– Да он мне не друг! Я для тебя старался. Чтобы он с Юлькой смотрелся нормально. – Что? – вспыхивает Софи. – Так, может, это Юля во всем виновата? – Что ты сказал? – внезапно Юра сбрасывает с себя мужчину. – Не друг? Я тебе не друг? – впивается озверевшим взглядом в Богдана, отчего у меня стынет кровь в жилах. – Ах ты тварь! – бросается на Бо. – Убью! – я успеваю заметить, как голова Богдана дёргается, а следом из его носа брызгает кровь. – Богдаша!!! – визжит Софи и, стиснув губы, кидается в сторону свидетеля. Юра совершенно невменяем. У меня в голове что-то щелкает, переключается, срабатывает, когда понимаю, что Соня может пострадать даже чисто случайно от вошедшего в астрал Юры. – Куда? Стой! – кричит в спину Диана, а меня выбрасывает туда, где на тренировках сэнсэй учил меня самообороне и принципам защиты близкого человека. – Таки надо бы проверить, все ли деньги на месте… – на периферии хрипит старческий голос. И это последнее, что я слышу. *Hava Nagila– еврейская песня **после произнесённого слова «развод» в семье Игнатовых рождаются дети ))) Глава 28. Степан Ее ноги, обутые в изящные босоножки, тонут в речном песке. Филатова несётся к воде, не обращая внимания на этот дискомфорт. Кулаки сжаты, а обнаженная до лопаток спина слегка сгорблена. Она подходит к реке настолько близко, что каблуками проваливается в мокрый песок, а к кончикам пальцев подкрадывается сонная ленивая волна. Небольшой пляж освещен одним единственным тусклым фонарем, но его достаточно, чтобы разглядеть – в этот поздний час мы здесь вдвоем. Теплый порыв ветра собирает с плеч длинные волосы и отбрасывает их на спину, пряча от меня её смуглую кожу. Я делал это всё детство, юношество и делаю сейчас – таскаюсь за ней по пятам, но я уже смирился с тем, что «моя болезнь» неизлечима. Этот факт просто стоит принять. Сложить перед самим собой оружие, сдаться и дальше продолжить нести свой пожизненный крест. – Юль, – зову негромко, уверенный в том, что не напугаю её в любом случае. Она знает, что я у нее за спиной, но в этой ночной тишине каждый шорох кажется громким. – Юль, ничего не… – Случилось! – Филатова резко оборачивается. Свет от фонаря падает ей на лицо: она не плачет, но близка к этому. – Случилось! – практически кричит. – Я его чуть не ударила, понимаешь? Я собиралась ударить человека! – Юлька впивается в меня такими бесконечно потерянными глазами, будто ее мир перестал вращаться. Или начал рушиться. Я не знаю, в каком мире она жила последние шесть лет, но отчего-то мне кажется, что он был соткан исключительно из цветов. Рассматриваю девушку. Новую. Она для меня вся новая. И логичная, и в то же время нелогичная, пугающая, но все также манящая. – Но ты этого не сделала, – решаю напомнить. Она грызет себя. Сжирает, а я не понимаю, откуда такая реакция. Пять минут назад она летела, как амазонка, в атаку, а сейчас такой откат на триста шестьдесят. – Я бы сделала, – шепчет на выдохе и обнимает себя руками. – Если бы не ты… Если бы не я… Да, я. Я бы в любом случае не дал ей этого сделать: будь она прежней боевой девчонкой-каратисткой или такой, как сейчас, – цветочной Феей. Гребанный Юра совершенно не тот предмет ее внимания, о которого ей стоит марать руки, а у меня не было точного плана. Я ничем не руководствовался, когда заметил дернувшуюся в сторону надравшегося «афганца» Филатову. Я действовал на инстинктах. Удар по его невменяемой роже был таким же внезапным для него, как и для меня. Разжимаю пальцы правой руки. Кости словно онемели. Я