– Не вам решать, где мне быть! – тихий, едва различимый громовой раскат пробегает по его коже, а серые глаза темнеют, как небо перед грозой. – Мне, – опровергает он. – Давно пора было, – и сам не верит в то, что несет. – Проваливай отсюда, – от него веет непонятно даже ему самому решимостью. В грозовом небе лишь на мгновение вспыхивает молния, и неверие отражается в серых глазах на худом и бледном лице, а его это только подстегивает. – Прочь, я сказал! – приказ, не просьба. Она неподвижно застыла, бестелесным призраком повиснув перед дверью, за которой жизнь граничит со смертью. – Не делайте того, о чем пожалеете, – пытается унять бушующий шторм, но слишком поздно. Все в нем сегодня слишком. – Не надо, – серый кардинал знает свое дело и ограждает Адама еще и от его же собственных ошибок, одна из которых сейчас сражается за жизнь, а он не видя броду… – Я сказал, исчезни! – Адам хватает ее за локоть и тащит на себя. – Ты меня поняла? – пальцы стальным захватом сжимаются на подбородке, впечатываясь в бледную тонкую кожу ее нижней челюсти. Пташки в холле почуяли неладное и засуетились. Стайка встрепенулась, нахохлилась и легким шуршащим движением крыльев двинулась к ним. Адаму их не сдержать. Только не сейчас, когда он слаб, и она явно сильнее. Кролик прыгнул на циркулярку, что уже перемалывает его кости. Адам стоит на своем: – Кивни, если поняла, – знает, что она кивнет. Она всегда кивала, хоть и делала все по-своему, но тихий шепот за спиной и шаги по коридору только подстегивают. – Проваливай, – цедит он ей в лицо, наклонившись к ней низко, почти касаясь губами покрывшегося испариной лба с налипшими спутанными волосами. Молчит. Молчит, сглатывает и кивает. Грозовое небо мрачнеет и затягивает беспросветными тучами, из которых вот-вот хлынет непрекращающийся ливень. Выскальзывает из его рук и мелкими шагами отступает назад к двери на лестницу. Не сводит с него глаз. Смотрит пристально долго с невысказанной болью. Она должна быть здесь. Дракон должен охранять свою Принцессу, и пташки знают.… Крадутся, перелетая с ветки на ветку, подбираются ближе. Чуть ближе и Адаму не успеть… – Вон, – выплевывает он, и она устремляется к двери, налетает на нее всем телом, вынося и выбегая на лестницу, спотыкаясь, почти падая, уходит. – Что-то случилось? – прощебетал над ухом Крис, когда дверь за ней захлопнулась. – Пока без изменений. Стабильно тяжелое, – Адам пытается придать голосу ровное звучание, но выходит хрипло, злобно, рвано. – Позови, если что понадобиться, – Оулли не верит ни на унцию, только сверлит карими глазами из-под огромных очков, но, проводив мотающуюся дверь долгим взглядом, возвращается к стае пташек, ждущих, когда их Принцесса опять запоет. Стабильно тяжелое. Точнее и не скажешь. В их жизни от стабильного до тяжелого рукой подать. Она должна была быть здесь, рядом со всеми, а он прогнал ее от общего очага, будто она чужой для них человек. Может, так оно и было. Для всех них. Полуволку не место среди волков. Их стая живет по своим законам, а псы так легко приручаются. Тянутся к заботливой руке, пусть та и душит, приказывая каждый раз кивнуть. Так слепо ищут чуждых их миру любви, ласки, понимания. Пташки поймут. Они не станут спорить с вожаком. Проглотят «так надо», затянув лебединую песню, лейтмотив которой стабильно тяжелое. Кажется, кому-то из них стало плохо. Видимо, это был Лориан. Крис все же растолкал спавшего Седрика, которой пошел на пункт медсестер за нашатырем. Адаму было плевать. Пусть хоть передохнуть здесь все, как канарейки в шахте. Лишь бы Лиам остался жив, и Ник улыбался ему, как прежде. Вроде бы это все, что Адам хотел попросить у Санты в близившийся канун Рождества. За окном пошел снег. Белый и пушистый, жаль, что ненадолго. Он кружил в воздухе в свете красно-синих проблесковых маячков неотложки. В мыслях Адама, как на дорожке заевшей пластинки, крутилась только одна фраза: «Стабильно тяжелое». Глядя на падавший за окном снег, он не мог не отметить сходства, все было как тогда, пять лет назад. Длинный больничный коридор, толпы незнакомых людей, стойкий запах лекарств и ноябрьский снег за окном… Он был совсем