Дидье скрипнул зубами. «Вортекс», хоть это казалось невозможным, прибавил ходу. - Ди, не гони так, нас остановит полиция! - Пусть попробует… – процедил тот. За окнами указатели транспортной полосы слились в одну зелёную полосу. Машина делала не менее пятисот километров в час. Счастье, что в это время скоростная линия почти свободна. Ирен присмотрелась. Что за чудо? Немногочисленные медлительные мобили поспешно освобождают трассу. Похоже, у «Вортекса» зелёная улица. - Как ты это делаешь? - Я же ординет-гений, забыла, сестрёнка? – На губах Дидье заиграла обычная кривоватая ухмылка. – Для всех мы – машина правительственного гаража. У нас первый приоритет. Ирен ахнула. - Если там узнают, что ты взломал их систему, тебя посадят! Дидье, обернулся и ободряюще подмигнул. - За кого ты меня принимаешь? Я не взломщик, а владелец серьёзной компании. Кто, по-твоему, поставил муниципальному гаражу программное обеспечение? Думаешь, я не оставил себе лазейку? Не волнуйся, наши позывные настоящие. Ирен невольно улыбнулась. Дидье в своём репертуаре. Когда Бернар с Жаклин решили усыновить юного взломщика, прошедшего сквозь многоуровневую систему безопасности корпорации Д’Эвре, Ирен подумала, что они шутят. Но потом, узнав Дидье поближе, поняла то, что отец с матерью почувствовали сразу. В Дидье есть какое-то невероятное обаяние, искристое, словно шампанское, и такое же брызжущее во все стороны. Какая-то шальная, притягательная сумасшедшинка. И доброе сердце. Всё это идёт в дополнение к острому, как стилет, интеллекту. С его появлением в особняке Д’Эвре стало легче дышать. Не удивительно, что Рене, с его болезненным отношением к «порядкам благородного дома», буквально трясёт от выходок Дидье, никогда не упускающего возможность подшутить над чопорным дворецким. «Вортекс», клюнув носом, резко пошёл вниз. На дорогу, обычно занимающую у Ирен сорок минут, они затратили немногим больше пяти. - Я не буду проводить её официально. Правда, тогда не получится использовать медстраховку и… - Я всё оплачу, не волнуйся, – перебил Дидье. Ирен благодарно улыбнулась брату, набирая на ординете номер реанимации. Из четверых детей Д’Эвре только Анаис пользовалась деньгами семьи. Остальные обеспечивали себя сами. Но если Дидье сумел создать преуспевающую фирму, поставлявшую программные решения сотням корпоративных клиентов по всей республике, то Ирен довольствовалась скромной зарплатой врача городской клиники. Конечно, у обоих был неограниченный кредит в фамильной «FBT». Но взять оттуда деньги значило подставить родителей под удар. Бригада ждала их у входа. Дидье отправил верный «Вортекс» в ближайший сотовый ангар и, словно привязанный, поплёлся вслед за каталкой. - Ты знаешь эту девушку, Ирен? – Сегодня дежурил Гастон Мадани, отличный парень, с которым у Ирен сложились тёплые отношения. Гастон пытался приударить за ней, но, получив вежливый отказ, не обиделся и удовольствовался ролью доброго приятеля. Он прекрасный реаниматолог, и, что в этой ситуации особенно важно, весьма щепетилен в вопросах чести. - Она… хочет остаться инкогнито. - Но ты знаешь, кто она, да? – повторил Гастон, просматривая запись реанимационного комплекта Ирен. - Знаю. Но не могу сказать. Просто поверь, это действительно очень важно… для меня. Понимаешь? - Я-то понимаю. Но пойми и ты, если она умрёт, я буду должен… - Она не умрёт, Гастон. Реаниматолог как раз подошёл к последним записям, сделанным машиной уже в полёте, и согласно кивнул. - Да, пожалуй, мы её вытащим. Но ты хоть представляешь, сколько это будет стоить? - Не важно. Я оплачу любые расходы, – вмешался Дидье. – Назовите мне номер счёта больницы, я открою безлимитную линию. - Замечательно, месье… постойте, да я же вас знаю! – воскликнул Гастон, приглядевшись к молодому человеку. – Вы как-то подвозили Ирен на работу… вы – Дидье Д’Эвре, её брат, верно? Гастон Мадани, к вашим услугам. Дидье пожал протянутую руку врача. Гастон перевёл взгляд на носилки с Анаис. В его глазах мелькнуло понимание. Ирен успокаивающе погладила брата по руке. - Ну что ж… Если эта мадмуазель желает остаться неизвестной, пусть так и будет, – Заключил реаниматолог. - Спасибо, Гастон, – облегчённо вздохнула Ирен. – Мой Бог, да не за что. Мэд, Жу, девочки, готовьте реанимацию. Нам необходима полная реабилитация печени и почек. - Ты возьмёшь меня в бригаду? – спросила Ирен, с тревогой глядя на землисто-жёлтое лицо сестры. Скулы Анаис заострились, обычно алые губы обрели восковую прозрачность. Гастон замялся. - Не думаю, что это хорошая идея. Ирен дёрнулась, но Дидье схватил её за руку. - Доктор прав, сестрёнка. Это не твоя смена. Если