Всколыхнутый ими воздух устремляется в лёгкие, наполняя их ароматами цветов. Ее волосы, как и она сама, пахнут ромашками, и это не парфюм, а ее личный, собственный запах тела, обостряющий во мне животные, природные реакции. – Думаю, что сумею за себя постоять. Не убедительно ни черта. Во мне еще действует взрывной заряд, но когда она вот так смотрит… Я сдаюсь. Шумно выдыхаю, пробуя перевести дыхание в стабильный ритм. Я искренне надеюсь, что в армии афганцу отбили не все мозги, и понять весь расклад товарищ дембель всё же сумеет, потому что бить морду свидетелю на свадьбе сестры – последнее, что бы мне хотелось делать. А первое – это желание поскорее увести Филатову отсюда, что, впрочем, я и делаю. Обвиваю ее тонкое запястье и тащу за собой. – Опять танцевать? – за спиной фырчит Юлька, пока я кайфую от ощущений её гладкой кожи под пальцами. Мы пересекаем танцпол, на котором никто не танцует, но народу полно, поскольку на сцене остроумничает местный комик, над шутками которого смеются лишь чьи-то дети. – Бери выше, – бросаю через плечо. – Фотографироваться, – жестчу. Сам не понял, как жгучая ярость на Юрца переквалифицировалась на Филатову. Крепче сжимаю ее запястье, давая прочувствовать, как сильно сейчас я взбешен на нее. Какого черта она притягивает идиотов? Какого черта по утрам к ней ходит мужик с цветами? Я не слышу, о чем пищит сзади Филатова. Зал взрывается общим хохотом, видимо, над первой удачной шуткой остряка, но зато я удачно выцепляю фотографа, выдергивая того из толпы. Чувак со всей ответственностью отрабатывает свои бабки и утаскивает нашу пару к венецианскому окну, крутит, как неваляшек, выискивая в нас рабочие стороны: – Молодой человек, вы встаньте позади девушки и обнимите ее за талию. Спасибо, приятель! Буду должен! Притягиваю Юльку к себе и делаю ровно то, что велели. – Степа, – шипит Филатова, когда немного импровизирую, вжимая девушку в свою грудь. Мои руки укладываются у нее под грудью, и под своей ладонью я чувствую, как её мотор долбит мне в пульс на запястье. Замираю и на инстинктах врача считаю ритм. Учащенный, твою мать. – Все вопросы к нему, – киваю на фотографа, показательно втягивая запах ее волос. – Девушка, немного вправо отклонитесь, чтобы была видна роза на пиджаке, – командует шеф. Филатова дергается и перестаёт дышать. Медленно поворачивает голову и смотрит на прикрепленный бутон. Я не вижу её лица, но сейчас она в моих руках, и каждая Юлькина эмоция передается мне через наше соприкосновение: напряжённая спина, затаенное дыхание и пульс, который становится неуправляемым. – Мне нравится, – шепчу в ушко, касаясь его верхней части дыханием. Я хочу ее успокоить, но, хара, завожусь сам, потому что мне всё нравится! Эта девушка в моих руках нравится! То, как мы офигенно состыкуемся, – мне нравится! Ее запах вставляет, и волосы, щекочущие мне лицо, тоже нравятся! И эта штуковина на моем лацкане, которую перед самым выходом впихнула мне мать Богдана и которую я не вкурил изначально, но смиренно надел, – это охренеть как нравится. Нравится знать, что, собирая свой букет, она думала, твою мать, обо мне. – А где твои цветы? – Степ, я… – Внимание! Смотрим в камеру! – щелкает пальцами фотограф. Неее. Меня кумарит вот так рядом стоять с Юлькой и смотреть в прицел. Резко выдергиваю руку, сбрасываю бретельку с бархатного плечика, о котором мечтал весь чертов день, ощущаю, как Юлька вздрагивает и ловлю ее взгляд. Щелчок! Да! – Потрясающе! – парнишка смотрит в экран своего аппарата, восхищаясь увиденным. И я верю, что на снимке что-то фантастически прекрасное, потому что глаза у нее невероятные. И ротик, который она приоткрывает, чтобы опять сделать мне замечание, но не успевает. – А теперь, встаньте… – … приглашается родной брат нашей невесты! – Степ, кажется, тебя зовут, – Юлька выпрыгивает из моих рук и мечется в таком же раздрае по залу, как и я. Танцпол опустел. Софья и Богдан, взявшись за руки, стоят за столом