крошечный, как казалось Адаму. Помещался сразу на обеих его ладонях. Сморщенный, скукоженный, но уже такой важный для них всех, гордо носивший фамилию Ларссон. Лежал на его руках в больничных пеленках, когда медсестра вручила ему маленький белый сверток. Пока его брат был с ней в палате интенсивной терапии, Адам стоял и смотрел, ради чего девчонка едва не умерла. И да, оно того стоило. Каждого херого дюйма этого маленького комочка в чепчике. Волосы были светлые, прямо, как сейчас, а глаз он не открывал. – Ну-ка дай сюда, а то сломаешь, придется нового делать, – мелкий говнюк позвал его из-за плеча. Адам повернулся к нему и смотрел, как его брат глядит с тревогой, но не может сдержать улыбки. Значит, жива. Он осторожно передал ребенка на руки Лиаму, наплевав на больничный режим и стерильность, о котором твердила медсестра. – Медсестра дала его мне… – хрипло после долгого молчания сказал Адам, и потер глаза из-за чертовых линз, больше же не из-за чего, верно? – Я понял, – отмахнулся Лиам, качая и так крепко спавшего ребенка. – Ты кольцо обручальное не снял, тупица, – прозвучало с укором, но развивать дискуссию брат не стал, всматриваясь в черты спавшего младенца. Адам посмотрел на руку, где все еще носил обручальное кольцо, которое вдовцу давно пора было переодеть на другую, и снял его, засунув в карман, не смирившись до конца со своей утратой. – Имя уже придумали? – он предвкушал услышать что-то плебейское типа «Джейсон» или «Джером», но Лиам только хитро усмехнулся. – Конечно, – сейчас как-то по-особенному тепло улыбнулся брат. – Николас, – Лиам впервые назвал ребенка его именем, и малыш скуксился, но продолжал спать. – Красивое имя, – кивнул Адам, чувствуя непонятную пустоту в своих ладонях. – Отцу понравится, – как-то совсем не по-мужски шмыгнул он носом, но ничего не мог с собой поделать, когда смотрел на крохотное детское личико. – А девочка как? – чисто из вежливости и заполняя паузу, спросил Адам. Ему, по сути, было плевать. Результат перед ними. Готовенький, прямо из печки, их копия, как ни крути, а семейные черты ничем не перебьешь даже в младенчестве. – Стабильно тяжелое, – нахмурился брат и помрачнел, прижимая к себе теперь уже Николаса. Адам не ответил ему тогда. Только кивнул. Думал, что может быть, все обойдется и тяжелое перевесит стабильное, но, видимо, не судьба. Стабильно тяжелое. Это все слова, какими Адам мог описать сложившуюся тогда в их семье ситуацию. Его младший брат оказался редкостным долбоебом космических масштабов, который вначале подсунул отцу фальшивую невесту, убедив его в своей гетеросексуальности, но и этого ему оказалось мало! Мелкий говнюк непонятно каким образом умудрился заделать этому существу инопланетной расы ребенка. Конечно, возможно, это произошло в результате перекрестного опыления ветром из открытой форточки или от купания в одном бассейне, черт его знает, как эти существа с ее планеты вообще размножаются. Адаму едва удалось уговорить отца не убивать ненормальную парочку на месте и разрешить им оставить ребенка. И Грегори разрешил. Адам еще долго не мог в это поверить, но отцу виднее. Стабильно тяжелое. Вот как можно было описать состояние Адама во время разговора с отцом. Грегори настаивал, что его внук не будет ублюдком и должен родиться в законном браке, от чего будущие молодые родители пришли в тихий ужас. Но девочка же быстро сориентировалась, мол, это всего лишь подписи и не стоит предавать этому так много значения. Умница. Даже согласилась подписать добрачное соглашение. Не глядя. Дурочка. Адам до последнего надеялся, что девчонка хочет их нагреть и подсунуть им чужого ребенка, но в результат ДНК-анализа с вероятностью в 99,9999999999% подтвердил отцовство Лиама, чем привел всех в крайнее недоумение, а Грегори в дикий восторг. Стабильно тяжелое. Именно в таком состоянии она оказалась в тот день в больнице и чуть не погибла. По его вине. Где-то в глубине души тихий голосок совести Адама попытался выплюнуть кляп и воззвать к хозяину, но Адам лишь плотнее закрывал дверь в подсознание, где привязанная к стулу с замотанным скотчем ртом сидела его совесть. Стабильно тяжелое. Вот