Я покосился на Готьера. Тот, не скрываясь, хохотал. Очевидно, он посчитал, что я совсем сошёл с ума и своими руками вырыл себе могилу. Я не смог сдержать злорадной улыбки. Ничего, дружок, подумал я, посмотрим, кто будет смеяться последним! А вот профессор Филирр только щурился, словно сытый, довольный кот, и с удовольствием разглядывал возбуждённую аудиторию. Не желая показаться голословным, я выделил общие фрагменты наследственных элементов в обеих последовательностях и показал, каким путём первичные организмы, выброшенные с родной планеты гигантским катаклизмом, могли перейти от смешанной формы к чисто углерод-кислородной и кремний-серной формам. При этом целые фрагменты кода оставались фактически неизменными, менялись лишь основания. Готьер прикрыл лицо ладонью, как будто ему было стыдно слушать такие глупости. Ну-ну. Когда я, наконец, закончил, профессор Филирр постучал своей указкой по кафедре, призывая к молчанию. Наступал самый главный момент – оценка наших работ. Глядя, как сияет наш дорогой профессор, я подумал, что и ему не чужда страсть к эффектным финалам. Зал затих, с волнением ожидая развязки. - Должен признать, оба претендента показали себя с самой лучшей стороны. Я счастлив и горд, что наша академия, что называется, держит марку лучшего учебного заведения республики. И это в полной мере относится к обоим соискателям, работы которых мы сегодня имеем удовольствие рассматривать. Я очень люблю профессора Филирра, но должен признать, временами он удручающе многословен. Во всяком случае, в тот момент я бы предпочёл, чтобы он был более лапидарен. - На первые два вопроса наши состязающиеся ответили совершенно одинаково. Я не могу отдать в них пальму первенства ни одному из них. Так что по первым двум вопросам – ничья. Два – два. «О Боги! – Возмутился про себя я. – Как будто не понятно, что ничья именно и означает счёт «два – два»! Зачем это повторять? Это же тавтология чистой воды!» Но после этого профессор, наконец, перешёл к делу. - А вот третий вопрос, как мы смогли убедиться, господа курсанты, преподнёс сюрприз. Курсант-сержант Анри Готьер обнаружил среди этих пятидесяти планет четыре независимые последовательности связанных планетарных биомов. А вот курсант-сержант Фредерик Дюранд произвёл фурор, высказав предположение, что две из этих последовательностей имеют общий исток. Согласитесь, довольно неожиданный поворот событий. - Так кто же из них прав, профессор? – крикнул из зала кто-то особенно нетерпеливый. Уж не мой ли знакомец–первокурсник? - Что ж. Скажу вам честно. Мне неудобно это признавать, но прав… Опять пауза! Сейчас-то я понимаю, что профессор все сделал правильно, но тогда, в тот момент, когда от его следующего слова зависела моя жизнь, моё будущее, она показалась мне надуманной и неуместной. Конечно, вы вправе спросить – почему же я так волновался, раз был убеждён в своей правоте? На это я отвечу так: не родился ещё такой учёный, который всегда на сто процентов уверен. А если он и родится, то это будет уже не учёный, а самовлюблённый болван вроде того же Готьера. В общем, профессор обвёл зал победоносным взглядом и громогласно провозгласил: - Планета системы KR3085 действительно дала жизнь двум эволюционным последовательностям. Победил Фредерик Дюранд! Я чуть в обморок не упал от радости. А уж что творилось в аудитории! Часть курсантов, преимущественно с моего потока, аплодировали, другие свистели и возмущались, не стесняясь присутствия профессора. Но Филирр быстро навёл порядок, включив активное шумоподавление. И тут я, чувствуя себя буквально оглушённым собственным успехом, спохватился и посмотрел на Готьера. Представьте себе, этот наглец не собирался признавать поражения. Как только шум в аудитории стих, он возмущённо потребовал объяснений. - Мой ответ базируется на вашем учебном пособии, господин профессор! – отчеканил он. – Если хотите, я могу наизусть процитировать соответствующий параграф… - Не стоит, курсант Готьер, – перебил его Филирр. – Я в курсе, что у вас феноменальная память. Но, видите ли… Настоящий учёный критически подходит к любой теории. Одной только памяти недостаточно. Необходимо, если угодно, чутье. У