молодоженов, и моя сестра четвертует меня глазами. Очевидно, всё потому, что я как-то упустил момент за кем выступаю, и сейчас, слегка потерявшись, одергиваю полы пиджака, приводя мысли в кучу. – Удачи, – шепчет Филатова и ныряет в сторону, незаметно пробираясь к своему месту за столом новобрачных. Да, мне пригодится. Я, как наркоман, сейчас под Юлькиным очарованием, и мне не помешал бы тот листок, который вчера впарила свадебная устроительница как раз для таких вот случаев с тупизмом и который я благополучно смыл в унитаз. Забираю микрофон из рук ведущей с натянутой профессиональной улыбкой. Свет по периметру зала гаснет, оставляя освещать в центре меня и новобрачных. Звенящая тишина давит и не дает подобрать слова. У меня и так притянутые отношения с ораторским искусством, а когда я еще «под Юлькой», то не ручаюсь за качество в принципе. Молчу несколько секунд. Полумрак, тишина, с которой присутствующие ждут от меня пафосных слов, и взгляд сестры – может, именно эта образовавшаяся атмосфера, а, может, дурман в моей башке, но сейчас, перехватывая искрящиеся счастьем глаза Софи, я впервые за этот день осознаю глубину и масштаб происходящего. Моя сестра вышла замуж… Какого хрена я этого не заметил? Моя сестра, моя родная кровь сегодня стала официально замужней женщиной! Это такой острый инсайт, что моя совесть начинает клевать мне мозги. Выражение лица Софии выразительно сползает до вопроса «какого черта происходит?». Она, вероятно, думает, что её брат-близнец так и продолжит стоять монументом посреди зала, но, откашлявшись, подношу микрофон к губам, чтобы сказать: – Сонька, ты такая красивая, – хриплю. Брови сестры ползут вверх. Наверное, это не совсем то, что она желала услышать, но, чёрт возьми, если это так! Мне кажется, я не говорил ей подобных слов никогда. Мы не очень ладили в детстве и не делили жизнь на двоих, как те же Пашка с Мишкой, но незримо, я уверен, каждый из нас ощущал это таинство между нами – ту нить, связывающую двух близнецов. – Когда успела? – растягиваю губы в улыбке, замечая, как округляются глаза Софьи, а по залу проносятся редкие хохотки. Сонька поднимает кулак и насмешливо им трясет, стягивая губы в линию, чтобы не засмеяться. – Быстро время пролетело, да? – Сонька кивает. – А помнишь, ты вела личный дневник? – сестра нахмуривается. Вспоминает. – Розовый, пушистый, – подсказываю, на что получаю карикатурно вздернутые брови. Вспомнила. – Помнишь, как переживала, когда в нем не оказалось двух листов, где ты признавалась в любви пацану из четвертого класса? – смотрю на Богдана в надежде, что обнародованная информация не ранит его мужское достоинство. Сонька закрывает лицо руками и качает головой. – Так вот, когда как ни сейчас сказать правду. Их выдернул я. – Что-о-о? – раздается звонкий голос Ди. – Ну ты паршивец! А свалил всё на меня! Зал взрывается смехом. Подмигиваю Дианке, разводя руки в стороны. Прошу прощения, че! Сонька обмахивает себя руками. – Зачем? – заикаясь от смеха, кричит Софи сквозь слезы. Зачем… Мои глаза непроизвольно находят Филатову, завороженно наблюдающую за моим случайным перфомансом. В тот вечер Сонька подслушала наш разговор с одноклассником по телефону. Я рассказал другу, что влюблён в одну невероятную девочку, а сестра потом долго меня троллила. Это глупо по-детски, но я рассердился и решил узнать её секрет. Залез в личный дневник, нашел то, что нужно, и на кураже собирался показать пацану из четвёртого, но… сдулся. Потому что никогда бы так не поступил. Никогда. Юлька опускает глаза и краснеет. Да, у меня все косяки, виражи и ощущения завязаны на тебе, милая. – Я потом тебе на ушко расскажу, —подмигиваю Софи. – Сонь, я к чему это вспомнил: тот пацан, четвероклассник, не очень. Твою нынешнюю любовь я одобряю, – зал снова вспыхивает смехом. Богдан ржет, показывая мне большой палец, и притягивает Софи, целуя сестру в висок. – Будь счастлива, родная! Богдан, – обращаюсь к свояку, – береги ее, мужик.