ФРЕДЕРИК ДЮРАНД Фредерик наивно полагал, что учёба и служба притупят первое впечатление, и зеленоглазая красотка перестанет занимать все его мысли. Куда там! Шли дни, а прекрасный образ Колетт становился лишь ярче. Влюблённость коварна. Вместо того чтобы стирать черты объекта страсти, она, напротив, их идеализирует. Фредерик даже начал писать по ночам стихи, а дальше, по авторитетному мнению Винсента Энри, падать уже некуда. - Слушай, кокетка из варьете – это уже слишком, – благожелательно втолковывал он юному биологу, а Фредерик угрюмо отмалчивался, борясь с желанием отвесить другу-десантнику хорошего тумака. Сам Винсент благополучно пережил целых два романа: с медсестрой больничного корпуса и с красоткой-диетологом из столовой. Теперь он полагал себя большим докой по женской части и с высоты своего опыта старался внушить Фредерику, что актриски хороши для легкомысленных интрижек, но для серьёзной влюблённости нужен объект посерьёзнее. - Жаклин, между прочим, тоже актриса, – запальчиво возразил Фредерик. - Вот ты сравнил! Жаклин Д'Эвре играла Шекспира, а не крутила задом перед столиками. - Ну, знаешь! – биолог порывисто вскочил, сверкая глазами. – Не смей говорить о Колетт в подобном тоне! - О-о! Да тут, как я погляжу, словами не поможешь, – присвистнул Винсент. – Ладно, извини, дружище, я не хотел тебя обидеть. Самое ужасное, что все аргументы десантника Фредерик уже приводил себе сам. Но сердце отказывалось слышать доводы рассудка. У Фредерика находились тысячи оправданий для Колетт. И тысячи причин не слушать Винсента и Дидье. «Хорошо ещё, – грустно размышлял он, – что Дидье сдержал обещание и ничего не рассказал Ирен». Фредерик не сомневался, что старшая сестра не придёт в восторг от его выбора. «Это моё дело. Только моё», – твердил себе Фредерик, радуясь и страдая одновременно, как это часто случается с влюбившимися впервые. С каким же нетерпением он дожидался очередного увольнения! В его голове роились тысячи планов завоевания расположения Колетт. Для начала он забронировал столик в «Мулен-Руж» и заказал в типографии визитки на имя Фредерика Д’Эвре, что, конечно, было явным преувеличением. Но проклятое время всё тянулось и тянулось. Увольнение маячило где-то далеко, чуть не в другой звёздной системе. Когда же, наконец, он вновь оказался в космопорте, ему показалось, что с прошлого визита в Париж прошло не меньше полугода. Впервые внимание домашних показалось ему в тягость. К вечеру, сославшись на желание развеяться, он благополучно улизнул из особняка и вызвал такси. До начала представления оставалось не более получаса, но автопилот уверял, что они домчат до Монмартра за десять минут. Разумеется, он не ошибся. К тому моменту, когда алый занавес, дрогнув, пошёл вверх, Фредерик уже диктовал заказ почтительно склонившемуся официанту. Какое счастье, что Жаклин и Бернар выделили ему содержание! На свою стипендию он бы не смог заказать здесь и стакана воды. Само представление не произвело на него впечатления. Ещё на первом курсе они не раз проводили увольнения в похожих заведениях Сен-Сира. Конечно, тамошние варьете были попроще, но ведь и Сен-Сир не Париж. Зато суть представлений оставалась той же. Незамысловатые номера фокусников, жонглёров и комиков перемежались кордебалетом, в котором танцовщицы успешно компенсировали нехватку мастерства ещё большей нехваткой одежды. Правда, в «Мулен Руж», надо отдать им должное, кривоногих неудачниц не водилось. Этот кордебалет дал бы сто очков форы Сен-Сирскому классическому балету, на который их упорно таскала в силу своих обязанностей мадам Лорти. Парижские девушки были хороши, и танцевали они превосходно, хотя, на взгляд Фредерика, и несколько разнузданно. Странно. Ведь всего два года назад, в варьете «Весёлые сестрички» лихой кордебалет вызывал в нём