курсанта Дюранда оно есть. И я вынужден признать, что был неправ. Уверяю вас, друзья, в следующее издание я внесу соответствующие поправки. - Но… это же несправедливо! – воскликнул Готьер в ужасе. Забавно, неужели он всерьёз надеялся обставить меня в моём любимом предмете? - Это вселенная, – ответил Филирр задумчиво. – Она такая, какая есть. И планета KR3085-2 действительно мир-исток для обеих последовательностей. Это – объективная реальность. Вы желаете и её оспорить? Но Готьер не стал его слушать. Оказалось, что наш красавчик из тех людей, которые совершенно не умеют проигрывать. - Я… я буду жаловаться! – прерывающимся голосом выкрикнул он. На меня он вообще не смотрел, обращаясь лишь к Филирру. – Я поставлю перед руководством вопрос о вашей компетентности! - Что ж, попробуйте, – не скрывая презрения, парировал умница Филирр. – Вы проиграли, курсант Готьер. Имейте мужество это признать. Скажу честно, мне даже стало жалко этого болвана Анри. Его красивое лицо исказила гримаса ненависти, и он опрометью выскочил из аудитории. - Поздравляю, Дюранд, – церемонно поздравил меня Филирр. – Сегодня вы были на высоте. Как и всегда. Я был на седьмом небе от счастья. Меня хлопали по плечам незнакомые курсанты. Мой верный первокурсник, имя которого я так и не удосужился узнать, схватил мою ладонь и принялся трясти с такой силой, что едва не вывихнул мне плечо. Винсент дружески пихнул меня в бок. - Как же ты сделал этого поганца! – громко восхищался он. – Вот это финал! Прямо никакого кино не нужно! Окружённый восторженными поклонниками, что было для меня, честно говоря, в новинку, я вышел наружу. На небе ослепительно, словно радуясь моей победе, сияло солнце. Я направился к казарме – поединок основательно вытряхнул меня, и мне хотелось немного передохнуть. Но до неё я так и не дошёл. По дороге меня перехватил – кто бы вы думали – конечно же, Анри Готьер! На него было страшно смотреть. Лицо побледнело, черты заострились. Мои сопровождающие немного поотстали. Как я потом узнал, их притормозил Винсент, сразу понявший, в какую сторону дует ветер. А приятели Готьера заняли позицию за его спиной, образовав большой полукруг, в центре которого оказались мы с моим визави. - Я не знаю, как ты сумел подкупить Филирра, Дюранд, – прошипел Готьер. – Но это тебе даром не пройдёт. Ты прекрасно знаешь, что в честном поединке я бы тебя уделал. Что ты пообещал Филирру? Папочкины деньги? - Остынь, Готьер, – посоветовал я. – Профессор прав, нужно уметь проигрывать. Я бы на твоём месте сейчас уже шёл в ректорат подавать заявление об отставке. - Не дождёшься, Дюранд! – в ярости завопил Готьер. – Ты лгун…скользкая змея! Ты всё подстроил! - Да ну? То есть, если бы я якобы не подговорил Филирра, ты бы победил? – презрительно прищурившись, спросил я. - Можешь не сомневаться! - Ну что ж… В таком случае ты ещё больший идиот, чем показал себя во время экзамена. Надо ли говорить, что эти слова окончательно разъярили и без того выбитого из колеи красавчика? Зарычав, он бросился на меня с кулаками. Но, как писал философ Гегель, история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, а во второй раз – в виде фарса. Первый поединок с Готьером стоил мне потери балла, расквашенного носа и отбитых рёбер. Но в этот раз его ждал сюрприз. Я легко ушёл от удара, а потом, пользуясь преимуществом роста и длинными руками, достал его на дистанции. Похоже, он подумал, что мне просто повезло, и вновь бросился в атаку. Я уклонился и провёл целую серию ударов вдогонку, заставив его потерять равновесие и пропахать носом жёсткую брусчатку плаца. Когда он встал, я снова увидел в его глазах страх. Даже не страх, ужас. И я понимал, почему. Мир Готьера рушился. Сначала я обошёл его на биологии, причём обошёл совершенно невообразимым способом. А сейчас я, который всегда был для него чем-то вроде груши для битья, сумел отправить его в партер. Для него это было таким же шоком, как если бы злосчастная бурёнка, обладательница той самой челюсти из второго вопроса, внезапно превратилась в огнедышащего дракона. Он стоял, не зная, что предпринять, теряясь в догадках. Похоже, на зрителей зрелище поверженного на землю