Накрываю Филатову легким покрывалом и выметаюсь из ее номера. По ощущению – утро раннее, но этот день стоит начать именно так – как можно раньше. Останавливаюсь ровно посередине. Прислушиваюсь к тишине. Две противоположные двери. И я не знаю, что меня ждет за каждой из них. Я уже не различаю, где мое прошлое, где настоящее и каково мое будущее. Я прыгаю, как лунатик, во временном континууме, делая больно всем, но не уверен, что после того, как я зайду в свой номер, станет кому-то легче, однако, быть честным – еще никому не мешало. Хлопаю себя по карманам брюк. Я не помню, взял ли вчера с собой ключ-карту, убегая из комнаты. Мне чертовски везет, когда нащупываю заветный пластик, но вхожу в свой номер как вор, как предатель и мудак. В коридоре меня встречает одинокий чемодан. Я не знаю, радоваться ли мне или начать беспокоиться за собственную жизнь. Этот чемодан мой. Когда мы собирались сюда с Сарой, сложили наши немногочисленные манатки в один, и теперь мне не до конца ясно: этот чемодан выставлен как знак, чтобы я валил на хрен или… – Где ты провел ночь? – Сара, одетая в лёгкий летний сарафан, появляется из-за угла. Ее волосы аккуратно собраны на макушке в пучок, на лице – легкий макияж и, в целом, она выглядит так, будто проснулась давно и успела привести себя в порядок. Как выгляжу я – можно прочитать по взгляду девушки, которым она брезгливо, едва касаясь, чтобы не замараться, проходится по мне с головы до ног. Уверен, она понимает, где я провел эту ночь. Я выгляжу так, как должен выглядеть человек, который либо всю ночь люто бухал, либо безбожно трахался. Я могу сейчас соврать. Сказать, что надирался в свинью, могу даже дыхнуть для убедительности, могу приврать, что уснул в беседке, и вопреки всему, Сара сделает вид, что поверила. Я могу соврать, но больше не хочу давать призрачного шанса на то, что у нас еще может что-то сложиться, поэтому говорю прямо: – За дверью напротив. Сара вздрагивает как от пощечины. Это больно. Это по-скотски, я знаю. И чувствую себя я не лучше. Погано. Я предаю ее. Предаю Юльку, подставляю. На секунду Сара закрывает глаза, ее подбородок дрожит, но, сжав кулаки, она стоически произносит: – Часть моих вещей осталась в доме твоих родителей, – приподняв подбородок, говорит твердо, сдерживая слезы. Её глаза влажные, и этому причина я. – И у меня не получилось купить билет до Москвы. – Сара, давай поговорим, я не хочу… – Из Москвы до Тель-Авива я уже купила, – перебивает, не давая сказать. Она не хочет ничего слышать. Ни моих объяснений, ни извинений. Они ей ни черта не сдались. Может, она права. Так удар по яйцам чувствуется острее, но я заслужил. Киваю. – Мне нужно десять минут на душ, потом вызову нам такси. Глава 34. Юлия В институте я дружила с Аленой и Катей. Каждый день во время перекуса в студенческой столовой или по пути из одной аудитории в другую, подружки наперебой посвящали меня в свои личные жизни. Алена рассказывала, как её парень в порывах страсти постоянно кусал девушку в шею, при этом она наглядно демонстрировала нам с Катей новые укусы, которые прятала под высокими воротниками, а Катя, в свою очередь, мечтательно закатывала глаза, когда делилась своими интимными откровениями. Я же… я слушала и молча поддакивала. А всё потому, что нечего было сказать. Вернее, мне было, что сказать, но в девятнадцать, когда ты красива и вроде как отхватила популярного парня института, говорить о том, что ничего подобного во время близости я не испытывала, – было стремно. Мои подружки обсуждали секс, а я от одного этого слова краснела. Я старалась с ними обсуждать его тоже, хотя понятия не имела, что это такое. Для меня секс выглядел примерно так: раз в неделю в выходной день в квартире моего парня, когда его родителей не было дома, потом что-то происходящее на мне, какое-то невнятное барахтанье, от которого мне делалось то смешно, то больно, и уже через секунду мой парень натягивал трусы с вопросом «ты как?». А как я? Я никак. Я была рада, что всё быстро заканчивалось, потому что не понимала весь смысл его телодвижений, но убедительно улыбалась, давая понять, что было круто. Девчонки рассказывали, что секс – это круто. Делились ощущениями, которые были мне знакомы. Такие ощущения я получала, когда, стоя на пьедестале, меня награждали медалью. И всё. Вот это круто. А секс… так, ерунда какая-то, которую можно было пересчитать по пальцам. После того, как у меня с моим парнем случилась первая близость, наши отношения начали давать трещину, которая по итогу разрослась до черной грязной ямы, в которую в последнюю нашу встречу мой парень меня с энтузиазмом швырнул. Оказалось, что я – ни первая красавица на деревне, эмоциональное бревно и дылда, с которой «трахаться», как тогда он сказал, все равно что с деревяшкой. Я длинная, неповоротливая и неуклюжая. Меня ему даже вертеть было страшно, чтобы не сломать. Мои длинные ноги ему мешали, от моих длинных рук не было толка, а мои «сиськи»… В общем он видел получше, да и вообще, он начал встречаться со мной из-за того, что моя фотография, на которой я была обвешена медалями, висела на первом этаже корпуса под надписью «Гордость нашего Университета». Встречаться с гордостью Университета и с девушкой с модельными ногами было престижно. Но заниматься сексом с девушкой с длинными ногами – неудобно. Тем более, когда в компании его друзей среди миниатюрных подруг его приятелей я была самой высокой и выглядела как белая ворона. Падать в бездонную пропасть – больно. В тот день я прочувствовала это с мельчайшими подробностями. Но тогда я еще не знала, что бывает больнее. Сегодня утром, проснувшись в постели одна, я узнала каково, когда в этой пропасти все-таки есть дно, и оно усыпано битым стеклом. Я сидела на кровати и пялилась на каллы в вазе: распотрошённая, дезориентированная, потерянная, с бесконечным чувством вины, обиды, разочарования, непонимания и страхом перед неизвестностью. Горячую ночь сменило холодное утро. Завёрнутая в тепло его тела я лежала с открытыми глазами и смотрела в одну точку, зная, что утро не принесет с собой ничего хорошего. Но каков же велик соблазн забыться, оставить весь мир на потом и позволить себе краешек чужого, запретного, непозволительного, но такого манящего. И я позволила… Слушала его расслабленное дыхание за спиной, не собираясь спать. А разве можно уснуть, когда чувства наизнанку? Слушала, слушала, слушала… А потом наступило утро. Одинокое, пустое, холодное. Утро, от которого я ждала неловкости, взаимных оправданий, объяснений, но никак не разочарования в себе, в нем… Мне так страшно в нем разочароваться. Страшно поверить, что всё, что произошло ночью было фальшивым, ошибочным или же умело спланированным. Мой Степка так не сделает? Не сделает же? Очень сложно найти всему объяснение. Но как же не хочется верить, что я была временным ночлегом, перевалочным пунктом, пьяным наваждением и ошибкой, которую он совершил, поссорившись со своей девушкой. Мне не хочется во всё это верить тогда, когда я успела узнать, как бывает, когда рядом мужчина, а ты рядом с ним маленькая женщина.