совсем другие чувства. Наравне с другими первокурсниками он встречал озорных девчонок свистом, а провожал аплодисментами. Но сейчас фривольная обстановка заведения бросала тень на предмет обожания Фредерика, заставляя его болезненно морщиться. Он снова просмотрел программку. До выступления Колетт осталось всего два номера: выступление заклинательницы змей и ординет-номер какого-то месье Икса. Номер со змеями разочаровал будущего астробиолога. Фредерик свысока посматривал на публику, бурно восторгающуюся смелостью стройной дрессировщицы, управлявшейся с несколькими питонами. Вопреки ахам и охам впечатлительных дам, Фредерик твердо знал, что дрессировщице не угрожает участь быть проглоченной. Молодые тигровые питоны Python molurus, которых несложно опознать по тёмным пятнам на светлом фоне и характерной «стрелке» на голове, явно накормлены до отвала. Следовательно, в ближайшую неделю инстинкт не позволит им даже смотреть в сторону пищи. Кроме того, тигровые питоны ленивы, неагрессивны и никогда не пытаются сожрать что-то, превышающее допустимые для их размеров габариты. Прикинув размеры змей, Фредерик оценил вес их потенциальной добычи максимум в пятнадцать–двадцать килограмм. Чтобы заставить этих змей напасть, надо очень серьёзно постараться. Но недалёкие гражданские об этом не подозревали и проводили «отважную» девушку шквалом аплодисментов. Просто поразительно, насколько необразованными могут быть люди! Мистер Икс оказался мастером пантомимы. Его номер строился на том, что он «жил» среди голографических объектов, которые на самом деле не существовали, а только проецировались на сцену. Отличить добротную голограмму от оригинала практически невозможно, а в комнате, в которую превратилась сцена на время номера, находились и реальные объекты, и голограммы вперемешку. Мастерство мистера Икс оказалось столь велико, что Фредерику ни разу не удалось угадать, когда тот садился на настоящий диван, а когда – просто балансировал в воздухе. Правда и иллюзия перемешались в этом номере столь тесно, что Фредерик испытал настоящий шок, когда проектор выключился и оказалось, что из всего убранства комнаты реальны были только белый табурет и фикус в горшке. Юный биолог с удовольствием присоединился к рукоплесканиям. «Вот, пожалуйста, – торжествующе подумал он. – Человек работает в варьете, но у кого при этом повернётся язык назвать его пошляком?» Додумать до конца он не успел. Свет погас, и в одиноком луче софита появилась она – его Колетт. На ней было сапфировое платье – обтягивающее, но не слишком открытое, как облегчённо отметил Фредерик. Оркестр заиграл мягкую, задумчивую мелодию. Песня была проста, но боже, как Колетт её исполняла! Фредерику казалось, что она поёт только ему, что её чудесные зелёные глаза выискивают в зале только его одного. Дидье оказался прав – Колетт не тянула на оперную диву. Но куда затянутым в корсеты примадоннам до неё! До её искренности, до её едва заметной хрипотцы, чувственной, буквально сводящей с ума! Фредерик ревнивым взглядом окинул зал и с неудовольствием убедился, что магия этой фантастической девушки подействовала не только на него. Многие молодые люди также оказались под властью её чар. За соседним столиком симпатичный мужчина лет сорока так и держал в воздухе поднятый бокал, не отрывая глаз от сцены. Несколько юнцов в углу шушукались, явно обсуждая прелести певицы. Фредерик дорого бы дал, чтобы заткнуть им рты. Когда затих последний аккорд, Фредерик вскочил с места и принялся бешено аплодировать. Ему казалось, что зал должен рухнуть от оваций, но, к его удивлению, публика отреагировала на песню куда спокойнее. Мужчина за соседним столиком, как внезапно понял Фредерик, продолжал рассматривать люстру сквозь рубиновое вино, наслаждаясь игрой красок, а юнцы в углу зала продолжали