Готьера произвело даже большее впечатление, чем его поражение в аудитории. Они взирали на меня со смесью изумления и робости. Наверное, это не делает мне чести, но в тот момент я впервые по-настоящему ощутил вкус победы. Я купался в лучах славы. Готьер медленно поднялся на ноги, вытирая кровь. - Продолжим? – предложил я, приняв стойку. И вы не поверите! Готьер сломался. Смерив меня ненавидящим взглядом, он пробормотал какую-то неразборчивую угрозу, развернулся и поплёлся прочь. За ним, поминутно оглядываясь на меня, поспешили его подпевалы. Винсент, молча наблюдавшей за этой, вне всякого сомнения, эпохальной сценой, неслышно подошёл ко мне и обнял за плечи. - Похоже, хоть что-то мне удалось в тебя вбить, – шепнул он мне на ухо, так, чтобы другие не услышали. Довольные, мы пошли, но не в казарму, а прямиком в нашу любимую «Безмозглую курицу», заодно пригласив туда Раймона, опала которого весьма кстати закончилась. Сейчас, пока герои, как часто пишут в старинных романах, следуют к своей цели, а в нашем случае – в таверну, я должен кое-что пояснить. Для вас, мои воображаемые читатели, моя победа над Готьером в рукопашной, наверняка оказалась такой же неожиданностью, как и для непосредственных свидетелей этого события. Они тоже подумали, что я сошёл с ума, когда принялся подначивать Готьера, явно набиваясь на трёпку. Но на самом деле я действовал исключительно расчётливо. Конечно же, за две недели я не превратился в мастера единоборств. Это только в глупых фильмах главный герой, потерпев поражение, за считаные дни набирается мастерства под руководством старого мудрого учителя. Со мной же всё обстояло гораздо проще. По сути, Готьер был не так уж и неправ, упрекая меня в жульничестве. Только не с профессором Филирром, конечно. Наш старина Филирр неподкупен, как сама Фемида. Но «внезапный» кулачный матч-реванш был чистой воды авантюрой, которую придумали мы с Винсентом Энри. Точнее, придумал её Винсент, а я всего лишь следовал его советам в меру своих скромных способностей. Так что же произошло на самом деле? После того, как Готьер отделал меня в первый раз, Винсент сказал, что эта наша схватка наверняка не последняя. И тогда ему пришла в голову блестящая мысль. Он сказал, что, конечно, мастер кулачного боя из меня, как из черепахи бегун, но можно пойти другим путём. Оказывается, пока Готьер развлекался, превращая меня в отбивную котлету, Винсент внимательнейшим образом изучал самого Готьера, точнее, его стиль боя. Винсент пояснил, что на деле Готьер не слишком отличается от меня – такой же любитель, но отработавший несколько несложных приёмов. Любой десантник сделает его даже со связанными руками. И в этом Винсент увидел шанс. Он не стал учить меня всем премудростям боевого искусства – на это не было времени, да и материал, по его словам, был аховый. Винсент не сомневался, что и в следующих поединках Готьер будет придерживаться той единственной стратегии, которую ему удалось выучить. И Винсент, только представьте себе, придумал для меня специальный экспресс-курс противодействия именно и только Анри Готьеру! За эти две недели я провёл в спортзале не меньше пятидесяти часов, заучивая наизусть все движения Готьера и отрабатывая до автоматизма те удары, которые я должен буду нанести в ответ. Звучит просто, правда? Но на самом деле, первую неделю я, наверное, падал лицом в мат чаще, чем дышал. И только в середине второй недели, наконец, научился выстаивать против Винсента, игравшего роль Готьера больше двух минут кряду. А потом он всё равно меня делал. Так что когда я провоцировал Готьера, я рассчитывал именно на эти спасительные две минуты. Мне важно было заставить его выйти из себя, кинуться в бой очертя голову, не задумываясь над техникой, используя то, что ему привычнее всего. К счастью, наш с Винсентом расчёт оказался верным. Всё получилось в точности так, как мы и задумывали. Когда потерявший самообладание Готьер напал на меня, я знал, что первый удар он нанесёт справа в левую скулу, чтобы оглушить. Я ждал его, и поэтому моя обычная медлительность перестала быть критической. Я начал уклоняться ещё в тот момент, когда он только размахивался. И, естественно, успел. Я