Не зная, сколько ещё сможет сопротивляться ему, Эванс не протестовала. Сил выстоять в этой постоянной борьбе уже не осталось. В их противостоянии кто-то должен был проиграть, и она сдалась первой. Как в тот раз в кабинете, двинулась ему навстречу, положив руки поверх его. Сдалась на милость победителю, побеждая, даже когда проигрывает. Позволила, чего не позволила бы никогда, будь они хоть на дюйм дальше от неминуемой гибели, чем сегодняшним вечером. Контроль опасен. Он опьяняет, будоражит, подталкивает. И Адам не задумываясь, где он и с кем, идет в наступление, прижимает её спиной к борту кровати, лишив возможности пошевелиться. Давит с такой силой, что, казалось, её ребра захрустят и треснут, а в руках останется только черный песок. Язык скользнул в её рот, исследуя и подчиняя. Без апелляций, без возражений. Его победа без аннексий и контрибуций. Ее победа при полном поражении. От, по меньшей мере, дикого, звериного поцелуя в голову девушки ударило убойной дозой коктейля из похоти, подкашивающей разум, и ужаса от ее осознания. «Почему я так реагируют на него, почему не могу оттолкнуть? Это не Лиам, этот человек – чудовище», – с последней надеждой отрезвляла она себя, а пальцы зарывались в светлые волосы, притягивая его голову ближе. Губы сами разомкнулись, пропуская внутрь чужой язык, проталкиваемый в горло и без ее на то разрешения. И отчего-то так сладко, так хорошо, и все кажется таким правильным. Таким, каким и должно было быть уже давно, а она еще и сопротивляется в собственных мыслях, по крохам собирая сомнения. Рациональное все дальше отходило на задний план. Желание подчиниться своему вожаку затмевало расчетливый и прагматичный ум, павшим в неравном бою с гормонами и разжигаемом ими желанием. Адам же первый внял голосу разума и отстранился от нее, глубоко дыша, и смотрел взглядом полным… Эванс не поверила глазам. Токсичное море затапливало ее желанием и похотью. Накрывало волной, да так, что не всплыть. Кипело белой пеной, облепляя мысли, и просачивалось сквозь черные остовы острых скал, оголяя спрятанные под толщей токсичных вод мысли, чувства, желания. Она провела подушечками пальцев по щеке с жесткой отросшей щетиной, коловшей ее кожу, и не смогла не отметить, насколько же они с Ли похожи внешне. Ровно настолько, насколько были разными по сути. Сходство было поразительным, особенно сейчас – в темноте комнаты при слабом свете. И теперь она уже сама потянулась к нему за поцелуем, так до конца не понимая, кого в итоге из них двоих бы выбрала. Робко целуя в ответ, боясь, что все, что он сделал до этого, было секундным порывом или его очередной злой шуткой, коснулась пересохшими губами его губ, и он не оттолкнул. Застыл подобно мраморной статуе, как и присуще божеству, и сам боролся с нахлынувшими эмоциями, пытаясь взять их под контроль. Под полный контроль. В замешательстве, в смятении, в ужасе от бессилия. «Какого хера я творю? Это же Эванс… Серая мышь младшего брата!» – возмущенно думал он про себя, отметая уже нестерпимое желание прижать ее к кровати и трахать, с намерением послать куда подальше девчонку без рода и племени, посмевшую думать, что она может быть ему интересна, втянувшую его в столь сладкий на вкус поцелуй с солоноватым привкусом крови из треснутых и укушенных губ кого-то из них. Его замешательство – ее секундная передышка, и не воспользоваться ей нельзя. Для него, для нее, для них. И Эванс воспользовалась. Высвободила руки из стальной хватки, положила на широкую грудь мужчины и провела по ней к плечам, успокаивая и унимая эту никому не нужную волну дремавших годами в анабиозе и проснувшихся чувств. Сжала окаменевшие под ее пальцами мышцы. Едва касаясь его губ своими, осторожно скользнула между ними языком. Проверяла, насколько же стойкая его воля, принципы и насколько правдив был его