так он мог описать тогда свое моральное состояние, когда его приняли за отца Никки. Когда настал день ее выписки, у него оставалось не так много времени, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз. Без Лиама, без матери, без отца и без Никки. Грегори сказал, что Адам должен сам все угадить – такова его плата за ребенка. Адам, оставивший ей толстый конверт с деньгами и документы для подписи, вошёл в палату, чтобы увидеть там пустую кровать, подписанные документы на развод и нетронутый конверт. Она не взяла ни единой банкноты. Тогда он думал, что она навсегда исчезла из их жизни, оставляя в памяти лишь то, что ее состояние совсем недавно было стабильно тяжелое. Мелкий снег за окном все падал. Адам смотрел на него, стараясь унять сжимавшееся сердце. Еще немного и он ляжет в палату кардиологии, или и того хуже – опять начнет курить. – Адам, – Крис тихо позвал его, перекладывая спавшего Седрика со своего плеча. Ларссон посмотрел на него взглядом, затуманенным воспоминаниями, и не сразу понял, что Крис кивает ему в сторону лифта. Только знакомый топот маленьких ножек заставил сердце биться невообразимо часто. – Никки! – он не мог поверить своим глазам. Время ночь-полночь, а родители велели привезти ребенка в больницу. Наверное, думали, что все совсем плохо, что, собственно, не далеко от истины. Адам присел, и мальчишка тут же повис на нем, обнимая за шею. – Я так рад тебя видеть! – прижимал он к себе ребенка, пока за окном шел мелкий снег, прямо как тогда, пять лет назад. – Я люблю тебя, дядя Адам! – по-детски искренне сказал светловолосый малыш. – И я люблю тебя, Никки, – обнимал его Адам, чувствуя, как его сердце выписывает в кардиограмме «стабильно тяжелое». Что в имени тебе моём Двери лифта, остановившего кабину на самом верхнем этаже, бесшумно открылись, пропуская мужчину в темное пространство пентхауса. Под пологом долгой зимней ночи здесь царили темнота и тишина никем и ничем ненарушаемые. Только тихие удары капель таявшего снега, бившие в панорамные окна, были едва слышны в пустом и прохладном сумраке этажа. Но кроме них, ни звука, ни кванта света. Абсолютный покой, которому он был несказанно рад. Адам мертвецки устал за последние сутки. Ему было необходимо хоть немного прийти в себя и расслабиться. Только час назад после объявления медиками, что жизнь брата вне опасности, он выехал из больницы и едва волочил ноги до машины, представляя, как, наконец-то, снимет грязную одежду и хоть немного поспит. И уже предвкушая желанную близость мягкой постели, пройдя в гостиную, Адам заметил, что дверь в апартаменты Лиама приоткрыта. Дурной знак. Протиснувшись внутрь комнат брата, Адам достал пистолет из-за ремня и бесшумно подошел к настежь открытой двери в спальню Лиама, откуда лился мягкий приглушенный свет. Направив оружие перед собой, он медленно шагнул в комнату, но увидев человека в ней, с облегчением выдохнул и опустил оружие. Она сидела на полу, прислонившись спиной к кровати, и смотрела в окно, прижимая к груди пиджак Лиама, в котором он был, когда поймал предназначенную Адаму пулю. Тысяча слов застряла у Адама в горле. Тысяча невысказанных «прости» и «пошла ты», но как только Эванс подняла на него заплаканные глаза, он не смог ей ничего сказать. Все было сказано тогда в больнице, в запале гнева, страха и боли, общих, как оказалось, для них обоих. И как теперь ему виделось, он был готов ко всему: от удара по лицу до убойного мата, но только не к ее слезам. Их он видел один раз в жизни, и поверьте на слово, Адаму хватило. В тот день, когда он нашел ее в комнате Ника возле детской кроватки, что навсегда отпечаталось в памяти. Не ожидая увидеть его здесь, как и он ее, Эванс прижала пиджак Лиама к груди в защитном жесте, выдавив сквозь слезы: – Мистер Ларссон, простите, я снова вас подвела… Простите меня, мне не следовало сюда приходить… Завидев его, слезы быстро высохли. Только влажные дорожки на бледных щеках подтверждали, что те все же были, что она чувствует, и все еще человек, а не выцветшая тень самой себя, превратившаяся в абсолютно серое. Устав от постоянных баталий, от проклятых благих и истинных, он подошел