Виктор! Точно. Старый боевой друг и приютит, и советом поможет. Но главное — не пристрелит его из чисто спортивного интереса. Что ж, ему есть куда идти. Жаль только, опять придется являться без предупреждения. Ну да к Виктору можно без церемоний. Уже в гораздо лучшем настроении Прохор прибавил шагу. Насколько позволяли легкомысленно болтавшиеся на ногах шлепанцы. — Ты что, с пробежки? Хороший вопрос в четыре утра. Виктора ничем не прошибешь. Он стоял в дверном проеме — сонный, в «боксерах» и майке-алкоголичке, флегматично оглядывая приятеля с головы до ног. — Ага, новый спорт осваиваю — бег в шлепанцах, — Прохор криво улыбнулся. — Ты меня на пороге допрашивать будешь или в квартиру пропустишь? — А, извиняй. Заходи давай. Виктор жил один в крохотной «хрущевке», удивительным образом избежавшей сноса. Серое обветшалое здание казалось древней подлодкой, затаившейся в мутной воде, среди растущих вокруг элитных многоэтажек и мегамоллов. Как и Прохор, он все еще не нашел себя в шумном мегаполисе после «армейки» и перебивался случайными заработками, не особо заботясь о перспективах. Даже постоянной подруги у него не было. Не говоря уж о такой роскошной бабе, как Тина. Иногда Прохору казалось, что Виктор втайне завидовал его удаче — оттого они как-то незаметно и перестали регулярно общаться. Все было вроде как всегда, только прежняя душевность пропала. А может, просто показалось. В любом случае Виктор оставался теперь его единственным другом. И последней зацепкой за эту странную, ускользающую реальность. Сейчас, когда Витя ставил на древнюю плиту обшарпанный чайник, доставал сигарету из мятой пачки, он казался символом настоящего мира — простой, реальный, правильный. Только кругляш нейрофона в ухе напоминал о том, что мир все-таки уже не тот, что раньше. Впрочем, распахнутое окно, луна за ним и тихое щебетание какие-то утренних птах напоминали: мир ничуть не изменился. Другими стали люди. — Ну, рассказывай, — окутываясь сигаретным дымом, сказал Виктор. — Выиграл ты свои миллионы? — Чего? — Прохор не сразу понял, о чем это. — А, ты про турнир? — Ага. Про него. — Понимаешь, там такая штука… Даже Тине он не стал бы рассказывать всего этого. Не потому даже, что она могла посчитать его психом. А потому, что не всем можно поделиться с девушкой. Есть вещи, которые можно рассказать только проверенному старому другу. Он рассказал почти все. Кроме подробностей про Буку. Он и сам не очень верил в то, что этот странный человек существует на самом деле. Просто остановился на том, как сгорел нейрофон перед самой встречей с целью. — И как ты теперь — без нейрофона? — спросил Виктор. Можно было подумать, рассказ приятеля его не особо впечатлил. Он разливал кипяток по чашкам, в которые от души насыпал растворимого кофе и сахара. Чашки были старые, как и все в этом доме, от разных сервизов. Ложки тоже разные. Прохор даже склонился, чтобы поглядеть: разные ли под столом табуретки. Табуретки были одинаковые. Сказал: — А, нормально. Без нейрофона даже лучше. Хочешь совет? Выкини свой, пока слишком не привык к нему. Говорят, потом уже не сможешь от него избавиться. — Ну, нет, — Виктор покачал головой. — Нейрофон — одна из немногих радостей в моей жизни. Если хочешь — единственная радость. Им я превращаю эту халупу в роскошную виллу, всяких мымр по вызову — в красоток, ну и так далее. — Ты хоть понимаешь, что с этой штукой все глубже погружаешься в самообман? — Вся наша жизнь — самообман. Люди покупают счастье за деньги, не понимая, что это суррогат. Или, как мы с тобой, пьют растворимое дерьмо, думая, что это кофе. Нейрофон, по крайней мере, обманывает изящно. — А, понятно. Ну, дело хозяйское. Он принялся прихлебывать горячий кофе. Насчет «растворимого дерьма» Виктор, конечно, преувеличил. Нормальный кофе, крепкий. Черный кофе в такую рань — особое удовольствие. Даже растворимый. Виктор уселся напротив, принялся размешивать кофе, глядя на друга странным, долгим взглядом. И ложечкой он звенел слишком долго — как будто «завис» где-то в своих нейрофонных дебрях. Прохор удивлено поглядел на него, поднял бровь: — Хватит уже звенеть. Слаще не станет. — Значит, упустил ты свои денежки, — сказал