Система Трёх сестёр. Материнская планета. Озеро размышлений. Над Материнской планетой светят три солнца – три сестры. Обычно в тройных системах планеты не успевают образоваться: конкурирующие светила раздирают планетарные туманности на части. Каждая звезда тянет одеяло на себя, и в результате все они остаются ни с чем: часть протопланетного облака втягивается в тела звёзд, остальное вышвыривается прочь, превращаясь в межзвёздную пыль. Система Трёх сестёр была одинока до тех пор, пока мимо не прошла другая система – с одной звездой, вокруг которой чинно вращались двенадцать планет. Три сестры не преминули воспользоваться случаем и обокрали ничего не подозревающую путешественницу. Совокупным притяжением они сорвали с привычных орбит пять внешних планет, а заодно под шумок прихватили изрядный кусок пространного облака астероидов и замерзшего газа, которое разумные существа, известные как люди, называют поясом Койпера. Ограбленная звезда унеслась прочь, а Три сестры принялись делить свалившееся на них богатство. Делили они, как умели: каждая пыталась прикарманить общую добычу себе. Одна планета распалась и превратилась в пояс астероидов. Ещё одну гравитационная праща вышвырнула вон из системы. Третья закончила свой жизненный путь в жарких объятиях младшей, голубой сестры. Но оставшиеся две планеты сумели спастись, найдя стабильные орбиты поодаль от склочных сестёр. С тех пор Три сестры с полным правом вошли в уважаемое сообщество звёзд – обладателей планетных систем. Правда, особенно везучими присвоенные ими планеты назвать сложно. Три сестры оказались недобрыми мачехами. Попеременно приближаясь к каждой звезде, несчастные планеты то задыхались от жара, то погружались в пронзительный холод. К тому же, прихваченный у звезды- путешественницы клок астероидно-кометного пояса служил постоянным источником метеоритных бомбардировок, которым планеты подвергались с завидной регулярностью. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Регулярно падающие с неба останки комет сослужили планетам хорошую службу. Под воздействием излучения звёзд в рыхлых комьях грязного льда, в котором смешались замерзшие частицы всевозможных газов и накопилось изрядное количество реликтовой пыли протопланетных облаков, происходили сложнейшие химические реакции, синтезировались многокомпонентные соединения. Однажды рухнувшая на поверхность дальней планеты глыба впервые принесла на неё то, что потом могло бы стать жизнью. Могло, но не стало. Не успели компоненты будущей жизни образовать более-менее стабильные формы, как планета подошла к горячей голубой сестре. Ещё не родившаяся жизнь была испепелена. Шли годы. Столетия. Миллионы, десятки миллионов лет. Рушились на злосчастные планеты астероиды и кометы. Жизнь зарождалась десятки раз, но каждый раз гибла, не сумев приспособиться к неуживчивому характеру Трёх сестёр. Но как-то раз очередной ледяной бродяга принёс на планету форму преджизни, совершенно не похожую на предыдущие. Её молекулы обладали огромным количеством степеней свободы. Атомы в них перескакивали с места на место под воздействием температурных колебаний, не разрушая при этом главное – саму кристаллическую решётку. А ещё они умели объединяться в огромные конгломераты, которые причудливыми узорами выпадали на поверхность планеты, создавая многокилометровые, все более усложняющиеся картины. Глыба врезалась в планету в самое подходящее время: та как раз удалялась от Голубой сестры. Впереди планете предстояла встреча с Жёлтой сестрой, которая была не в пример спокойнее. Её излучение не смогло разрушить прочную систему связей. Напротив, равномерный нагрев стимулировал реакции в конгломератах, ускорив их эволюцию. А