блеф. Напор, с которым Адам ответил, смел все сомнения в головах обоих вместе с установленными ими много лет назад границами. – Я хочу тебя, сейчас, – скомандовал Адам тоном, нетерпящим возражений, едва оторвавшись от нее. Голос прозвучал резко, грубо, на грани срыва на звериный рык. В глазах бушует медное пламя, пляшут чертовы бесы в предсмертном танце разума. Прозвучало столь же неожиданно для нее, как и для него самого. Горькое признание, в чем он под присягой бы не сознался, а сейчас говорит это ей в лицо, не боясь пойти на поводу ее блефа и провокации, которых как не было, так и нет. Эванс отстранилась от него и посмотрела в зеленые отблески агонии его рассудка, вспышками мерцавшие в глазах, и без лишних слов поняла, что грызло его изнутри сейчас. Съедало до основания, мучило и скоблило душу. Сам факт, что он хотел ее, был для него унизительным. «Да, ты не Лиам. Ты мистер Долбанное Совершенно, Сир Безупречный Адам, мать его, Ларссон!» – напомнила она себе, кто сейчас перед ней, глядя на почти озверевшего от похоти и гнева на самого себя мужчину. – В таком случае, мне лучше уйти, чтобы вы не сделали того, о чем пожалеете, сэр, – с принятием того, что вбила себе в голову уже давно, отвечает она. Эванс отвела взгляд от бесновавшихся зеленых всполохов горящей меди и на медленно начала подниматься на затекших от долгого сидения ногах. Кто, как ни она понимает его лучше, чем он сам? Без слов, без действий, на интуитивном уровне. Он еще не понял, в чем причина ее ухода, а она уже отвечает на все его вопросы. Передышка, как глоток свежего воздуха. Всего мгновение устаканить разум, который затмило желание, и унять каменный стояк. Вот только мгновения уходят, а легче все никак не становится. Только благодаря долгим, многолетним тренировкам, он удерживает себя на месте. Так и сидит, опираясь спиной о кровать, и смотрит, как она встает и уходит. «Спасибо. Спасибо, что опять спасаешь меня, хоть я и не прошу, хоть я и не заслуживаю, наверное», – думает он, и не его воля в итоге побеждает. Опять. Снова. Они столько лет удерживались на этой грани только благодаря ей, не ему. Сорвись она сейчас, и оба полетели бы в пропасть. Она устояла, хоть он и не просил. Хоть и не хотел этого сейчас, но ее воля проходит испытание боем. Опять. Снова. Как и семь лет назад, когда она выбрала Лиама, а не его. Как выбирает Лиама сейчас, оставляя его одного. Обидно? Наверное. Заслужено? Вполне. Пройдя нетвердой походкой пару шагов, Эванс положила пиджак на кресло, нежно проводя по материи кончиками пальцев под прожигающим взглядом зеленых глаз. От этого простого жеста Адама передернуло. «Чем я хуже тебя, Лиам?» – набравшись, наконец, смелости, спросил он себя. Осмыслил вопрос, годами мучавший и изводивший его, царапавший изнутри голодными кошками, при одном только взгляде на Ника, и от осмысления проблемы легче не стало. Ревность. Вот что двигало им все эти годы. Зависть к тому, чего у него никогда не было и никогда не будет, а его младший брат имел и никогда не ценил, чертов тупица. И вот теперь стало невыносимо на душе. Кошки закребли и завыли, заставив резко подняться на ноги, в два шага преодолеть расстояние до девушки, оторвать ее от пола, закинуть к себе на плечо и, послав все свои принципы лесом и без карты, потащить в сторону кровати. – Мистер Ларссон, не делайте того, о чем потом пожалеете, дайте мне уйти сейчас, – Эванс пытается говорить спокойно, но голос предательски дрожит. Не от страха, не от предвкушения. От обиды и понимания его сомнений. Не он образец воли, что стойка, как утренний туман. Не его воля держит их перед шагом в пропасть. Семь лет долгий срок для них обоих, пройденный длинный путь взаимных обид, упреков и ошибок. У всего есть срок давности, и даже у самой сильной воли есть предел. – То, что мне нужно, я беру, мисс