знаю, что завтра огребу от Натана. Правая рука – основной мой рабочий инструмент, но я подумаю об этом на днях, поскольку сегодня у меня, бл*, посвящение. Я впервые дал по морде. Мне двадцать три, и я лишил девственности свой кулак во второй раз. Это забавно с учётом того, что первый раз я лишил его девственности сразу, как только мои гормоны начали активно штырить, но весь фокус в том, что и то, и другое связано с Филатовой. Не знаю, стоит ли гордиться, но мой кулак остановил «афганца». Я не знаю, каковы последствия, ведь я погнался за Юлькой сразу, как только Филатова бросилась бежать из зала. – Ты собиралась защитить Софи, – накидываю ей оправданий. – Я не на спарринге! – вторит. – А смысл тогда всех боевых искусств? Колошматить друг друга исключительного на ринге? Ее ноздри раздуваются. Она милая. Милая взбешенная Фея. – Меня никто не трогал! Это не было бы самообороной, – Юлька начинает метаться из стороны в сторону, гнобя себя за несуществующую проблему. – Ты собиралась защитить Софи, – повторяю с нажимом. – Да! – внезапно взрывается Филатова. – Я собиралась защитить Софи. Именно так я и думала в тот момент. А сейчас… – замолкает, закусывая губу. – Что сейчас? Упрямо молчит. Уверен, в своей голове она себя уже сожрала. – Сейчас мне не десять, – еле различимо шепчет. – Мне двадцать четыре, Стёп. Как бы это выглядело? – поднимает на меня глаза. Твою мать. Вместе с тем, чтобы заржать, мне хочется повалить ее на песок и зацеловать это полудетское лицо. Оно сейчас именно такое: наивное, детское, стыдливое. И не реагировать у меня не получается, но эти реакции далеки от тех низменных рефлексов. Они, хара, глубже, сильнее, мощнее – я тупо хочу ее обнять, прижать к себе и сказать – какая херня то, о чем она беспокоится. Но я собираю свои хотелки в кулак и пытаюсь шутить, не уверенный в том, что у меня круто получается: – Выглядело бы прикольно. Знаешь, некоторых заводит женская драка. Да, я не по части юмора. У меня с этим не очень, но я хочу хоть как-то её отвлечь. Юлька качает головой, а потом отворачивается. Согласен. Было не убедительно. Смотрит на водную гладь, обняв себя за плечи. – Это я виновата в том, что случилось, – бесцветно шелестит спустя несколько секунд. Не понял. – Юль… – поднимаю отбитую руку. Собираюсь коснуться хрупкой спины, но … не решаюсь… Сжимаю пальцы в кулак, чтобы не наглупить, ощущая адскую боль, которая отрезвляет. – Да, я виновата, – оборачивается. – Мне нужно было уговорить Софи взять в свидетельницы Дашу или Диану, – отчаянно мечется по моему лицу глазами. – И тогда не случился бы Юра, – ее подбородок начинает дрожать, – и всего этого кошмара, который он устроил, – разгоняет сама себя. – Это я испортила свадьбу лучшей под… – Юль, ты говоришь ерунду, – я завожусь тоже. – Это не ерунда, – повышает голос, – это мой рост! Рост и связанные с ним проблемы! Я ни хрена не при делах. Причем тут ее рост? Не помню, чтобы он был для Филатовой проблемой. Она гордилась им. Я тоже восхищался. Восхищался и лишал девственности свой кулак, представляя ее бесконечные ноги. – Он приносит мне только проблемы! – в Юлькиных глазах собираются слезы, а во мне – паника. Потому что я ни черта не знаю, что мне делать с ее слезами. Я научился справляться с истерикой Сары, а слезы Филатовой как непротоптанная тропа в темном лесу. – Юля… – хочу успокоить, но от звука моего голоса Филатова начинает реветь. Ох, хара, бл*. Растерянно провожу пятерней по волосам, забывая, что мои пальцы в труху. В труху и мой мозг.