знал, что промахнувшись, он оставит голову без защиты, и легко провёл удар в правую скулу, которую он любезно подставил под мой кулак. Получив удар, он, конечно, мог стать осторожнее. И тогда бы весь наш план полетел в тартарары. Но я надеялся, что Готьер настолько привык побеждать, что посчитает мой удар случайной удачей. Что и получилось. Винсент потом сказал мне, что наш бой длился всего сорок секунд. И все эти сорок секунд я обладал абсолютным преимуществом над противником. Я знал, что он будет делать. А он – не знал, что буду делать я. Так что, как не странно, но мечта Винсента, чтобы он, а не я, вышел против Готьера, в какой-то степени реализовалась. Ведь фактически я был всего лишь запрограммированной им куклой, своего рода боевым автоматом. В «Безмозглую курицу» Раймон Жерар успел раньше нас. Он встретил нас широчайшей улыбкой на своей вечно красной физиономии. Кстати, из-за этой особенности его чаще других курсантов отправляли на проверку: унтер-офицеры были уверены, что он выпивает во время службы, предварительно приняв подавитель разложения спиртов. Не скажу, что они были так уж неправы, но хитрый Жерар так ни разу и не попался. - Ну что, Дюранд, раздолбай ты этакий! – рявкнул он так, что задрожали подвески люстры. – Говорят, ты подчистил за мной хвосты? Подумать только, как быстро расходятся по Сен-Сиру слухи! Мы провели прекрасный вечер в «Безмозглой курице», отмечая мою победу. Жерар поминутно провозглашал тосты, то за меня, то за академию, то за нашу славную французскую аристократию. У него было такое прекрасное настроение, что он даже почти не полез в драку, когда двое бедолаг с инженерного, как показалось Жерару, не проявили достаточного уважения к имени графа Д’Эвре. «Перед вами, сукины вы дети, сидит целый граф. Видите? Вон тот дылда, похожий на грустного верблюда, он хренов аристократ, а не какой-то кабыздох вроде вас!» – возмущённо рычал он, очевидно, считая, что эпитет «дылда, похожий на грустного верблюда» это именно то, что должно мне особенно польстить. В общем, не без усилий со стороны Винсента нам удалось замять эту историю, и инженеры убрались к себе в практически нетронутом виде. Когда же мы, наконец, вернулись в альма-матер, то узнали от вездесущих первокурсников, что курсант-сержант Анри Готьер подал начальнику академии, генералу Жерару просьбу о… переводе в другое училище. - Теперь ты понимаешь, почему Д’Эвре выбрали тебя, а не его? – насмешливо спросил меня Винсент. Я связи не увидел, о чем ему и сообщил. - У них глаз на такие вещи, – объяснил Винсент. – Они сразу поняли, что Готьер с гнильцой. Настоящий дворянин умрёт, но сдержит слово. А этот подлец просто сбежал, как последнее ничтожество. Ну как такого брать в графы? - Ничего, – с угрозой погрозил куда-то в сторону заката пудовым кулачищем Жерар и громко икнул. – Солдатское радио ещё никто не отменял. Я поинтересовался, что это за такой зверь – солдатское радио? - Всё-таки ты редкостный болван, Фредерик, – проникновенно сообщил мне Жерар, обнимая меня за плечи и наваливаясь всей своей тушей. – Третий год учишься, а простейших вещей не знаешь. Короче, солдатское радио – это такая хрень, которая круче любого ординета, можешь мне поверить. - И что она делает, это твоя «хрень»? – Я уже давно не обижался на друга, и только пытался как-то заставить его стоять на собственных ногах. - О! – многозначительно поднял палец Жерар, вновь расплываясь в улыбке. – Это, брат, такая штука… Короче, куда бы ни попал теперь твой Готьер, в этом училище уже будут знать, что он трус и подонок. Вот это и есть солдатское радио. И мне снова, второй раз за этот невообразимо долгий день, стало жалко Анри Готьера. В конце концов, разве он виноват, что оказался глупее меня? Ведь второго такого гения как я, в Сен-Сире ещё поискать. О чем я и счёл своим долгом немедленно оповестить друзей. Жерар только заржал, а Винсент снова улыбнулся своей таинственной улыбкой и сказал, что мы перебрали сподавителем и всем нам нужно срочно выводить из крови этанол, если мы не хотим проснуться завтра в карцере. С чего он взял, что у нас в крови так уж много этанола, просто ума не приложу! Глава 21