Эванс, а вам следует научиться вовремя закрывать рот! – Адам бросил её на кровать и прижался сверху всем телом. Придавил своим весом, как его придавливает осознанием собственного поражения при полной победе. – От меня так просто не уйти, мышка, – шипит ей на ухо сладким тягучим голосом, намеренно пугая, зля, раздражая, провоцируя. Блеф в ответ на блеф, вот только ее или его, сам не понимает до конца. От глупого, почти детского прозвища продирает до внутренностей. По коже пробежала волна электрического тока, и слышится где-то на краю сознания: «Иди сюда, моя мышка». Голос Лиама в мыслях звучит, успокаивая, подталкивая, убеждая, что все будет хорошо. Вот только будет ли, она уже не уверена. Смотрит на человека перед собой сквозь решетку ресниц едва приоткрытых век и видит его – Лиама. Заглядывает в светившийся смертоносными лучами торбернит, но узнает лишь серпентин, искрящийся в радужных бликах. Всматривается в до боли родные черты и вместо мужественного лица, глядевшего на нее сквозь забрало доспех Его Безупречности, ее воображение рисует мягкие черты Лиама кистью выбившихся из чужих пальцев прядей волос, царапает простым карандашом ногтей по коже, штрихует потекшей с ресниц тушью. – Вот ты и попалась, мышка, – слышала она, но уже не понимала, чьим голосом было сказано: мягким и родным, или холодным и надменным. «Не поспоришь. Действительно попалась», – уже смиренно подумала она. Ларссон же не давая вставить возражений, прибег к излюбленному приему по затыканию и впился в мягкие губы поцелуем, попутно мешая нормально вздохнуть. Правильно делает. Мертвая Эванс – тихая Эванс. Так она точно ничего не возразит, а асфиксия – дело десятое. Главное, чтоб не болтала. С силой рванув полы тонкой рубашки в разные стороны, он даже не задумался о возможности ее расстегнуть. Так быстрее и надежнее. Доходчивее, если быть точным, а Адам сейчас хотел быть предельно точным и объясняться по сто раз точно не собирался. Пуговицы полетели в разные стороны и застучали по паркету, подскакивая и раскатываясь по полу комнаты. Взгляду мужчины предстало хрупкое девичье тело, выделявшееся неестественной белизной на пошло-красном белье постели младшего брата. Адам не мог не отметить, что ей оно очень шло. Встав на колени, возвышаясь над ней, Ларссон хищно осмотрел девушку, стаскивая с неё остатки ткани, недавно бывшей ее рубашкой, и не особо заботился о сохранении цельности остатков. Брюки и белье постигла та же участь, и те упали лохмотьями на пол. От звука рвущейся ткани девушка пришла в себя, села на кровати и принялась расстегивать рубашку Адама, не уподобляясь его примеру. Маленькие проворные пальчики быстро справились с множеством мелких пуговиц, не оторвав ни одной из них. И Адам, ехидно усмехнувшись на ее проворность, зубами содрал с себя манжеты, снял и отбросил ненужный кусок ткани, все еще стоя над ней на коленях. Настал ее черед засмотреться на то, что скрывала окровавленная сорочка. Взгляду девушки открылся вид, способный свести с ума большую часть женского, будем откровенны, – и не только, населения. Осторожно положив ладони на его живот, девушка почувствовала, как мышцы в ответ на ее прикосновения напряглись, и она провела руками вверх и вниз по рельефному торсу мужчины, сбивая его дыхании до низкого, животного рыка, когда пальцы остановились на пряжке ремня. Адам запустил руку ей в волосы и притянул к себе для поцелуя, надавливая на затылок. «Что за черт! Это всего лишь Эванс, почему я так хочу скорее раздеть ее втрахать в матрац!» – негодовал он, теряясь в догадках. Совсем недавно он даже не задумывался над тем, что Эванс вообще существо женского пола, а сейчас его трясет от одной только мысли, что она сейчас окажется под ним. И он уже готов плевать на все принципы и правила рода Ларссонов, лишь бы обладать ею. Освободив