потом настало время унылой и тусклой Красной сестры. Она как следует проморозила поверхность планеты. Так, что большая часть её атмосферы выпала на поверхность сухим снегом. Что оказалось весьма кстати для сформировавшейся жизни. Конгломераты многому научились у идеальных кристаллов газового льда. И когда, наконец, впереди начало разгораться исступлённое сияние Голубой сестры, испарившей газовые сугробы и породившей чудовищные бури в новой атмосфере, конгломераты смогли постоять за себя. Они сформировали замкнутые шарообразные системы, способные выстоять под напором пятисотградусной жары. Напрасно бесновалась Голубая сестра, пытаясь через миллионы километров дотянуться до своенравной жизни своими протуберанцами. Напрасно обрушивались на раскалённую поверхность потоки радиации. Оплавленные снаружи, шары конгломератов сохранили в сердцевине драгоценные компоненты. Жизнь победила. И Голубой сестре пришлось смириться с поражением. Так Материнская планета стала обитаемым миром. Конгломераты, которых вихрь возрождённой атмосферы разметал по просторам планеты, развивались независимо друг от друга, захватывая все большие территории. Их небольшие частицы, оторванные от края узора ветром, совершали далёкие путешествия, и, случалось, присоединялись к другим конгломератам. Так они узнали о существовании друг друга. Со временем удивительные узоры, разрастаясь, достигли границ друг друга. Между ними вспыхнули яростные сражения за жизненное пространство. С каждым оборотом планеты войны становились все ожесточённее. В процессе поиска оптимальных стратегий в конгломератах зародился разум. Разумные конгломераты быстро поглотили не успевших измениться соседей. Они стремительно эволюционировали. И однажды они задались вопросом: как существовать дальше? Мощь каждого из конгломератов была огромна. И их странный, состоящий из триллионов частиц разум понял, что продолжение войны за ограниченные ресурсы сделает с ними то, что не удалось Голубой сестре: уничтожит жизнь на планете. И тогда конгломераты совершили новый скачок: они совместили свои узоры. Стали единой в своём разнообразии сущностью. Множеством, объединённым общим полем разума. Они стали коллаборацией. Так родилась Мозаика. Общее сознание позволило Мозаике достичь невероятных высот. Ставя перед собой задачу, мозаичный разум создавал обособленное дерево мыслеформ, посвящённое её решению. И вливал в это дерево столько живительных соков – компонентов, сколько требовалось. Для начала Мозаика взялась за свою планету. Она создала устойчивую многослойную атмосферу. Когда планета приближалась к Голубой сестре, в верхние слои атмосферы поднимались миллиарды компонентов, выстраивающих зеркальный слой, который отбрасывал в пространство излишки тепла. А во время сближения с холодной Красной сестрой накопленное тепло сохранялось за счёт создаваемого элементами Мозаики парникового эффекта. Используя солнечные ветры, отважные маленькие посланцы коллаборации отправились в далёкое путешествие по своей системе. Миллиарды канули в бесконечности, затерялись в межзвёздных просторах и угасли в них. Миллиарды сгорели в фотосферах Трёх сестёр. Но сотни добрались второй планеты и положили начало новым частям коллаборации. Со временем они заселили и пояс астероидов. Через миллиард лет Мозаика, для которой само время было лишь условностью, полностью освоила систему Трёх сестёр и приступила к созданию дерева мыслеформ, посвящённого внешней экспансии. Именно в это время в тройной системе появились фотонные звездолёты-разведчики тогда ещё молодых Старших рас. Первый контакт закончился столкновением. Как и последующие. Старшие расы несли немалые потери, пытаясь включить своенравную Мозаику в