Виктор. — А я бы не упустил. — Полагаешь? — хмыкнул Прохор. — Для этого, по крайней мере, надо попробовать. Я попробовал — и вот результат. — Это потому, что слишком близко к цели подошел. — Откуда ты знаешь? — снова удивился Прохор. — На форуме обсуждают. Говорят, надо бить метров с десяти минимум — иначе этот гад нейрофон повреждает. — Погоди… Ты что же, на форуме? В «Мир убийц» стал играть? А как же «времени нет», «неинтересно»? — А знаешь — решил попробовать. Когда ты сказал, какой приз у вас на турнире — я подумал: какого черта? Живу в этом сарае, пашу охранником, как тупое быдло, — и никаких перспектив. — Ну, что же… — нервно усмехнулся Прохор. — Попытка — не пытка. — Вот и я так подумал, — рассмеялся Виктор, подымаясь из-за стола. — В конце концов, я стреляю получше твоего. Да и другие навыки у меня на высоте. — Что есть, то есть! — Ну вот и проверю. Погоди, я сейчас… Он вышел из кухни. Прохор же пил кофе, нервно хмурясь и думая. Что-то ему не понравилось в словах Виктора. Все эти его рассуждения о погоне за эфемерным призом — это не про Виктора. Не купишь его такой «заманухой». Виктор из тех, кому синица в руках важнее гипотетического журавля в небе. Он скорее всю жизнь на фейс-контроле простоит, чем обыкновенный лотерейный билет купит. Не говоря уж про то, чтобы тратить время на сомнительные виртуальные игры… Из коридора послышались тихие шаги. — Послушай, Вить… — начал Прохор, поворачиваясь. И чуть не подпрыгнул, выронив из рук кружку. Та грохнулась на пол, расплескав кофе по полу и стенам. — Чего это ты свинячишь? — с улыбкой спросил Виктор. В его руках был помповый дробовик без приклада. — А ты ч-чего? — глядя на оружие, заикаясь, пробормотал Прохор. — Не видишь, что ли? Играю, — Виктор оскалился в нарочито добродушной улыбке. — Пошел ты… — Прохор попятился вместе с табуреткой. — Если ты шутить вздумал — то зря. Нервы у меня ни к черту. — Какие шутки, — Виктор медленно зашел на кухню, продолжая направлять ствол приятелю в живот. Прикрыл за собой дверь, подтянул ногой табуретку, сел. — Зря ты на игровой форум не заходишь. Купил бы себе новый нейрофон — не делал бы глупостей. — Я не понимаю, Витя. — Я разве не говорил? Теперь главная цель турнира — это ты, Про. — Кто?! — А говоришь — хорошо без нейрофона. Видишь, ты уже не в курсе происходящего. И чем дальше — тем хуже будет. — И что ты собираешься делать, Витя? — Я собираюсь выиграть турнир. Взять главный приз. У тебя ведь не получилось — и джекпот вырос. — Ты что, не слушал меня? Игра подсунула тебе настоящее оружие! Ты хочешь убить меня по-настоящему? Виктор склонил голову набок, оглядел друга с головы до ног. Только в его взгляде не было больше ничего дружеского. — Я не верю во всю ту ахинею, что ты тут нес. Более того, я не верю в твои бредни про настоящее оружие. Полиция этого бы не допустила. — Ты держишь настоящий ствол, идиот! — … я даже не верю, что ты — настоящий Прохор Видов. Думаю, ты всего лишь нейрофонная копия. Просто игровая цель. Ты читал правила? Охота идет на нейрофонную копию лидера игрового рейтинга. А ты — лидер, Про! Как это мило: ты опять лидер! Лицо Виктора вдруг исказилось злобой: — А с какой стати ты — лидер?! Я всегда был лучше! Я больше работал над собой, хоть у меня никогда не было таких данных, как у тебя! Я пахал как вол — а все доставалось тебе! И даже когда тебя пинком вышибли со службы — ты все равно умудрился подцепить себе бабу, о которой я даже мечтать не могу! Такая на меня и не посмотрит, а тебе все на тарелочке, без усилий! — Я не понимаю… Ты что же, Тину ко мне ревнуешь? Завидуешь, что ли? — Идиот… — Лицо Виктора посерело от злобы. — Да я всегда тебе завидовал! Тому, как ты по служебной лестнице пер, как начальство тебе улыбалось! А мне — одни тычки и затрещины! — Погоди… — Нет, это ты погоди! Раз уж развел меня на откровенность, так получай по полной! Если хочешь знать, это я на тебя «телегу» накатал! Я! Это по моей воле тебя слили в утиль, понял? Я так решил — и все! Тебя нет! — Врешь… — Ну уж нет! Просто невозможно было терпеть тебя на своем пути. И все было ничего — если бы этой же «телегой» не зацепило меня самого. И вот мы оба за бортом жизни.