себя и ее от остатков одежды, Адам осторожно укусил ее за шею, вырвав у девушки судорожный выдох в ответ, на который мужчина низкой зарычал, сильнее впиваясь зубами в тонкую кожу на шее. Сминая небольшую грудь в ладони, он наблюдал, как она выбирается ему на встречу, как закатываются ее глаза, а на месте укуса выступают мелкие капли крови. Адам и представить не мог ее такой: желанной, раскрытой, влажной и беззащитной. Тогда в кабинете ее стоны проникли ему в голову и изводили во сне каждую ночь, а потом их ночь, когда он сам пришел к ней. Он же не железный. Адам сжал её сосок пальцами, глядя, как она откидывает голову назад и стонет, прося большего, позволяя ему большее. Просто смотреть на такое было выше его сил, которых у него давно уже не было. Роняя девушку на спину, Адам резко и без предупреждения толкнулся в неё, и ее громкий вскрик резанул по ушам и невольно заставил притормозить. Приподнявшись на локте, он посмотрел ей в лицо, ни черта не понимая: нижняя губами прикушена, из-под прикрытых век потекли слезы. – Эванс? – позвал ее Адам, отстранившись, и легко тряхнул, задумавшись, что именно пошло не так. – Все в порядке, мистер Ларссон, – успокоила его девушка, но голос ее отчего-то подрагивал, как и плотно сжатые веки. – Черт, это что, всегда бывает так больно? – без задней мысли выпалила она с небольшой претензией. – В смысле? – Адам приподнялся над ней на вытянутых руках и внимательно посмотрел на нее. Эванс, в свою очередь, никак не хотела открывать глаза, прячась за плотно сжатыми веками. Адам не понимал, где именно в системе произошел сбой. Он в постели с взрослой женщиной, у которой уже есть ребёнок… И медленно и издалека он начал понимать смысл составленной из обрывков фактов общей картины. «Не из тех, кто тащит в койку кого попало», – вспомнил он слова брата. Из размышлений его выдернуло движение под ним. Эванс воспользовалась заминкой и попыталась нагло дезертировать. Она уже почти что выбралась, чтобы удрать по обыкновению, но Адам быстро пресек попытку побега и исправил ситуацию, поймав ее, обнимая и прижимая девушку к себе. – И когда же вы, мисс Эванс, последний раз были близки с мужчиной? – как можно тактичнее спрашивал он, но в голосе Адама все равно проскользнуло любопытство. – Это так важно? – отвечая вопросом на вопрос, Эванс опять пыталась избежать прямого ответа. Она спрятала лицо у него на груди и не спешила смотреть Адаму в глаза. – Как потерпевшая сторона, я имею право знать, за что пострадал, – настоял Адам, улыбнувшись ей в волосы на макушке. – Около шести, – Эванс хотела как можно скорее прекратить этот очень неудобный и очень личный разговор, информация в котором была никак не для сведения Адама Ларссона. – Полгода не такой уж… – начал было он, но на середине фразы понял, что ошибся с единицами измерения. – О, – Адам не стал продолжать мысль. – Ясно, – только короткий кивок. Ее ответ отправил Адама в легкий шок от недоумения. Если учесть возраст Никки и возраст его матери, то первый, и он же последний секс в её жизни состоялся около шести лет назад. Адам даже предположить не мог, что «кого попало» означает всех мужчин, кроме братьев Ларссонов. «Да как же меня угораздило получить такой экземпляр?» – мысли Адама путались от количества парадоксов в этой ситуации. Он вдруг осознал что, его наказание тогда в кабинете возымело куда более сильный эффект, чем он мог предположить. Теперь многое в ее поведении стало понятно. Шесть лет целибата любого нормального человека могут свести с ума, и даже для Адама, как для человека, умевшего контролировать свои естественные потребности, это казалось внушительным сроком. Моргнув в темноту, он продолжал обнимать и гладить по волосам девушку, лежавшую у него на груди. Эванс осторожно проводила подушечками пальцев по его влажной от пота коже и