свою звёздную империю. Мозаика никогда ничего не забывала. Помнила она и тёмную эпоху войн за ресурсы. Она использовала свои знания, чтобы раз за разом уничтожать эскадры сил вторжения Старших рас. Но и у Мозаики нашлось уязвимое место. Самодостаточная, она даже не представляла, что живые существа могут создавать что-то из неживого материала и пользоваться созданными предметами, многократно усиливая свои возможности. Сама Мозаика использовала только один универсальный инструмент: элементы себя самой. Части Мозаики были всем: и оружием, и разумом, и транспортом. Они могли принимать любой облик, проникать в микроскопические отверстия, уничтожать технику и биологические организмы, не видя разницы между тем и другим. Но Мозаика столкнулась с достойным противником. В конце концов Старшие расы создали корабли, неуязвимые для конгломератов Мозаики. Силовые щиты не позволили Мозаике приблизиться к кораблям. Напрасно коллаборация строила деревья мыслеформ. От технологической цивилизации Старших рас её отделяла пропасть. Она бы, несомненно, преодолела её, но на этот раз против неё выступило то самое время, которое она привыкла не замечать. Мозаика не успела перестроиться. Не успела найти достойный ответ. Неуязвимый для неё флот Старших нанёс чудовищный удар. Звёздные корабли превратили одну из процветающих частей мозаики, обосновавшуюся на крупнейшем астероиде системы Трёх сестёр, в радиоактивный пепел. Мозаике было достаточно создать совсем небольшое дерево мыслеформ, чтобы понять простой факт: дальнейшее сопротивление бесполезно. Единственный шанс выжить – это найти точки соприкосновения с этой новой, непостижимой для Мозаики силой. Объединиться с ней. Старшие расы приняли капитуляцию Мозаики. Они не стали её уничтожать. Боевые качества Мозаики произвели на них впечатление. Несколько тысячелетий спустя развитие межзвёздных сообщений превратило расстояние в условность. И тогда доминанты, до того разделённые непреодолимым барьером в сотни световых лет пространства, сцепились между собой за жизненное пространство в Рукаве Ориона, внезапно ставшем чрезвычайно тесным. Тогда-то Старшим расам доминанты Центрального круга и пригодилась Мозаика. Тысячи лет она оберегала Круг от посягательств врага. Но потом правила игры снова изменились, и вчерашние защитники доминанты превратились в обузу. Десятки мыслеформ были созданы, развились и закончили свой цикл существования, не принеся плодов, не найдя способа предотвратить возвращение Мозаики в тесные границы Трёх Сестёр. В ссылку, которая означала гибель Мозаики как галактической цивилизации. Ведь родная система больше не могла обеспечить нужды гигантского разума Мозаики. Слишком много ресурсов вытянула из неё Мозаика в эпоху своего расцвета, безоглядно создавая все новые и новые узоры, производя триллионы компонентов. Теперь система Трёх Сестёр могла лишь поддерживать существование относительно простых мыслеформ. Конечно, как биологический вид Мозаика сохранится. Но превратится в разрозненное скопище беспомощных идиотов, целиком зависящих от жалости Старших рас. А о том, насколько это качество свойственно Старшим, напоминал гигантский астероид, до сих пор истекающий гибельной радиацией на окраине Трёх сестёр. Именно поэтому молодая мыслеформа с длинным шестнадцатизначным номером сейчас доминировала над прочими, отбирая драгоценные ресурсы. Она сулила победу. Давала древней Мозаике шанс выиграть то самое время, которым она вечно пренебрегала. И вернуться к той эпохе расцвета, когда человечества, так некстати появившегося в Рукаве Ориона, ещё не было. Если бы у Мозаики имелось чувство юмора, её бы позабавил тот факт, что спасение гигантского разума сейчас зависело от