Гиртман повернулся к Сервасу. – Да, он мой сын. Я его воспитывал, видел, как он взрослеет. Ты не представляешь, какой это замечательный мальчик. Швейцарец сделал паузу. – Гюстав мой сын – но и твой тоже. Я растил его как своего собственного ребенка, но ДНК у Гюстава твоя. У Мартена зашумело в ушах, горло свела судорога. – У тебя есть доказательства? Гиртман достал прозрачный пластиковый пакетик с прядью белокурых волос. У сыщика в кармане лежал точно такой же. – Я ждал, что ты спросишь. Отдай это на экспертизу. Я уже сделал тест, хотел узнать, твой он сын или мой… Гиртман помолчал. – Гюстав… твой сын. Ты ему нужен. – И поэтому… – Договаривай. – …мы так легко нашли его… Ты все для этого сделал. – Ты догадлив, Мартен. И чертовски хитер. – Но не хитрее тебя, да? – Верно. Мы давно знакомы; ты не мог не понимать, что обычно я не делаю такого количества ошибок, и насторожился. – Я предполагал, что ты дергаешь за ниточки, чувствовал твое присутствие за спиной. И сказал себе: у кукольника свои резоны, рано или поздно он высунет нос… И оказался прав, ведь так? – Молодец, Мартен, верно рассудил. И вот мы здесь. Что дальше? – Все выходы из больницы охраняют полицейские. Тебе не сбежать. – Я так не думаю. Ты меня арестуешь? Здесь? В палате моего заболевшего сына? Это моветон! Сервас посмотрел на мальчика в тонкой пижамке: его светлые ресницы напоминали шелковистые волоски кисти художника. Гиртман встал. Он набрал пару килограммов, что было заметно даже при высоченном – метр восемьдесят восемь! – росте. Одет швейцарец был странно – в давно вышедший из моды пуловер с жаккардовым рисунком и потерявшие форму вельветовые брюки, – но магнетизма не утратил и по-прежнему внушал страх. – Ты устал, Мартен. Я предлагаю тебе… – Что с ним? – перебил, не дослушав, Сервас. – Желчная атрезия. – Впервые слышу. Это опасно? – Смертельно, если ничего не предпринять. – Объясни. – Это займет много времени. – А я никуда не тороплюсь. Гиртман оценивающе посмотрел на полицейского, принял решение и заговорил. – Болезнь поражает одного ребенка из двадцати тысяч; начинается во время вынашивания. Протоки, отводящие желчь, сужаются и зарастают, а задержка желчи в печени наносит непоправимый ущерб организму. Ты, как и все, слышал о циррозе на почве алкоголизма. Так вот: застой желчи приводит к фиброзу, а затем – к вторичному циррозу, от которого и умирает ребенок. Гиртман сделал паузу и посмотрел на Гюстава, словно нуждался в передышке, чтобы продолжить тяжелый разговор. – На сегодняшний день причины и механизм развития атрезии желчных ходов до конца не ясны. Дети, которых она… выбирает, имеют множественные проблемы со здоровьем: они, как правило, мельче ровесников, подвержены инфекциям, плохо спят, у них хрупкий желудочно-кишечный тракт, хроническая желтуха. Тот еще букет. Голос Гиртмана оставался бесстрастным, он всего лишь перечислял факты. – Первое, что необходимо сделать, – это восстановить проходимость желчных протоков. Процедура называется операцией по Касаи – так зовут хирурга, который ее предложил. Омертвевший участок заменяют анастомозом – протезом – из куска тонкой кишки. Работа хирурга в данном случае сходна с трудом водопроводчика. Гюставу сделали такую операцию, успешную в одном случае из трех. Ему не повезло. Он замолчал, и Сервасу показалось, что наступившая тишина звенит и вибрирует. Или это у меня в ушах звенит? – Потом начинается печеночная недостаточность, и, если симптомы обостряются, возможен летальный исход. – Есть другое лечение? – Да. – Гиртман посмотрел Сервасу в глаза. – Пересадка печени. Сыщик ждал продолжения с замиранием сердца. – Желчная атрезия, как правило, заканчивается пересадкой; проблема в одном – мало доноров нужной возрастной группы. По коридору мимо палаты прошла медсестра. Чавканье резиновых подметок эхом отозвалось глухому стуку в груди Серваса. – В случае Гюстава нужно будет преодолеть кучу формальностей, перевести его на, так сказать, легальное положение. Заведомо согласиться на приемную семью и жизнь с незнакомыми людьми, которых выберу не я, а значит, не смогу контролировать. Сервас мог бы заметить, что выбор в качестве опекунов Лабартов не кажется ему таким уж удачным, но поостерегся. – Для Гюстава остался один-единственный выход – пересадка от живого совместимого донора. У человека берут шестьдесят-семьдесят процентов печени – это не фатально, печень отрастает – и пересаживают ребенку. Донором не может стать абы кто. Только ближайший родственник: брат, мать, отец… Так вот оно что… Сервас еле удержался от желания схватить швейцарца за воротник и встряхнуть. «Марианна, – внезапно подумал он. – Мерзавец сказал: “мать, отец…” Почему же не Марианна?» – Почему не мать? Не Марианна? – спросил он внезапно охрипшим голосом. – Почему она не может отдать сыну часть своей печени? Гиртман смотрел без улыбки – наверное, подбирал пристойную формулировку ответа. – Скажем так: ее печень недоступна. Сервас шумно выдохнул. – Она умерла? В глазах швейцарца было столько наигранного сочувствия, что сыщику захотелось совершить смертоубийство. – А если я откажусь? – спросил он. – Что произойдет тогда? – Тогда твой сын умрет, Мартен. * * * – Почему? – неожиданно спросил он. – Что – почему? – Почему ты его не убил? Зачем воспитывал как собственного сына? Они стояли бок о бок в изножье кровати и смотрели на мальчика, что-то беззвучно шептавшего во сне. – Я не убиваю детей, – холодно ответил бывший прокурор. – Судьба отдала этого ребенка в мои руки. Знал бы ты, в какую ярость я пришел, когда выяснилось, что Марианна беременна. Я много недель морил ее голодом, чтобы вызвать выкидыш. Но дьяволенок зацепился намертво. Марианна была в плачевном состоянии из-за наркотиков, которыми я ее накачивал; пришлось «отлучить» бедняжку от кайфа, кормить диетическими продуктами, делать витаминные капельницы. – В Польше? – спросил Сервас. – Марианна никогда там не была. Я решил пошутить – помучить тебя – и поместил ее ДНК среди других. – Как она умерла? – Когда родился ребенок, я сделал тест на отцовство и узнал, что он не мой, – продолжил швейцарец, не отвечая на вопрос. – Не мой – значит, твой. Я приехал в Тулузу и без спроса взял образец твоей ДНК. Это было нетрудно. Не труднее, чем позаимствовать твое оружие. В обоих случаях оказалось достаточно вскрыть твою машину. Сервас пытался думать – и почти перестал дышать. – Да-да, Жансан убит из твоего пистолета, – подтвердил Гиртман. – Я спустил курок. Пока ты ночью гнался за ним, я подменил твой «ЗИГ-Зауэр» идентичным, а через несколько дней вернул его на место, в бардачок.