выписывала, кажется, его имя иероглифами. Адам закрыл глаза и усмехнулся, погрузившись в мысли и читая невидимые линии от ее пальцев, пока не почувствовал шевеление рядом с ним. Мышцы на груди Адама напряглись, почувствовав едва различимое колебание воздуха от ее неглубокого дыхания и мягкие губы возле ключницы. Пальцы в волосах девушки сжались. Он хотел оттянуть ее голову назад, убрав подальше эти губы с их шелковыми прикосновениями, но рука дрогнула, разжав кулак и зарываясь в волосы глубже. – Вы полны сюрпризов, мисс Эванс, – сказал он, уткнувшись носом ей в макушку, – далеко собрались? – губы нежно коснулись виска, спускаясь к уху. – Сбежать не получится, мышка, ты попалась, и теперь ты моя, – шепнул он и легонько укусил ее за мочку, несильно, но так, что девушка то ли вскрикнула, то ли простонала. – Мистер Ларссон, вам не нужно этого делать. Если вы не хотите, то я могу уйти, – все еще не оставляла она надежду сбежать. – Разве, похоже, что я этого не хочу, м? – усмехнувшись, Адам прижался к ней, демонстрируя и желание и готовность продолжить, да в такой степени, что у девушки пересохло во рту. – Не бойся, мышка, больно не будет, – шепнул он ей на ухо, хитро улыбаясь, спускаясь костяшками пальцев от шеи к ее груди. – Слышала такое. Не верю, – не успела девушка договорить, как Адам осторожно накрыл ее грудь ладонью, и девушка закрыла глаза, глубоко вздохнув. Не давя, почти бережно он положил руку между ее ног, поглаживая и отвлекая ее поцелуем, и убедившись, что девушка расслабилась, аккуратно скользнул внутрь нее одним пальцем, чувствуя жар и влагу. Черт, как он сразу не понял, в чем же дело, даже тогда в кабинете. Она была такой узкой. По сравнению с верзилой в шесть с половиной футов Эванс сама по себе была чуть ли не кукольных размеров, и прошлый раз ей хватило всего двух его пальцев, чтобы кончить от его руки. В этот раз Адам старался не форсировать события и медленно добавил второй палец, на что сразу же получил ее низкий несдержанный стон. Он поймал своими ее губы, с которых от активных движений пальцев внутри начали срываться стоны, и еле сдерживался, чтобы снова не накинуться на нее и не причинить ей боль, подготавливая ее. Долго ждать ему не пришлось, всего пара минут, и девушка начала билась в его руках, как тогда в кабинете, только теперь он видел ее лицо, и это было незабываемо. – Мистер Ларссон, я сейчас… Прошу, остановитесь… Я больше мне могу… – Эванс утратила способность к связной речи, бросая рваными фразами, чем несказанно порадовала Адама. Конечно, надежды на длительность этого эффекта у него не было, но теперь он хотя бы знает, как его добиться. И проверяя ее способность к рациональному мышлению, аспид шипел ей в ухо, проводя по нему языком: – Что ты не можешь, Миа, м? – наверное, впервые за семь лет знакомства он назвал ее этим именем, но не придал этому особого значения. – Скажи мне. Ну же, сейчас. Я хочу, чтобы ты это сказала, – змей-искуситель так и шипел нежно, сладко, совсем беззлобно и почти не ядовито, как бывало обычно. Жаркий шепот, казалось, внутри самой головы, её имя, произнесенное им, его поцелуи и нестерпимое желание, прижатое к ее бедру, все это будто бы смыло годы глупой семилетней войны между их принципами, мировоззрениями, идеологией. Да и какие уж тут споры, когда от пальцев внутри хочется растечься по покрывалу, рассыпаться черным песком от напора непреодолимой силы. И если кто-то еще летел на Солнце ночью, мисс Эванс решила все же пояснить: – Я хочу вас, – вымучила слова саднящим от стонов горлом, дрожа всем телом и вцепившись в простыню. – Хм, – довольный смешок ей в ухо. – Попроси меня, – змей снова укусил ее за шею, и выбил из нее томный стон, опять вторгаясь в нее пальцами. – Пожалуйста, – вышло уже совсем плаксиво, а он и не сулил пощады, доводя рукой до исступления и