что-то активно обсуждать, даже не заметив, что номер окончен. Но кое-кто в зале явно разделял его восторг. Сразу с двух сторон раздалось «Браво, Колетт». Девушка присела в реверансе, послала в зал воздушный поцелуй и грациозно упорхнула за кулисы. «Странно, что у неё только два номера, – удивлялся Фредерик, вполуха слушая выступление какого-то комика. – На месте местных либреттистов, я бы весь спектакль построил вокруг её выступлений». Вторая песня Колетт должна была прозвучать в финале. На этот раз она утопала в лебяжьем пухе, сквозь который кое-где просвечивала стройная фигурка. Фредерик чуть не задохнулся от ревности, представив, что сейчас каждый мужчина в зале ощупывает глазами тело Колетт. Вокруг неё кружили в вальсе полуобнажённые танцовщицы кордебалета в парах с облачёнными в строгие фраки партнёрами. Сцена неприятно напомнила Фредерику «Завтрак на траве» Мане, где обнажённое женское тело, бесстыдно выставленное напоказ, также подчёркивается изящными костюмами мужчин. Неужели Колетт не претит такое соседство? Фредерик испытал неподдельное облегчение, когда прощальный вальс, наконец, закончился и алый бархатный занавес сомкнулся. Проведя карточкой по зоне считывания на столе, Фредерик, во исполнение своего плана, подозвал официанта и спросил, как он может послать букет мадмуазель Колетт. Официант вывел на плоскость стола примеры букетов и Фредерик, слегка поколебавшись, выбрал один из букетов роз, весьма напоминавших те самые камелии, к которым была так неравнодушна несчастная героиня месье Флобера из фильма, который юный биолог смотрел в компании с Ирен в прошлое увольнение. Фредерик подумал, что такой букет намекнёт Колетт на его чувства. Вложив в него свою визитку, Фредерик отправил букет красавице и, пройдя за кулисы, что обошлось ему в пятьдесят франков, принялся ждать. Вокруг кипела тайная жизнь артистов. Болтались какие-то подвыпившие типы в вечерних костюмах, хихикающие танцовщицы сновали в полураспахнутых халатиках на голое тело, совершенно не стесняясь посторонних. Прямо как в борделе – подумал поражённый Фредерик и содрогнулся. - Месье Д’Эвре? – перед ним возник пожилой господин, очевидно, игравший тут рольвнутреннего распорядителя. - Да, это я, – приосанился Фредерик, ловя на себе удивлённые взгляды подвыпивших типов и заинтересованные – девушек. - Мадмуазель Колетт готова вас принять. Я провожу вашу милость в её гримёрную. - Д’Эвре? – услышал Фредерик завистливо-уважительный шепоток за спиной. – Из тех самых Д’Эвре? «Да, господа, именно из тех самых, – усмехнулся он про себя. – Можете завидовать. Д’Эвре – это вам не какой-нибудь Дюранд. К Д’Эвре везде особое отношение». Тем сильнее было его удивление, когда, едва оказавшись в небольшой гримёрке Колетт, он, был вынужден уклоняться от брошенного в него букета. - Колетт! – воскликнул он в полном недоумении. – Что это значит? - Это я хочу спросить, месье Фредерик, что это значит! – Девушка, с вздымающейся грудью, с распущенными волосами была так прекрасна в гневе, что Фредерик поневоле залюбовался. – Что это за гнусные намёки?! Похоже, не один Фредерик смотрел последнюю экранизацию древнего земного писателя. - По-моему я не давала вам повода! – гневно продолжала девушка, сверкая зелёными глазами. – Что вы себе вообразили? Если я пою в варьете, значит я кто? Куртизанка? Напрашиваюсь к вам в содержанки?! Об этом Фредерик не подумал. Он наивно полагал, что такой букет покажет, как он волнуется за её судьбу, как она важна ему, как он влюблён в неё, наконец. Какой же он болван! - Колетт! – Фредерик был готов пасть на колени, но подумал, что это будет уже слишком мелодраматично. – Колетт, я и в мыслях не держал ничего подобного! Как вы могли подумать… - А что я должна была подумать, месье Д’Эвре? Что ещё я могла подумать? – в голосе Колетт явно зазвучали слезы. Что это – злость? Или она всё-таки к нему неравнодушна? - Колетт, я сглупил, – искренне повинился Фредерик. – У меня нет никакого опыта в ухаживании. Я всего лишь курсант… Девушка отвернулась к зеркалу, прижав руку к глазам. Фредерик едва удержался, чтобы не обнять эти хрупкие, беззащитные плечи. - Я… не знал, как мне ещё объясниться. Я влюблён в вас, да влюблён, – продолжил он вдохновенно, обнадеженный и смущённый одновременно её молчанием. – Я, кажется, никогда ещё не был влюблён до встречи с вами! - Вы понимаете, как наигранно это звучит? – Колетт все ещё стояла к нему спиной, но голос звучал уже без прежнего гнева. – Боже, Фредерик, мне по десять раз на дню признаются в любви, обещают золотые горы, лишь бы затащить меня в постель. - Я и в мыслях не держал! Я не такой! – ужаснулся Фредерик. – Я лишь хочу иметь возможность встречаться с вами. Быть в вашем обществе. Говорить с вами. - Правда? – Колетт обернулась. На кончиках её ресниц ещё дрожали хрустальные слезинки. – Поймите, Фредерик, я же работаю… вы видите, где. Вы представляете, какого рода интерес испытывают к девушкам из варьете обеспеченные бездельники? - Я понимаю вас, Колетт. Я понимаю вас, наверное, лучше всех на свете! – Фредерику казалось, что его сердце сейчас выскочит из груди. – Я знаю, как трудно добиваться всего самому, когда у тебя нет никого, кто мог бы помочь, на кого можно опереться, кому бы ты был… хоть немного не безразличен. - Вы не безразличны мне, Фредерик, – тихо сказала Колетт. И Фредерик почувствовал, что его ступни отрываются от земли. Он уже открыл было рот, чтобы разразиться очередной восторженной тирадой, когда Колетт снова взглянула на часы. - Давайте продолжим этот разговор в другой раз? – мягко, но настойчиво предложила она. - Вы снова спешите, – понимающе улыбнулся Фредерик. - К сожалению. - Конечно. Вы позволите завтра пригласить вас на ужин? - Завтра не получится, Фредерик. - Завтра ночью я должен отбыть в часть, – уныло признался юноша. - Тогда… – девушка ненадолго задумалась, склонив набок изящную головку, – Знаете, мы можем вместе позавтракать. Пригласите меня в кафе? Второй раз за этот вечер Фредерику показалось, что перед ним открываются двери рая. Вернувшись запоздно в особняк, он столкнулся в гостиной с Ирен. Девушка явно обрадовалась его приходу, а Фредерик внезапно ощутил укол совести, как будто он в чём-то провинился, как будто обманул её. - Пойдём завтра в парк? В лесу Фонтебло будет парад воздушных шаров, – весело предложила Ирен. - С утра я не смогу! – испуганно заявил Фредерик. - Какой же ты всё-таки наивный! – рассмеялась Ирен. – Завтра выходной, народ с утра отсыпается. По крайней мере, я-то точно отсыпаюсь. После обеда, в четыре. Пойдём? - В четыре… В четыре давай, с удовольствием, – облегчённо согласился Фредерик. – Ты извини, я с ног валюсь. - Я тоже. Смена была – не дай бог. Давно бы ушла спать, но хотелось дождаться тебя, – легко призналась Ирен. - Ну…тогда до завтра? - Ага. Спокойной ночи, Фред. - Спокойной ночи. [1] Поль Верлен, французский поэт, один из основоположников импрессионизма и символизма. [2] Юго-восточный пригород Парижа. [3] Жан Николя Артюр Рембо — французский поэт, близкий друг Верлена. [4] Петанк – популярная во Франции игра на меткость,заключающаяся в бросании шаров на площадке размером 15 на 4 метра. [5] Один из Парижских парков неподалеку от площади Бастилии. [6] Часть партии, в течение которой все броски совершаются из одного круга. [7] Игрок, специализирующийся на бросках шара в определенную точку. [8] Игрок, специализирующийся на выбивании своим шаром шаров противника. [9] Изображение девушки, которую, согласно традиции, должен поцеловать в обнаженные ягодицы проигравший с «сухим» счетом 0:13. [10] Паштет из нескольких видов мяса и печени.