– Я не про это, – перебиваю. Моя агрессия пугает меня саму, потому что я – тот человек, который разговаривает с цветами и за мир во всем мире. – Почему ты мне не рассказывала, что у твоего брата есть девушка? То, что я не дослушала Соню и влетела без стука в комнату Степана, – мой косяк, осознаю. Не знаю, на что я рассчитывала, врываясь к взрослому парню, которого не видела шесть лет. Это раньше не было проблемой, и в этом доме я была как родная: мы бегали из комнаты в комнату без преград, но это было в детстве, а сейчас никто из нас давно ни ребенок, но только я, видимо, живу прошлыми пережитками. – Я сама об этом узнала меньше часа назад, – фыркает Софи. – Представь, я открываю дверь, а на пороге торчит мой брат, который должен приехать за день до свадьбы, с незнакомкой, которую он представил как свою девушку. Когда мы с ним разговаривали… – Соня задумывается, попутно выкладывая на стол блюдца с нарезанными сыром и ветчиной, – а это было чуть больше недели назад, о том, что он приедет не один, Степа ничего не говорил. Это действительно странно… С учетом того, что месяц назад родители Степы и Сони ездили в Тель-Авив на вручение диплома и после возвращения не заикались о том, что в Израиле у их сына появилась возлюбленная. Черт. Я чувствую себя неловко за свое поведение. Но я… я просто хотела поскорее его увидеть. Мы не виделись шесть лет. После окончания одиннадцатого класса Степан уехал в Израиль и поступил на медицинский. Об этом я знаю точно. Во-первых, он все детство трезвонил о том, что пойдет по стопам деда и его брата-близнеца, а, во-вторых, Сонька на протяжении шести лет была моим основным осведомителем, потому что странички в соцсетях у Степки нет (я искала его, да), а в Россию друг приезжал на каникулы всего несколько раз, и в это время, по удивительной случайности, в городе отсутствовала я. Месяц назад Степа окончил Тель-Авивский университет и, как рассказывала тетя Агата, по израильским правилам выпускники после получения диплома должны пройти обязательную годовую стажировку, поэтому Степа оставался решать вопросы по практике, а приехать на свадьбу сестры планировал точно к её дню. – Понятно, – делаю глоток воды, смачивая сухость во рту. Мне ничего не понятно. И то, что наличие девушки у Степы меня выбило из колеи мне не понятно тоже. Почему меня это задело? Ничего удивительного в этом нет, ведь у него, в отличии от меня, комплексов по поводу его роста априори быть не может. – Ты успела ее разглядеть? – Софья понижает голос и кивает на лестницу. – Нет, – кручу головой, понимая, о ком говорит подруга. Я успела увидеть только ее смоляные мокрые волосы и невысокий рост. – Она мне не понравилась, – пренебрежительно скосив физиономию, Соня морщится. Она такая. Открыто и в лицо может обнародовать то, что думает. Я так не умею. Я умею в своей голове вести переговоры, умею ругаться и мысленно даже послать, но вслух не скажу. По крайней мере сейчас. До четырнадцати лет я могла двинуть в челюсть. – Её, кстати, Сара зовут, – закатывает глаза подруга под мой нервный смешок. – Главное, что она нравится твоему брату, а тебе… – Доброе утро, – стакан в моих руках чуть ли ни трескается от глубокого бархатного баритона. Я сижу спиной к входу в столовую и ею же ощущаю холодок. Умоляюще смотрю на подругу, но о чем я умоляю – не знаю. Возможно, о спасении меня от неловкости встречи со Степой после того, как я нагло ворвалась к нему в комнату. Свой пульс я слышу у себя в ушах. Нужно приветливо развернуться и попробовать начать нашу встречу сначала, но я сижу, как приклеенная к стулу, и боюсь даже моргнуть. – Привет еще раз, – отзывается Софи. Сидеть вот так спиной в гостях, а сейчас я именно так себя ощущаю в этом доме, который для меня как родной, – нагло и бесцеремонно. Поэтому слегка откашлявшись, кручусь на высоком табурете и поворачиваюсь к парню и … девушке. Прежде всего я замечаю их сцепленные руки, следом поднимаю глаза и пересекаюсь ими с мужскими. Ровно секунду они жгут мне сетчатку, а затем устремляются на