сладких судорог. В принципе, еще чуть-чуть, и можно будет на этом закончить. Адам будто почувствовал нарастающий жар внутри нее и притормозил, лаская ее медленно, осторожно. Эванс недовольно зашипела, выгнулась, ища более тесного контакта с рукой, но Адам не даст ей так просто того, чего ей хотелось больше всего, только не так. – Не так, – хитро улыбнулся он и убрал руку, показывая, что продолжения не будет, если она не уступит. – Скажи, что я должен сделать, м? – Адам навис над ней, опираясь на обе руки по бокам от ее головы. – Попроси, и я сделаю, – дожимал он змеиным шепотом. – Прошу вас, мистер Ларссон, трахните меня, – не попросила, а приказала она, глядя ему в глаза. Адам оскалился от ее слов. В зеленых глазах расплескались смертоносные радиоактивные волны, светившиеся в полумраке комнаты. Вся робость и неуверенность серой мышки растворились в этом токсичном море, захлестнувшим ее волной. Дождавшись нужной команды, Адам резко дернул ее на себя, перевернул на живот и поставил перед собой на четвереньки. Он надеялся, что этим минимизирует возможный для нее дискомфорт, ведь остановиться теперь он уже точно не сможет. Подмяв под себя хрупкое тело, Адам провел руками по ее спине и оставил на тонкой талии большие ладони и сжав, фиксируя девушку в нужном положении. Несколько невесомых поцелуев вдоль выступающего позвоночника миниатюрного хрупкого тельца и Адам медленно надавил на нее. В ответ девушка дернулась, но не отстранилась. Лишь мелко подрагивала и рвано вдыхала через нос. Он насаживал ее на себя дюйм за дюймом, медленно, невыносимо медленно. Слушал ее жаркие стоны и едва сдерживался, чтобы просто не вбиться в податливое тело под собой. И когда полностью оказался внутри, потянул девушку на себя за волосы. – Ты в порядке? – спросил он, глядя на нее сверху вниз, но все еще не двигаясь. – Да, – ее полувздох-полувыдох вместо ответа, полувзгляд из-под прикрытых век. – Тогда продолжим, – с этими словами он резко вышел из неё и снова вошёл одним плавным толчком. Выбил себя из нее назад с оттяжкой, из нее – стон, а саму Эванс – из сознания. Девушка под ним вскрикнула, что больше не напоминало крик боли, как минуту назад. Прогнулась в спине и откинула голову назад, свела острые лопатки, выступавшие под кожей. Черт, зачем он выбрал эту позу, это же нереально смотреть на нее вот так и не кончать, и, обезопасив себя, он закрывает глаза. Становится немногим легче, если ни еще хуже. От пряток в спасительной темноте ощущения обострились. Теперь он чувствовал ее изнутри горячую, дрожавшую, сжимавшуюся под ним в сладких судорогах. Он понял, что её финал уже близко, когда Мию тряхнуло так, что она упала бы, если бы Адам крепко ее не держал. Он и сам откровенно уже был на пределе от нахлынувших ощущений. Слишком сладких, слишком острых, слишком неожиданных и будоражащих. – Скажи мне… – наклонился он к ее уху, шепча сквозь спутанные волосы хриплым голосом. – Скажи, и я позволю тебе кончить, – Адам полностью вернул себе контроль над процессом, намеренно оттягивая ее финал, то меняя темп движений, то их амплитуду. – Прошу, позвольте мне кончить, мистер Ларссон, – захныкала Эванс, быстро принимая условия обмена. – Не то, – Адам же повышал ставки, подстраивая условия и Эванс под себя, с силой вошёл в нее, отчего она вскрикнула, и резко остановился, чтобы дать ей возможность сказать ему слова, что он так настойчиво требует. – Что я должна вам сказать? – юлила несговорчивая девушка, но очередной резкий толчок послал по телу мелкую дрожь и никак не способствовал ясности мышления. – Ты знаешь, – жарко шептал Адам, положив пальцы на ее подбородок, повернул лицо девушки к себе, касаясь ее пересохших губ своими такими же сухими и искусанными. – Просто скажи, – просил он, ведь осталось совсем немного, а потом он ее отпустит, он же обещал. