Усмехнувшись, согласно киваю. – А конверт почему прозрачный? – с превеликим удовольствием ожидаю дедовского остроумного ответа. – Таки на еврейскую свадьбу принято приходить с прозрачными конвертами! Известный факт! – с шипящим свистом смеется сам над собой Мешу и вкладывает мне в ладонь деньги. Покачав головой, убираю в карман своего пиджака. – Ох, ты ж! – ухмыляется, качнув подбородком. Прослеживаю за направлением взгляда старика. На сцене в очередной музыкальный подарок для гостей танцовщицы вытворяют безумные па, но меня они мало интересуют. Таким же макаром мимо прошли и церемония заключения брака Софи и Богдана, и фотосет, где нас гоняли как стадо овец, и фуршет, и половина сегодняшнего вечера. Всё потому, что мои глаза напрочь прилипли к Филатовой. Я будущий врач, но по части рефлексов, срабатывающих во мне, и сопутствующих симптомов, мой анамнез выглядит плачевно. Это нормально так растворяться в человеке? Если в детстве мое упоротое помешательство можно было скосить на возраст, то сейчас мне становится тошно и мерзко от самого себя. Но я ничего не могу с собой поделать. Ничего. Это необъяснимо. Ни себе, ни Саре, которой я дал слово. Мужское твердое слово. Я ей пообещал, но грош мне цена, если его не держу. Сегодня утром после того, как я принял душ после пробежки, у нас состоялся разговор. Сара улыбалась и просила не выставлять ее дурой. Она не требовала от меня никаких объяснений, она просто, твою мать, попросила не позорить ее перед моей семьей и придержать гормоны, пока мы здесь находились вдвоем. Я попытался убедить и себя, и её в том, что между нами ничего не изменилось, но кому я вру? Сара никогда не выглядела слабоумной. Наоборот, когда мы познакомились, меня очаровало ее конструктивное и четкое понимание жизни. Я не спорю, что актер из меня никудышний. Играть равнодушие рядом с Филатовой мне не по зубам, но какого, твою мать, чёрта я решил, что этого не заметит моя девушка? Мы остановились на том, что обсудим мой кризис, так Сара обозначила мой загон, после свадьбы Софи. Это разумно, но я не справляюсь. Я залип на Филатовой с того момента, когда увидел ее дрожащую на церемонии. С ней такое часто бывало. Перед соревнованиями. В самые первые минуты перед выходом на спарринг или аттестовываясь на очередной пояс. Я не пропускал ни одного ее боя. Это смешно, но как преданный щенок таскался по дворцам спорта, чтобы поймать то единственное, что доставалось только мне. Только, бл*, мое личное. Ее взгляд. Которым она бегала по лицам людей, чтобы найти меня. А когда находила… Сук*, я готов был лишиться почки за эту улыбку. Спортсменка, волевая, собранная… Ни хрена! Она человек. И какой бы выносливой и сильной Филатова ни была, в первую очередь она – девушка, женщина… Там, стоя на виду у сотни людей в платье вместо кимоно, я поймал это наше личное, с треском проваливаясь туда, где она нуждалась в моей поддержке, а я до смерти готов был её давать. Я не упускаю Юлю из виду ни на минуту, то и дело облизывая ее глазами: стройная, кукольная, какая-то нереальная. Словно Фея, выбравшаяся из цветов. Она суетливо порхает рядом с Софи. Постоянно поправляет ей платье, прическу. Крутится юлой в этом цветастом платье. Ничего в нем нет вызывающего, искрометно-сексуального. Оно ниже колена, но его вырез… Эти спадающие бретельки раздражают! Просто бесят и умоляют сорвать их с плеч. На её губах, кроме мягкой улыбки, ничего. И это то, что мне охренеть как подходит, становясь ни раз причиной моего незапланированного стендапа в трусах. Громко выдыхаю. – Хороша-аа, – протягивает дед. Отлипаю от Филатовой, переводя внимание на старика Мешу. Он лукаво посматривает на Юльку. Начинается! Я не настолько тупой осел, чтобы не суметь понять: моя семья – это, бл*, сборище экстрасенсов: всё просекают, подмечают и видят. – Мы знакомы с детства, дед, – сразу пресекаю, чтобы не разгонялся, – как бы друзья, – усмехаюсь. – Таки я не против. Если это так называется, то дружите на здоровье, – оглаживает бороду. – Но не забывай иметь при себе «предохранитель». Или как у вас, молодых, говорится? Дождевик? * Я слегка подтупливаю. Смотрю на деда, пытаюсь догнать. – Дед… – Мой мальчик, – Мешу кладет руку мне на плечо, – дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Она возможна, сынок, но быстро заканчивается. Где-то на уровне выключателя света. А сейчас, кажется, твоей подруге нужна помощь, – старик разворачивает мой корпус в ту сторону, где передо мной открывается картина, от которой у меня срывает чеку. Мы стартуем с дедом одновременно, но с разницей в том, что моя цель – стол молодоженов, а Мешу – пересекающая танцпол Сара. – Сара, йальда шели, тыра изакен эйфо хашэрутим кан!** – раскрывает руки, перехватывая девушку. *дед Мешулам имел ввиду «презерватив» ** (иврит) Сара, девочка моя, а покажи старику, где здесь находится туалет. Глава 26. Степан – … свидетели обязательно должны переспать, чтобы союз был крепким. Слышала такое? – Отстань! – Юлька выдергивает локоть, в который вцепились пальцы гребанного «афганца». – Пусти! – шипит Филатова и оборачивается, врезаясь в мое окаменевшее тело. Я знаю, что на моем лице отображено всё, что творится у меня в башке, поэтому спустя несколько секунд немого ступора, Юля верно растолковывает мои недоброжелательные намерения и впивается мне ладонями в грудь: – Степа, все нормально, – голос дрожит. Них*. Я смотрю за ее плечо, туда, где долбанный Юра выжимает из бутылки остатки шампанского и вливает в себя как заправское пойло. – Степ! Он просто перебрал. Давай не будем устраивать скандал? – пищит Филатова и тормозит мою скульптуру, когда я порываюсь достать херова аристократа, закусывающего игристое маринованным огурцом. Во мне каждый нерв внутри рвется, а кулаки, которые я сжимаю до хруста, чешутся, чтобы подправить морду надравшегося дембеля. Мне, как пластическому хирургу, будет полезна практика, а мужику, как я погляжу, это вообще крайне необходимо. – Степ, я прошу тебя, – шелестит, ударяясь своим учащенным дыханием о мою грудную клетку. Перекатывая желваки на скулах, опускаю лицо и смотрю на Филатову. В ее глазах плещется мольба, которая действует на меня как пустырник. – Что еще он сказал? Давно он тебя достает? – на периферии замечаю, как «афганец» садится за стол молодоженов и принимается за тарталетки с икрой. – Нет! – судорожно крутит головой, убеждая то ли себя, то ли меня, но со мной бесполезно. Я уже на старте. – Он пьян, Степ. И, думаю, больше такого не повторится. Он уже не помнит того, что сказал, – Юлька оборачивается и с жалостью смотрит на Юрца. – А если повторится? – ее волосы ударяют мне по груди. Они пахнут.