ты будешь работать с Гастоном, у медсестёр возникнут вопросы. Начнутся разговоры, поползут слухи… - Да… да, ты прав. Конечно… – Ирен с изумлением поняла, что ей хочется плакать. Она шмыгнула носом, отводя глаза в сторону. Анаис лежала на носилках такая беспомощная, такая одинокая. Анаис, которая обычно состояла из сплошных шпилек и иголок. - Вы правы, ребята. Мы с Ди подождём у меня в кабинете, ладно? Наверное, нам не стоит торчать в приёмном покое. - Отличная мысль! – с готовностью подхватил Гастон. – Подождите там, а я сообщу, когда вашей… когда этой девушке станет лучше, – неуклюже закончил он. - Гастон отличный врач. – Ирен присела на край стола. – Всё будет хорошо, вот увидишь. - Я и не сомневаюсь. У тебя тут кофе есть? – спросил Дидье, оглядываясь по сторонам. Он никак не мог придумать, чем себя занять. Садился, тут же вскакивал. Таким Ирен брата ещё не видела. «Вот он действительно любит Анаис. А я – бесчувственное чудовище. – Ирен снова захотелось заплакать. – У меня такая замечательная семья, а я только и думаю, что о себе. Отвратительная, гадкая лицемерка». - В коридоре кофемашина. Но тебе лучше не пробовать, что она варит. - Без разницы. Дидье выскочил наружу и вскоре вернулся с двумя картонными стаканчиками, в которых плескалась коричневая жижа с запахом, отдалённо напоминающим горелый кофе. - Зато горячий, – словно оправдываясь, сказала Ирен. С минуту они молча отхлёбывали невкусный напиток. Где-то вдалеке раздалась сирена приближающейся скорой. Дидье вздрогнул. - Слушай, а что ты имел в виду, когда сказал, что этот… человек раскритиковал картину Анаис из-за папы? – внезапно вспомнила Ирен. – При чём тут отец? Он же совершенно равнодушен к живописи. - Леру? Да тут всё просто. – Дидье отставил почти полный стакан в сторону. –Арнольд Леру - типичный левак. Знаешь, из тех, кто готов даже китайских товарищей превознести до небес только за то, что они расправились со своими капиталистами. - То есть, он не просто сволочь, а идейная сволочь? – уточнила Ирен. - Именно. Естественно, он был без ума от Клода Мартинеса. Ведь тот вовсю разыгрывал карту социальной справедливости: обещал повысить налог на богатство, обеспечить каждого бездельника гарантированным доходом и так далее. Леру видел в нём спасителя искусства. - Не вижу связи, – удивилась Ирен. - Связь тут самая прямая. Леру верит, что если государство снимет с людей заботу о хлебе насущном, все немедленно займутся свободным творчеством. - Он идиот? - В каком-то смысле. Как и все левые. Можешь представить его разочарование, когда Мартинеса хватил удар? А наш папенька мало того, что проклятый буржуй, так ещё и занял место его павшего кумира. Вот Леру и выместил злобу на Анаис. Ну, ничего. Я его достану. - Ди, ты же знаешь таких людей. Только задень их, потом в жизни не отмоешься. Дидье иронично посмотрел на сестру, сочувственно улыбнувшись. - Ты обо мне слишком хорошего мнения. Я не стану бросать ему перчатку. Я даже по морде ему не дам, хотя очень хочется, честное слово. Я буду бить из тени. Вот отсюда. – Он задрал манжет, показывая браслет ординета. – В наше время сеть хранит много секретов. И поверь мне, если через неделю Леру и не застрелится от позора, из Парижа ему придётся улететь – это точно. Он подошёл к окну, за которым огромной рождественской елью сверкал ночной Париж, и упёрся лбом в стекло, как будто хотел высмотреть за ним обидчика младшей сестры. - Не слишком-то благородно для настоящего Д’Эвре, ты не находишь? – натянуто улыбнулась Ирен. - Не-а. Ни капельки. Знаешь, дорогая сестрёнка, в чем беда благородных людей? - Понятия не имею. И в чем же? – округлила глаза Ирен. - В том, что они пытаются воевать с мерзавцами благородными способами. - И чем же это плохо? – Ирен изо всех сил старалась не думать том, что происходит семью этажами ниже, в реанимационной. В отличие от Дидье, она знала, что такое полная реабилитация внутренних органов. Нет уж, пусть лучше Ди излагает свои взгляды на борьбу… - Это плохо хотя бы тем, что совершенно бессмысленно. Представь себе шахматный поединок, в котором один игрок играет по правилам, а второй ставит фигуры, как ему заблагорассудится. Будь честный игрок хоть гроссмейстером, да что там гроссмейстером, чемпионом республики, ему не выиграть. Это невозможно! - Значит, ты тоже ставишь фигуры, как вздумается? - Только при игре с жуликами, – парировал Дидье. – С порядочными людьми интереснее играть по правилам. - Боюсь, начав играть без правил, будет трудно остановиться. Так, братишка? Дидье ожесточённо затряс головой. - Вовсе нет! Вот в этом-то и есть ваша проблема. - Наша? И какие же это «мы»?