Но ее решительный, сосредоточенный взгляд сообщает – мне не послышалось. – Ты сейчас серьёзно? Мне казалось, в наших с тобой отношениях все предельно ясно: есть ты, я, и мы любим друг друга. Блть. Я думал, у нас все зашибись. – Я не об этом! Я о том, что мы не подумали: а что будет дальше? – ее голос срывается. Он похож на сип и отчаяние. – А дальше мы вместе! – вскакиваю с кровати, запуская пальцы в волосы. – Ну окей, я согласен с тем, что самонадеянно решил за нас обоих. Хорошо, – дышу часто, пытаясь вытолкнуть из груди болезненный спазм, – без проблем, – выставляю ладони вперед, – мы никуда не едем. Я остаюсь здесь, – заявляю с предельной решительностью. От моих слов ее лицо напрягается. Каменеет. Она вся каменеет, превращаясь в белую статую. Мы смотрим друг другу в глаза. Вокруг нас образовывается какая-то странная атмосфера: напряженная тишина, давящая на уши, вакуум, действующий мне на нервы. Юля молчит гребанную сотню лет. Прожигает во мне дыру и молчит! Её молчание режет мне вены, но, твою мать, я терпеливо жду, ведь я давно понял, что терпение – мое основное умение, в остальном, блть, я, видимо, делаю что-то не так. – Ты не останешься здесь, – шепчет, опуская голову. – У тебя учеба, Степ. Я оказываюсь рядом с ней раньше, чем соображаю, что конкретно она хочет до меня донести. Беру ее лицо в ладони, приподнимаю. – Плевать, – мечусь по любимым чертам. – Мне плевать, Юль! Всё это ничто. Ничего не важно! Ничего, кроме тебя, Юлька! Я люблю тебя, родная. Ты мне нужна. Только ты, – оглаживаю подбородок большим пальцем. Красивая. Такая чертовски красивая. Родная. Хрупкая. Моя-моя. Самая. Смотрит на меня глазами, в хрусталиках слез которых я вижу свое отражение. Мотнув подбородком, сбрасывает мои пальцы. Качает головой. Сначала медленно, потом все быстрее. Убеждая. То ли себя, то ли меня. Закрывает глаза, крепко сжимает веки, пока я чувствую, как мои живые клетки одна за другой взрываются. – Юль, ты нужна мне, – сажусь у нее в ногах, обнимаю за колени, ощущая, как липкий, ледяной, острый страх набрасывает на плечи мне мантию. – А ты мне нет… – закрывает руками лицо. Глава 45. Юлия Сказать оказалось легче, чем слышать секундную мертвую тишину, наступившую после брошенных мною слов. Воздух мгновенно густеет, наполняясь жутким страхом и частицами его замешательства, в течение которого я проживаю микроинфаркт. – Что ты сейчас сказала? Прячу лицо в ладонях. Хочу закрыть себе уши, чтобы не слышать его разбитый, скрипучий голос. – Юль, повтори?! Я, может, не расслышал? Да! Не слушай меня! Не слушай, пожалуйста! Я не хотела так! Позорно прячусь в ладонях – не могу смотреть ему в глаза. Не могу. Глаза не врут? Так говорят? А мои врут! Я вру, и он поймет. Я пообещала. Так будет лучше? Да. Для кого? Для него. Да. – Юль, ты сказала – не нужен? Нужен! Очень нужен! Очень, очень, очень! Не глядя на него, вскакиваю с кровати. Я боюсь на него смотреть. – Я… не готова, – подхожу к окну. Жмурюсь. Крепко-крепко. Стискиваю себя руками. Туго. Прочно. Чтобы унять дрожь своего тела. Оно тоже меня выдает. Как глаза, только больше. Степа знает мое тело. Все его реакции, ответы, потребности и желания знает. – Да. Не готова, – голос сипнет, теряется, – не готова уезжать в другую страну, бросать родителей. Не хочу этого говорить! Не хочу! Не слушай меня! Не слушай! Каждой клеткой кожи спины, каждым волоском на затылке чувствую, как он оказывается позади меня. Хватает за плечи и разворачивает лицом к себе. Опускаю глаза в пол. Две секунды. Ровно столько мне необходимо, чтобы натянуть равнодушную маску и очертить вокруг себя круг безразличия. Бесшумно набираю в легкие отравленный мною воздух и поднимаю голову. Смотрю в его глаза. Там, в глубине темной холодной бездны, я вижу тлеющий огонек тепла, заставляющий мою кожу зудеть желанием прикоснуться к нему. И я прикасаюсь. Взглядом. Я могу только взглядом. Касаюсь им напряженного лица, очерчиваю горизонтальную глубокую морщину на лбу, обжигаюсь рвано и часто выдыхаемым воздухом, жадно впиваюсь в губы: яркие, влажные, на вид твердые, а на моем теле – мягкие, как нежный хлопок.