человечества – источника её бед. Но Мозаика могла лишь сымитировать чувство юмора и поэтому отнеслась к этому совпадению так же спокойно, как и ко всему остальному. Да, человечество причинило ей массу неприятностей. Но сейчас оно же стало удобным инструментом для восстановления утраченных позиций. Мозаика заботливо взращивала драгоценную мыслеформу. Мыслеформа 7633567. Эффектор Бернар Д’Эвре выполняет условия договора. Кандидат на включение в родовую ячейку намечен. Описание кандидата соответствует установкам. Мыслеформа 7633568. Планируется ли внедрение Мозаики в кандидата? Мыслеформа 7633569. Не рекомендовано. Если расы Центрального круга решат провести полный анализ, они не должны выйти на наш след. Мыслеформа 7633570. Как протекают параллельные процессы? Мыслеформа 7633571. Уния провела ещё семнадцать серий. Никаких результатов. В ловушке обработана ещё одна партия. Также безрезультатно. Мыслеформа 7633572. Эффектор Бернар Д’Эвре не проявляет признаков сепаратизма? Мыслеформа 7633573. На данный момент нет. Из потенциальных угроз – начертание мыслей на полях носителей информации типа книга. Зашифрованных мыслеформ не несёт. В целом поведение Эффектора укладывается в предсказанную картину. Мыслеформа 7633574. Возможно, имеет смысл запретить Эффектору записывать мысли? Мыслеформа 7633575. Отвергается. Любой запрет резко ухудшает прогнозы благоприятного исхода операции. У Эффектора должна оставаться иллюзия свободы выбора. Мыслеформа 7633576. Каков смысл свойства «свободы выбора»? Мыслеформа 7633577 Для этого вида разумных существ свобода выбора является образующим личность фактором, имитирующим вариабельность направлений роста мыслеформ. Мыслеформа 7633578. Констатируется отклонение от оси обмена. График мероприятий соблюдается? Мыслеформа 7633579. Флуктуации незначительны. Особь «кандидат» должна завершить возведение корневой мыслеформы – так называемое «образование». Параллельно Эффектор продвинется в значимости для популяции – понятие «карьера». К моменту начала операции все действующие операторы будут в расчётных точках. Мыслеформа 7633580. Удовлетворительно. Переходим к следующему дереву рассуждений. Система жёлтого карлика НС76А-3. Планета Новый Париж. Столица Новой республики - Париж. Особняк Д’Эвре. Сегодня Жаклин остановилась на оливковом. Прошедшие выходные они провели на взморье. Пока не сойдёт загар, придётся воздержаться от светлых тонов. Жаклин взяла кисть и чуть смягчила тон на щеках. - Как я выгляжу? - Ты обворожительна. - Льстец. В дверях, исполненный значимости момента, появился Рене. Казалось, мажордом парит над полом, не касаясь старинного паркета каблуками сияющих туфель. - Месье, мадам, мобиль подан. Бернар выразительно посмотрел на супругу. - Благодарю, Рене. Мы уже выходим. Правда, дорогая? Жаклин вздохнула. Время неумолимо. Сейчас, чтобы выглядеть естественной и чуточку небрежной, приходится немало потрудиться. Вот и сегодня кое-что ещё стоило подправить. Если бы дело касалось поездки по планете, Бернару вряд ли удалось вытащить её из дома ещё минут сорок. Но на космодроме жёсткие порядки и строгий график. Никто не будет переносить стартовое окно ради их яхты, будь Бернар хоть трижды парламентарий. - Я готова дорогой, – пропела Жаклин, подавая Бернару руку. - Мадам как всегда великолепна. – Поклон, который отвесил ей Рене был заметно глубже, чем Бернару. Мажордом боготворил хозяйку и искренне считал, что в браке Бернар получил гораздо больше, чем заслуживал. Хотя, если смотреть на вещи с формальной точки зрения, фамилия Д’Эвре и титул достались Жаклин от мужа, а не наоборот. - Вы так милы, Рене, – лучезарно улыбнулась Жаклин, изящно взмахнув рукой, в точности как в третьем