Мои глаза и рот распахиваются, потому что этот вид… он фантастический. У меня перехватывает дыхание, глядя на расстилающуюся, искрящуюся гладь широкой реки, над которой нависают грузные ивы. Щурюсь и делаю ладонь козырьком, прикрывая глаза от пробивающегося сквозь плотную листву тополей слепящего солнца. Глубоко тяну носом речной, с примесью рогоза и прибрежной осоки, воздух. Идеально! И нет, я никуда отсюда не съеду! Глава 18. Степан – Дед, ты хоть так открыто не пались, – наклоняюсь к старику Мешу, не переставая следить за снующими официантами, обслуживающими наши соединенные три стола. Дед недовольно пихает меня локтем, чтобы отстал, и продолжает с аптекарской точностью наполнять свой стакан пейсаховкой (1), привезенной из Израиля: – Таки из нас двоих, хабэн шэли (2), этим занимаешься ты, – Мешу закрывает бутылку водки собственного производства и невозмутимо ставит рядом с собой, поблагодарив кивком головы и улыбкой старого прожжённого еврея девушку-официантку, подающую ему блюдо из утки. – Богдан, мой мальчик, – приподняв стакан, дед окликает жениха Сони, пока отупело пытаюсь переварить дедовские загадки. Он у нас настоящий «одесский еврей», распаляющийся анекдотами и глубокими умозаключениями, истину которых дано познать не каждому смертному. – Прими-таки мои искренние поздравления. Пусть этот вечер, сынок, останется у тебя в памяти, как самый счастливый день в твоей жизни! – напутствует, прикладываясь губами к стакану с водкой. – Дед Мешу, – хохочет Богдан, поглядывая на настороженную Софи, – свадьба завтра. Еще рано поздравлять, – деликатничает будущий свояк. – Я знаю, сынок, – смотрит с сожалением на парня, а затем, посмеиваясь, на Софи, взрывая наш стол дружным хохотом. – Спасибо, дедуль, – кривится Соня и обиженно закатывает глаза. – Вообще-то, я твоя правнучка, и я всё слышу. – А шо я-таки сказал, милая? Пусть твой жених заранее готовится быть голодным, виноватым и вечно обязанным, – парирует дед Мешулам и принюхивается к утке. Толкаю деда в бок, привлекая его внимание к себе, чтобы спросить о том, что зудит во мне всё это время: – Мешу, что ты имел ввиду? Старик открывается от созерцания своего блюда и на мгновение задумывается, припоминая, вероятно, наш с ним разговор. Пригладив длинную седую бороду, нараспев хрипло тянет: – Таки дыру протрешь скоро. Хара, бл*! – Дед, хорош ходить огородами, говори… – Ата ротзе латет ли кзат цман (3)? Не договариваю, переключаясь на Сару. Я сижу между ней и дедом. Меня принципиально посадили за ужином рядом с ним, поскольку дедовское занудство не каждый осилит, но я сегодня тоже, кажется, мимо. Настроение моей девушки – далеко от радужного, а мое – примерно, как кардиограмма страдающего аритмией. Я не могу ее осуждать, и за оба наши состояния беру полную ответственность на себя, поскольку понимаю, что явно косячу. Сегодня утром мы поругались с Сарой из-за того, что я в который раз шкерился от нее в ванной, как какой-то торчок, а прошлой ночью я отказал своей девушке в сексе при том, что у нас с Сарой в близости никогда не было недопонимания и границ. Я сослался на головную боль, как истеричная девка. Я сам выставляю между нами границы, и сам же раздражаюсь на это. Я не хочу обижать Сару. Но … я обидел и признаю. Не сдержался, когда, вдобавок ко всему прочему дерьму, с нами напротив поселилась причина моего бешенства. Я нагрубил Саре. Нагрубил за то, что она попросила найти для нас номер в другом корпусе. Черт, я не знаю, какими еще словами уверить нас обоих в том, что Филатова – практически родня, на которую у меня стоять на «двенадцать» – аморально и не по-дружески. А мы, бл*, дружим! Друзья, твою мать! – Сара, ани кан ваани итха (4), – смотрю в глаза своей девушке, шепча. – Таки цветущие женщины аллергии не вызывают, йелид шели (5), – скрипит над ухом старик. Поворачиваюсь к нему и, вопросительно приподнимаю брови, на что получаю лукавый еврейский прищур и кивок. Прослеживаю за взглядом деда, замечая, как стискиваю до посинения в пальцах вилку, а затем наблюдаю за дедом, поглаживающим свою длинную бороду. Он смотрит вперед, но мне не нужно уточнять куда именно – я сам оттуда не выныриваю половину вечера. Там Юлька тусуется. На противоположном конце нашего стола. Её смех периодически долетает в нашу сторону, и я ловлю его, распихивая по карманам. Он у нее забористый. Толкает, как терпкий коньяк. Не удивительно, что старого еврея тоже пробрало. Юлька сидит в окружении молодняка, возвышаясь над ними, но ни черта не выглядит взрослее с этой улыбкой. Рядом с ней жмется девчонка Юдинская (6). Охренеть, когда я видел Оленьку в последний раз, кажется, она только вылезла из памперсов. Сегодня … Черт, сколько ей? Лет пятнадцать? Тогда, млин, я уже пенсионер, потому что мой брат Пашка, щемящийся с другого бока Филатовой, закапал слюнями свой подбородок, доводя девочку до красноты. О, ну приехали… Офигеть, мне ж не показалось? Вот эти открытый рот и щенячий блаженный взгляд младшего брата… У нас че, это семейное – облизываться на дочерей близких друзей наших предков? Смотрю на Мишку. Тот брезгливо морщится, поглядывая то на брата-близнеца, то на Оленьку. Понятно. Теряем пока одного пацана. Усмехнувшись, невзначай бросаю взгляд на Филатову и залипаю. Улыбаясь, она смотрит на меня и неожиданно прилипает спиной к спинке стула, вертя головой то в сторону Павла, следом в сторону Оли Юдиной, и заговорщицки мне подмигивает. Растягиваюсь в усмешке, прикрывая губы кулаком. Намек понят и принят. Что, подруга, я не один заметил, как между мелкими искрит? Внимательная, да? Я, хара, так же в свои шестнадцать кипятком ссался от твоего запаха и присутствия, так какого черта тогда не замечала? – Хи мистэкэлет рак алеха, – врезается в меня голос Сары. – Ани лё яхол лаасот эт зэ йоте. Ма кора бэенехем, Стеф? Ани ло типеш! Ани роэ хэкол! Хи хитуашва бимуикт люаденю кдей лихуа кэрова элейха (7). Она не гасит в себе эмоции, когда бросает нож в тарелку, привлекая внимание практически каждого за столом. Ее глаза меня полосуют. Мне никогда не было неудобно перед своей семьей, но сейчас я готов сквозь землю провалиться, чтобы не чувствовать на себе взгляды близких людей и их внимание, которое, зараза, этим вечером должно полностью принадлежать жениху и невесте, а не моей гребанной персоне. 1 – еврейская водка 2 – (иврит) – сын мой 3 – (иврит) – Может, и мне уделишь время? 4 – (иврит) – Сара, я здесь, и я с тобой. 5 – (иврит) – мой мальчик 6 – дочка Алисы и Андрея из романа «Фартлек» 7 – (иврит) – Она пялится на тебя! Я больше так не могу! Что между вами происходит? Я не дура! Я все вижу! Она специально поселилась рядом с нами, чтобы быть ближе к тебе! Глава 19. Степан