к ней и сел рядом, прислонившись спиной к кровати, вытянул ноги и откинул голову, наконец, расслабившись, придавленный неподъемным грузом вины. Перед братом. Перед ней. Перед самим собой. – С ним все будет в порядке, – успокоил он ее, глядя в окно на пасмурное ночное небо. Адам знал, что мать уже ей позвонила, но все равно уточнил. Скорее для себя, чем для Эванс. – Ты все сделала правильно, – его голос был спокойным и усталым. На всплески и гнев сил уже не осталось, да и смысла в них он больше не видел. – Ты рисковала ради него, – уставившись невидящим взглядом в медленно плывущие по небу облака, Адам больше говорил в темноту, чем с девушкой рядом с ним. – Рисковала всем ради Лиама, – горькая усмешка на красивых губах, и в уставшем голосе проскользнуло нечто похожее на смесь зависти и восхищения. – Я не могу его потерять. Он – это все, что у меня есть. Лиам моя семья, хоть он так и не считает, но это не важно, – мелила она онемевшими губами. – Важно, чтобы с ним все было в порядке, – девчонка опять уткнулась в окровавленный пиджак, пряча в нем заплаканное лицо. Опять слезы и сдавленные рыдания, будто до этого их было недостаточно. Скорее уж слишком. И не выдержав еще одной порции пустых слез от того, от кого совсем не ожидал, Адам снова взял ее за подбородок уже привычным для них обоих жестом и повернул ее лицо к себе, чтобы заглянуть в серые глаза и увидеть в них ровную гладь северных озер и ничего. Пасмурное, хмурое и такое привычное ничего. Эванс отвела взгляд, но вырываться, в чем не было ни смысла, ни сил, не стала. – Посмотри на меня, – приказал он, но слышалось, что нехотя и будто через силу. – Я сказал, посмотри на меня, – немного громче сказал Адам без привычного ему напора. Сейчас он не заставлял. Он звал и направлял, как истинный вожак, и девушка подняла на него заплаканные глаза, в которых боль смешалась со страхом. – Если бы не ты, он был бы мёртв и уже давно, – Адам опустил, что скончался бы от передоза или пьяным вылетел в кювет. – Лиам был бы мёртв, – подытожил он и смотрел на нее, не отрываясь, внушая спокойствие. – Ты все правильно сделала, ты меня поняла? – сейчас ему нужна его послушная девочка, а не истеричка со слезами и нытьем. Хватит с него Кристофера. – Кивни, если поняла, – велел он, уже не сжимая ее челюсть, как было раньше, а настойчиво попросил, удостоверившись в ее работоспособности, потер пальцами замерзшую бледную кожу, так приятно холодившую руку. Да, это непоправимо. Да, Лиам пострадал. Да, они понесли невосполнимый урон, но останавливаться в шаге от цели, Адам не станет, а чтобы дойти до нее, ему нужен полностью собранный и сосредоточенный штурман, а не размазня, утирающая слезы платочком или краем пропитанного кровью пиджака. И направив ее на путь успокоения, Адам искал в нем свое. Шагнул непреодолимой силой навстречу неподвижному предмету, сметая его потоком. И смел. Базальтовые скалы дрогнули под натиском радиоактивного моря. Затрещали и осыпались черным песком ему в ладони. Эванс только кивнула. Она всегда кивала. Дорожки слез заблестели на ее щеках в слабом свете одной-единственной лампы. Воля сломлена, вихрь подчинен, но где теперь найти силы, чтобы им управлять, Адам и не мог представить. «Не годится», – недовольно подумал он, зная по себе, что в таком состоянии работать дальше нельзя, а работы им предстояло еще много. – Мистер Ларссон, я не хотела, я не слушала вас… – залепетала девчонка, оказавшаяся чересчур разговорчивой в минуты эмоциональной слабости. Не Адаму разбрасывать камни по этому поводу. Сам успел наговорить ей лишнего в больнице, сам первым показал свою слабость, но чтобы не случилось, он должен был оставаться сильным. Вести за собой, всех, кто подобно блудной овце готов был отбиться от стада. Он не дал ей договорить. Притянул её лицо к себе, заткнув ее единственным доступным способом, целуя. Грубо. Властно. Не терпя возражений. Держал ее лицо мёртвой хваткой, так чтобы она не могла отстраниться. Целовал, прижимая, подчиняя, не давая возможности сделать хоть один-единственный вдох. Только его воля. Только его желание. Только его контроль. Полный и абсолютный контроль.