акте «Мадам Бовари». Мажордом ответил ещё одним сдержанным поклоном и не разгибал спины, пока за Жаклин не закрылась тяжёлая дверь. - Когда-нибудь он зарежет меня во сне, – заметил Бернар, устраиваясь в мягком кресле мобиля. Машина бесшумно поднялась над особняком и, заложив вираж, влилась в седьмую радиальную магистраль, шедшую от Триумфальной арки до самого Ле Бурже. - Не говори ерунды. – Жаклин погладила мужа по руке. – Рене предан тебе до мозга костей. - Да, но он в меня не влюблён, – возразил Бернар. – А любовь толкает людей на безумства. - Ты ревнуешь меня к прислуге? – притворно изумилась Жаклин. - Такую женщину, как ты, стоит ревновать даже к Высшим. - Льстец, – нежно повторила Жаклин. Забавная пикировка давно превратилась в часть их повседневного ритуала. И Жаклин была благодарна за него мужу. Пусть она давно не выходит на сцену, пусть года славы ушли безвозвратно, пусть овал лица уже не так чёток, как прежде. Пусть. Это не важно. Потребность в обожании пропадает у актрисы только со смертью. Бернар, со свойственным ему тактом, позволяет жене чувствовать себя юной и притягательной для мужчин. Хотя, что значит – позволяет? Она действительно хороша! Жаклин украдкой посмотрела на своё отражение в стекле. Конечно, хороша. Особенно вот так – в три четверти, когда её призрачный облик словно нарисован на тёмной зелени садов и рощ, окаймляющих вечно юный Париж. - В районе восьмого транспортного кольца затор, – сообщил автопилот. - Может быть, перейдём на служебный уровень? – предложила Жаклин. Бернар взглянул на часы. - Успеваем, – констатировал он. – Вчера забыл тебя спросить, как там дела у Мишо? - Ты такой правильный, что мне хочется тебя укусить, – призналась Жаклин. - Пожалуйста. – Бернар подставил шею. - Вот ещё. Только помаду смажу. – Жаклин легонько ущипнула мужа за ухо. – Мишо на седьмом небе. Нашёл себе на роль Эммы[1] какую-то провинциалку и счастлив. - Я думал, эта роль достанется Беатрис, – заметил Бернар. - Мишо утверждает, что публике приелись знакомые лица. – Жаклин аккуратно, чтобы не задеть макияж, дотронулась до левого века[2]. - А на самом деле? - Беатрис ему надоела. Бедняжка. А ведь она так старалась. Бернар улыбнулся. Жаклин не знает себя равных в искусстве интонации. Едва заметными штрихами она умудряется полностью изменить смысл сказанного. Например, сейчас её сочувствие отвергнутой актрисе на деле прозвучало примерно так: «Беатрис - полная бездарь, и если она рассчитывала через постель режиссёра выбиться в примадонны, то она ещё большая дура, чем я предполагала». «Подумать только, – растроганно глядя на жену, размышлял Бернар. – Уже восемь лет, как она оставила сцену, а всё ещё ревнует молоденьких девчонок к первым ролям». Справедливости ради нужно отметить, что Жаклин никто не гнал из театра. Ха, попробовали бы! Да и какой смысл? Пятьдесят три – не тот возраст, когда здоровье не позволяет подниматься на подмостки. И, видит Бог, Жаклин ещё лет двадцать не знала бы недостатка в ролях. Но надо знать Жаклин. Она не из тех, кто готов играть дуэний, лишь бы оставаться на сцене. Нет. Она решила остаться в памяти публики вечно юной героиней, а не старой каргой, пусть и самой гениальной каргой в истории «Одеона».[3] Бернар уважал её решение, хоть и считал его спорным. Жан Мишо, главный режиссёр «Одеона», как-то сказал Бернару: «Нужно обладать мудростью, чтобы понять, когда пора остановиться. И мужеством, чтобы решиться на такой шаг. У Жаклин есть и то, и другое». Его слова не стали для Бернара сюрпризом. При внешнем легкомыслии, Жаклин была прежде всего, незаурядной личностью. Другую женщину Бернар Д’Эвре не смог бы любить так беззаветно, как он любил Жаклин уже тридцать лет.