– За что? – выгибает бровь. – За то, что прикрыла. – Не благодари. Ведь Сара мне не поверила. Поднимаю лицо к небу и тяну носом воздух. Дерьмо, что сказать. – Ты придурок?! – Диан… – торможу. Мне сейчас не до её психоанализа. – Это был не вопрос. Ты придурок, – твердо констатирует. – Прежде чем бросаться в новые отношения, разберись сначала… – С каких пор моя младшая сестра стала раздавать советы? – раздражаюсь. – С тех самых, когда мой старший брат стал в них нуждаться. – Ну зашибись, – качаю головой, испуская усталый выдох. – Согласна. Зашибись, вы даете. – Юльку сюда не приплетай. – Да вы оба безответственны, – плюнув мне правдой в лицо, сестра разворачивается и устремляется с пляжа. Никогда не страдал безответственностью. Но с Филатовой во мне открываются специфические таланты. Раздражение заливает нутро. От расслабленности и вакуума, в котором я плавал пять минут назад, остались вновь ощутимая боль в разбитых костяшках и чувство вины. Потому что, твою мать, Диана права. Трогаюсь с места. В банкетном зале атмосфера ровно такая же, какой была до драки. Никаких следов беспорядка, и виновника этого пиздеца тоже не видно. Я глубоко надеюсь, что уложил его спать, а не в гроб, но мне плевать сейчас даже на это. Обвожу взглядом присутствующих, находя Филатову. Она пришибленной белкой стоит среди страждущих выйти следующей замуж, кажется, вообще не соображая, для чего там находится. – Сару ищешь? – рядом материализуется Ди. Поворачиваю к ней голову, ловя принцессовский хитрый прищур. – Я ее видела у мужского туалета. Тебя там пасет, – ехидно корчит рожу. – Кстати, она собиралась ловить букет, так что поторопись, братец. Усмехаюсь. – А ты? – киваю на девчонок, занимающих удобные позиции. – Я? – удивляется Ди. – Я не пойду, – крутит головой. – Почему? – На свадьбе подруги я поймала букет, а потом мой венеролог был в шоке. Я сейчас немного подтупливаю и смотрю на хохочущую сестру заторможенно. – Я пошутила, Стёпыч, – толкает меня в плечо кулаком. – Конечно, я пойду ловить букет. Но только ради того, чтобы его не поймала Сара, – гаденько улыбается. – А у тебя, – кивает мне за спину, – есть пара секунд, чтобы придумать… Хотя… Уже нет! Удачи, брат, – Диана стремительно ретируется. Оборачиваюсь, встречаясь с мечущей молнии Сарой. Делаю шаг навстречу, протягиваю руку девушке, но неожиданно моя голова дергается в сторону, а щека горит так, будто в нее прыснули кислотой. – Наваль! * Я никогда не был безответственным. Грубостью я тоже не отличался, но то, как ошарашенно впиваются в меня глаза моих родителей, наблюдающих за нами, я понимаю, что до хрена себя не знал. Я хватаю Сару за локоть и тащу из зала с такой скоростью, что ее ноги едва поспевают за моими шагами. *(иврит) – подлец, мерзавец Глава 30. Степан Разговор героев в главе идет на иврите В программе мероприятия остался праздничный фейерверк, но думаю в такой суматохе сестра не будет на меня в обиде, если я не подержу свечку, провожая новобрачных в их первую брачную ночь. Сара, как могла, упиралась, когда я тащил ее в наш номер, но под конец сдалась. Выяснять с ней отношения вблизи банкетного зала в то время, как свидетелем может стать любой еврейский родственник, коих на свадьбе немало, – проявить неуважение к моей семье и к молодожёнам в том числе, а Сара своим ревнивым выпадом уже и так позаботилась об этом. Как оказалось, у меня не железное терпение. И нервы у меня тоже на износе. Но я бы мог сглотнуть даже эту пощечину, которую, я считаю, получил заслуженно, не будь она прилюдной. Расставляю широко ноги, сложив руки на груди. Комнату освещают два приглушенных прикроватных ночника. Сара стоит напротив спиной к окну. Она тяжело дышит и близка к истерике. Ее истерики всегда мощные как ядерный взрыв. Они агрессивные, громкие, с разносом и битьем посуды. Они не такие, когда хочется прижать к себе и успокоить поцелуем… Ее истерики мы гасили сексом: жестким, грубым, выбивающим из нее все дерьмо, а из меня – извинения, которые полностью устраивали мою девушку. Даже тогда, когда ко мне не за что было придраться. – Ладно. Хорошо. Я не права. Извини меня, – выставляет ладони вперед. Сара готова нападать. Вскинутый подбородок и рваные суетливые движения сообщают об этом. – Но в этом виноват только ты, – тычет в мою сторону пальцем. Я не сомневаюсь. Я всегда и во всем виноват, но я молчу, давая ей высказаться. Даже сейчас, когда внутри у меня сплав из многочисленных эмоций, я старюсь быть гребанным джентльменом, предоставляя ей слово первой. Киваю, позволяя продолжить. – То есть ты признаешь свою вину и вот так вот спокойно говоришь об этом? – переходит на высокие частоты. Провожу пальцем по брови, выпуская из себя забродивший от переизбытка разносортных гормонов в крови воздух. – Я молчу, – решаю уточнить. – Не смей вести себя со мной так. Не смей издеваться! – Я не издеваюсь, давай говорить… – Нет, – перебивает меня, – ты как раз этим и занимаешься с того момента, как мы приехали сюда, – упрекающе кричит. – Потише. Мы здесь не одни. – Мне плевать. Не смей меня затыкать! И стыдить меня тоже не смей. Ты и так прекрасно этим занимался всю свадьбу. Ты унижаешь меня, – ее голос срывается и становится похожим на сипение. – Ты думаешь никто не замечает ваши взаимные гляделки? С учетом того, что я действительно смотрел все торжество на Филатову и в принципе не скрывал этого, то да, уверен, это заметили многие. Но, как ни странно, после моего вранья и изворотливости моих родственников мне не стыдно смотреть Саре в глаза. Смотреть в глаза мне стыдно будет завтра моим родителям, и этот факт меня волнует гораздо сильнее. Вероятно, с этого момента должно начаться мое выступление, но едва я открываю рот, Сара продолжает: – Скажи, как я, по-твоему, должна себя чувствовать? – скрещивает руки на груди. Это вопрос меня приземляет. Очень качественно стопорит. Ведь, по правде говоря, я не считался с чувствами Сары, когда купался в своих. Тонул в Юльке, растворялся. А сейчас вопрос моей девушки падет на меня как тонна кирпичей. – Должно быть, хреново.