Хара, блть, гореть мне в аду. Убираю руки под стол и, откинувшись на спинку дедовского кресла, смотрю на свои кисти. Началось. Сука, тремор. Основной симптом, возникающий тогда, когда я думаю о ней. Сжимаю и разжимаю кулак, стараясь расслабить запястье, но ни хера не происходит, а наоборот, дрожь увеличивается в амплитуде. Резко поднимаю голову на характерный звук распахивания двери, и в хадер роф'им входит Натан, а я интуитивно прячу руки в карман халата, чтобы дед не заметил. Первым он находит меня и широко улыбается. Он единственный, кто так дружелюбно реагирует на дерьмо, надетое на моем лице. Мой дед Давид уже несколько раз пытался выпытать причину моего поганого настроения, а Натана, кажется, все устраивает, и ладно. Он здоровается со всеми и оглашает график предстоящей на сегодня работы. Не уверен, что запомню, но я стараюсь слушать внимательно. Мне это нужно, чтобы вытеснить гребанные токсичные мысли в моей башке. Накидав нам задач, Натан забирает меня с собой на приемы, чему я несказанно рад. До обеда работа проходит в штатном бесперебойном режиме, и ближе к полудню я ловлю себя на том, что невольно втягиваюсь в рабочий процесс так, что забываю сходить отлить. Последнюю в утренней смене пациентку Натан оставляет на меня. У женщины планируется липофилинг груди, и мне приходится напрячься, поскольку подобная операция складывается из двух этапов, один из которых связан с поиском правильной «жировой ловушки», откуда мы будем брать жир для пересадки. Этот поиск на теле пациентки вызывает во мне отвращение. Любое прикосновение к женскому телу у меня стало вызывать омерзение и приступ изжоги. Стоит признать, но пациенты внезапно обрели пол. У меня ранняя профдеформация? Я смотрю на стоящую передо мной молодую женщину и чувствую прилив негатива. Она томно улыбается, выпячивая вперед и без того сделанные огромные губы. Хочет нравиться. Делает себя лучше. Апгрейдит свою внешность, когда большей части приходящих сюда дам нужно корректировать мозг. Женщины, вы так отчаянно хотите нам нравиться, не подозревая, что нам плевать на оттенок лака на ваших ногтях, на наращенные ресницы и накаченные задницы. Сердцу плевать. Оно выбирает не по размеру вашего бюста, оно выбирает по какому-то своему чертову принципу. И я бы с радостью выдернул его со всеми артериями, чтобы проросшая в нем с корнями проказа не отравляла мне жизнь. Мои пальцы снова дрожат. Несмелый, короткий стук в дверь обращает на себя наше с пациенткой внимание, и мы одновременно поворачиваем головы на звук. Дверь тихой сапой открывается, и в небольшом проеме появляется… Ты? Замираю, как прибитый гвоздями к полу. Какого черта? Спазм перехватывает гортань, обрубая мне способность дышать. В неверии пялюсь на Филатову, ощущая на языке привкус тоски, которая с реактивной скоростью распространяется по венам, пока я пытаюсь понять – галлюцинация у меня или нет. Глаза Филатовой вспыхивают ослепляющим блеском, когда мы встречаемся с ней взглядами, но через пару секунд меркнут, когда она переводит свой взгляд на мои руки, становясь практически белой. Поворачиваю голову и смотрю на них тоже. В моих ладонях зажата женская грудь, которую я сжимаю с очевидным радушием. – Извините, – испуганно пищит Юлькин голос, а следом ее голова исчезает за дверью. Твою, хара, мать! (1) – доброе утро (2) – мир вам (здравствуйте) (3) – комната для врачей (4) – меня зовут Мирьям (5) – а я Рахель (6) – медицинский информационный софт Глава 49. Юлия – На месте? – взволнованно интересуется дядя Давид, подмечая мой рассеянный вид. Потерянно киваю. – У него там, кхм, – откашливаюсь. Маскирую разнузданность мыслей под кашель и мысленно подбираю корректные слова о том, что у Степы в руках женские груди, но вовремя вспоминаю, что всему происходящему за дверью есть точное объяснение, – у него, кажется, идет прием. Давид поднимает запястье и смотрит на часы: – Да? Время обеденное. Что-то наш Степан заработался, – задумывается. Заработался. Все верно. Это его работа и, наверное, мне стоит уже начать привыкать к тому, что Степа – не водолаз и не пожарник. Быть может, я слишком самоуверенна, но я боюсь даже думать о том, что у меня не получится вымолить у него прощения. Я добиралась сюда с неиссякаемым энтузиазмом, которое сейчас слегка пошатнулось, но я уже поняла к чему приводят мои сомнения, и в очередной раз наступать на свои же грабли не собираюсь. С моим бывшем парнем я не знала о ревности ничего. Узнавать об этом сегодня я не хочу тоже, даже несмотря на то, что картинка женских грудей в руках моего Степы выбила меня из колеи, я все равно не планирую становиться той, кто по этому поводу будет выносить ему мозг. Я не знаю, что будет через полчаса или час. Черт возьми, я даже не знаю, что будет через пять минут и, вполне возможно, что через пять минут меня пошлют вместе с мороженым и поникшими от жары ромашками на все четыре еврейские стороны. Но я не отступлю.