брюнетку, меняясь в оттенке. –Доброе … кхм… утро, – выдавливаю из себя таким голосом, словно я три дня просидела в морозильнике. – С приездом! – растягиваю губы в доброжелательной улыбке. – Ага, – равнодушно бросает Степан. – Сара, – представляет девушку друг детства и оглаживает ее лицо мягким взглядом, совершенно не таким, каким одарил меня секундой ранее. А следом его речь становится для меня журчанием ручья, потому что он переходит на другой язык и, кажется, это еврейский или как правильно он называется? Арабский, иврит? Кошмар! Степан о чем-то говорит этой Саре, на что она неохотно улыбается, а потом смотрит исключительно на меня: – Шалом льхулам! Наим ляки отха. Ани Сара.* Надеюсь, мое лицо не выглядит как у слабоумный, потому что я смотрю на нее и ни фига не понимаю. Оборачиваюсь к Соне, но та тоже не помощник, потому что ее лицо выглядит еще хуже, но она и не старается этого скрыть. Не помню, чтобы Софья владела ивритом. Нас спасает Степа: – Она рада с вами познакомиться, – переводит и подталкивает девушку вперед. Они входят в кухонную зону, и друг выдвигает из-под столешницы стул, помогая Саре усесться напротив меня, а сам отходит к кофемашине. – А мы-то как, – бурчит себе под нос Софи, но слышно всем. Степан никак не реагирует на ее демонстративный выпад, и в целом они ведут себя как раньше: отчуждённо и ровно к друг другу. У них с детства некая холодность в отношениях, хоть они и двойняшки. Это у Михи с Пашкой одна эмоция на двоих и, кажется, что если одному больно, то и второй ощущает аналогичное, а Соня со Степой – они с разных полюсов. Я очень хочу рассмотреть друга, потому что по прошествию шести лет я еле узнаю в нем того щуплого мальчишку, которого помню, но два черных глаза, высверливающих дыру в моем подбородке, не дают мне этого сделать. Наигранно улыбаюсь Саре. Я сижу выше нее, и ей приходится слегка задрать голову. Зато я могу рассмотреть ее, потому что она, не стесняясь, делает тоже самое. Я хочу быть приветливой с ней. Поэтому улыбаюсь шире. Она великодушно одаривает меня своей улыбкой, скорее похожей на ухмылку, и я чувствую, что я ей не нравлюсь. Я не могу ее осуждать, потому что не знаю, как бы относилась к человеку, который ворвался в комнату моего парня и нагло разглядел всё то, что ниже его пупка. Черт, я опять краснею. От картинок перед глазами, которыми щедро одарил меня Степан, мои уши горят и щека. Я касаюсь её и словно стряхиваю с кожи чей-то невидимый взгляд. Сара гуляет по мне заинтересованно. Мы с ней обе молчим. Я бы с ней заговорила, но я не знаю иврит. Я даже английский толком не знаю, и моего языка хватает лишь на то, чтобы сказать: «Лондон из зэ кэпитал оф Грейт Британ». Но вряд ли эта информация ее удивит. Сара симпатичная. У нее какая-то особенная привлекательность: она хрупкая, аккуратная и ладно сложенная. Она не дылда. Кудрявые волосы по плечи высушены и аккуратно уложены. У девушки черные широкие брови и чернющие ресницы, а нос с небольшой горбинкой. Белая футболка оттеняет её загорелую ровную кожу. Черт, она яркая и необычная. Я ловлю ее взгляд в вырезе своего сарафана. Этот взгляд… он недобрый, и я машинально поправляю лямки платья, стараясь прикрыть свою грудь без верхней части белья. Мне неуютно под ее темным прищуром. Две чашки с кофе с глухим ударом опускаются на стол. На автомате перевожу внимание на руки, которые это сделали. Веду глазами по этим рукам: крепкие, жилистые, красивые. Касаюсь предплечий и очерчиваю бицепс. Эта гора мышц принадлежит Степану. Он тоже упаковал их в белую футболку, и вместе с Сарой они смотрятся как те самые романтичные пары, которые даже одеваются во всё одинаковое. Не задерживаясь на трицепсе, поднимаюсь вверх по мужской шее, спотыкаюсь о выпирающий кадык, очерчиваю подбородок, на котором ямочка всегда меня умиляла, сейчас же… она – единственное, что осталось от того мальчишки, и она не умиляет, а придает парню мужского шарма. Господи, я не узнаю своего друга детства! Я в открытую рассматриваю лицо Игнатова, а он… он на меня не смотрит, игнорируя мое присутствие. Я как пустое место. Мы не виделись шесть лет, и я с уверенностью могу сказать, что соскучилась по этому парню, а он, кажется, вообще забыл, кто я такая, и это напрягает. – Тъюда!