Ее муж посмотрел на Кирстен, но та мотала головой и часто моргала. Она была в полной отключке. – Легавый! Женщина напряглась. – Зачем? – Сказал, кто-то в отеле пожаловался на шум в нашем доме. Чушь несусветная! – Лабарт разнервничался, начал махать руками. – Вчера я его там видел. Он пообещал вернуться… Это опасно! – Что за дичь! – Аврора в отличие от мужа не слишком испугалась. – Давай уберем ее поскорее! Вернем в отель! Сейчас! Объясним, что выпила лишнего и плохо себя почувствовала. Аврора бросила взгляд на Кирстен и показала ее телефон мужу. На экране высветилось сообщение: Убирайся оттуда! – Я же говорю! Нужно… – Заткнись! – приказала она. – Расскажи всё, с самого начала. Сделай глубокий вдох. Успокойся. А теперь рассказывай. * * * Сервас наблюдал за шале, стоя у окна номера. Если через три минуты диспозиция останется прежней, придется вернуться туда. Он спрятал машину за первым поворотом и вернулся в отель пешком. Еще две минуты. Сейчас ему очень пригодился бы пистолет… На крыльце шале появился силуэт. Лабарт. Профессор посмотрел в сторону отеля, махнул рукой, и из дома вышла Аврора, поддерживая Кирстен. Супруги помогли ей спуститься по ступеням и повели, медленно и осторожно. Норвежка шаталась, как пьяная. Сервас посмотрел на часы. Он покинул отель четырнадцать минут назад, и они вряд ли успели причинить ей большой вред. 34. Разговоры Он обтер потное лицо Кирстен влажной салфеткой, пошел в ванную за еще одним стаканом воды и попытался ее напоить. Она сделала два глотка, и ее затошнило. В номер Кирстен привел хозяин гостиницы. Супруги Лабарты, сказал он, объяснили, что его норвежская постоялица, любительница архитектуры, была у них в гостях и перепила: наверное, у нее на родине это обычное дело – забывать свою норму. Сервас не знал, что ответил отельер, но муж и жена оставили Кирстен и удалились, а по дороге к дому все время оглядывались на окна гостиницы. И каждый раз он отступал за штору. Они с Кирстен провалили дело. Теперь Лабарты будут осторожны, как никогда. Они наверняка уже доложили обо всем Гиртману. Как они связываются со швейцарцем? Через фальшивый электронный адрес, доступный только на скрытом веб-сайте, в мессенджере «Телеграм» или через «Чатсекъюэр»? [101] Шлют перенаправленные зашифрованные сообщения? Венсан однажды продемонстрировал ему многочисленные возможности, которые Интернет предоставляет любителям конфиденциальности. – Черт, я ужасно себя чувствую, – вдруг сказала Кирстен. Сервас обернулся. Она лежала на кровати – бледная, с прилипшими к вискам волосами, опираясь на три подушки. – Плохо выгляжу, да? – Отвратительно. – Мы сильно погорели, – хмыкнула Кирстен (во всяком случае, так понял ее слова Сервас). – Эта дрянная садюга Лабартиха нас «сделала». Ух, убила бы обоих… «Аналогично», – мысленно согласился Сервас. – До чего же мерзкий кофе, – пожаловалась Кирстен. – Кажется, меня сейчас вывернет. И кинулась в ванную. * * * Цехетмайер завтракал в пражском «Шератоне», среди толпы китайских туристов. Как же сильно он это ненавидел! Дирижер переночевал в номере 429, после того как весь вечер бродил по Мала-Стране, Староместской площади и, само собой разумеется, посетил еврейское кладбище. Он постоял среди нагромождения камней, в мрачной тишине сумерек между старыми фасадами, сохранившими память веков. Время упразднилось, и Цехетмайер неожиданно расчувствовался. На миг он устыдился слез. У него не оказалось платка, и соленая влага, стекая по щекам, намочила воротник рубашки. Стесняться было нечего: за свою долгую жизнь музыкант видел, как плачут храбрецы и остаются невозмутимыми трусы. Меркнущий свет, безмолвие и размышления обо всех погибших и их истории очистили его душу. Цехетмайер думал о Кафке [102], о Големе [103], о своей дочери, обесчещенной и убитой чудовищем. В ненависти, как и в любви, присутствует чистота. Этим утром он ждал чеха по имени Иржи, и сейчас тот шел к нему, пробираясь между столиками. Чех напоминал бородатого фавна – такое лицо сразу не забудешь, что может оказаться досадной помехой в его профессии: щеки, изборожденные глубокими морщинами, могучая грудь и горящий взгляд. Не наемный убийца – поэт или человек театра. Он мог бы играть Чехова, быть бардом и действительно являлся артистом… В своем роде. Именно в этом и нуждался Цехетмайер, ненавидевший романтические бредни об убийцах и ворах. В них верят только тупые обыватели, тоскующие по сильным ощущениям. Иржи сел, подозвал официанта, заказал черный кофе, потом сходил к буфету и взял себе сосиски, яичницу, бекон, булочки и фрукты. – Обожаю гостиничные завтраки, – сообщил он доверительным тоном и принялся за еду. – Мне отрекомендовали вас как выдающегося специалиста, – начал разговор Цехетмайер. – И кто же? – Наш общий друг. – Не друг, – поправил музыканта Иржи, – клиент. Вы любите вашу работу, господин Цехетмайер? – Это больше чем работа, это… – Вы любите вашу работу? – повторил вопрос его собеседник. – Да, – ответил насупившийся дирижер. – Страстно. – Важно любить то, чем занимаешься. Любить… В жизни нет ничего важнее. Цехетмайер мысленно усмехнулся. Рассказать кому – не поверят: ранним утром всемирно известный музыкант внимает рассуждениям убийцы о любви. * * * В понедельник утром, в девять с минутами, Ролан Лабарт вошел с «Айфона» в «Телеграм» – по мнению прессы, любимое приложение террористов, через которое каждый день проходит десять миллиардов сообщений, так что о конфиденциальности можно забыть. Однако одна из опций позволяет отсылать закодированные сообщения с предустановленным временем самоуничтожения. Лабарт активировал акцию закрытый чат. Адресат называл себя Мэри Шелли [104], но профессор знал, что это не женщина. Единственным, что сближало Юлиана Гиртмана с автором Франкенштейна, была женевская коммуна Колоньи, в которой оба жили. Первое сообщение швейцарца появилось практически сразу. Я получил тревожный сигнал. Что происходит? Сегодня ночью случилось кое-что странное. Это имеет отношение