо всех сил, чтобы нагнать. * * * Произнесите слово «галерея» – и Кендл сразу представит Национальную галерею в Вашингтоне, куда они однажды ездили с классом. Колонны в два ряда, величественные флигели… Поэтому, когда они пришли в галерею Магды, в нескольких кварталах от ресторана, она была разочарована, увидев узкий фасад в одно венецианское окно. А вот Мерси отреагировала совершенно иначе. – Ого, Магс! – воскликнула она. – Просто роскошно! – Ага, – согласилась Магда. – Кажется, моя карьера идет в гору. – И уточнила для Кендл: – Прошлая моя выставка проходила в багетной мастерской. Кендл признание оценила. Они вошли, и девушка, сидевшая за стойкой, тут же вскочила им навстречу. – Мисс Шварц, рада вас видеть. – Привет, Вирджиния. Мистер Филлипс здесь? – Нет, простите, он обедает. – Ладно, неважно. Я привела подруг показать выставку. Мерси – художница из Балтимора. Мы вместе учились. А это ее внучка, Кендал. – Добрый день, – поздоровалась Вирджиния и слегка как бы присела, почти в реверансе. Одета она была сногсшибательно: черный вязаный топ с оборкой слишком длинной, чтобы сойти за простую отделку, но чересчур короткой для юбки, а снизу ничего, кроме черных колготок и черных балеток. Кендл все примечала, прикидывая, позволит ли ей мать носить подобный наряд. А Магда, подхватив Мерси под локоть, подвела к первой картине. – Вот об этом я тебе рассказывала, – сказала она. Кендл остановилась в паре шагов позади них. – Никак не могу решить, закончена она или нет. Как думаешь? Может, придержать, пока не определюсь? – Ни в коем случае, не надо ничего придерживать, – твердо сказала Мерси. – Ты же помнишь, что всегда говорил мистер Ласалль? «Худшее, что можно сделать с картиной, это испортить бесконечными доработками». – Да, так он и говорил, – вздохнула Магда. – Ты права.