**– Сара поворачивается к Степану и благодарно ему улыбается, когда он подтягивает к ней стакан с кофе. – Может, вы хотите перекусить? – интересуется Соня и встает рядом с братом, и я в который раз за сегодняшнее утро поражаюсь: было время, что Софи была выше Степана, а сейчас ее голова находится на уровне его предплечья. Господи, он что, все шесть лет сидел на удобрениях? Я не могу поверить своим глазам. А ещё я всё жду, что мой друг обратит на меня внимание, и хотя бы спросит, как у меня дела, но куда больше его интересует ветчина, которую он с особой изысканностью укладывает на ломтик хлеба и предлагает своей девушке. Я сижу напротив этой пары и гоняю в пальцах пустой стакан с водой. –Как дела? – смотрю на Степу, делающего глоток кофе. Его лицо невозмутимо и безэмоционально, когда я спрашиваю, а вот Сара замирает и ловит каждое мое слово. – Как видишь, – равнодушно пожимает плечами, а я … я готова взорваться! На меня это не похоже, но и на него тоже. Степа всегда был другим. Это Соня отличалась скверным и тяжелым характером, а Степка… блин, да он был милейшим, добрым созданием! Это мое неблагоразумное появление в его комнате так задело? Из-за этого он ведёт себя как капризная девочка? В чем причина? Можно же не заострять на этом внимание, перевести всё в шутку и поболтать как старые добрые друзья? Как видишь… Это что за ответ? Я ничего не вижу! Кроме его пренебрежения и отчуждения, и меня это злит. Что с ним такое? Сложный перелёт? – Филь, может тебе сделать кофе? – я вижу, как дергается кадык парня, после произнесенного Софьей ко мне обращения. Удивительно, но в нашей компании подруга старается снять напряжение, которым искрит столовая. Обычно, миротворец – я, но сейчас я не знаю… у меня подгорает. – Ммм, нет, Сонь, спасибо. Мне уже пора, – я встаю со стула. Мне и правда пора. Через полтора часа в салон приедет жених за свадебным букетом, который я собрала сегодня рано утром. Но основная причина моего побега в том, что мне некомфортно. Я как оплеванная. – Я тебя провожу, – Сонька подцепляет меня под локоть и вместе со мной вылетает из кухни. Я даже не оборачиваюсь, чтобы попрощаться с Игнатовым и его пассией. – Мама с папой будут в шоке, – шелестит подруга. – Откуда он ее взял? Неприятная, скажи? – бурчит как склочная старуха. – Я не знаю, – поджимаю губы. – Обычная девушка, – вру я. Мне она не нравится тоже. И Степе бы я никогда такую не пожелала, но, увидев его сегодня, думаю, они подходят друг другу. – Я тебе позвоню, – Софья лезет обниматься. – Хорошо, – через силу улыбаюсь и надеваю сандалии. После обеда мне Софи действительно перезванивает, но не для того, чтобы обсудить сплетни и приезд брата, а для того, чтобы пригласить на ужин, который её родители устраивают в честь приезда Степана. Я хотела бы отказаться, но ужин будет семейным, а это означает, что за большим столом в доме Игнатовых соберётся две дружащие сотню лет семьи: Филатовы и Игнатовы, поэтому сегодня вечером я иду с мамой и папой в гости. *Всем привет! Рада познакомиться! Я Сара – с иврита **Спасибо! – с иврита Глава 4. Юлия – Юлька, че приуныла? – тормозит рядом со мной дядя Леон. Слегка приподнимаю подбородок и смотрю на крестного, в руках которого пышет полный тазик шашлыка. Пахнет аппетитно. Но не думаю, что сегодня мне что-нибудь полезет в рот. – Нет, – непринужденно улыбаюсь. – Отдыхаю. Дядя Леон подозрительно меня осматривает, словно не верит моим словам. – А Софья где? – крутит головой по сторонам в поисках дочери. – Ссс, – шипит и морщится, – горячий, – дует на пальцы, удерживающие эмалированную громадину. – Они с Богданом поднялись в комнату, – необдуманно брякаю и поджимаю губы, осознавая, как двузначно прозвучала фраза. – Ну в смысле Соня переодеваться пошла, а Богдану, кажется, по работе позвонили, – тут же исправляюсь.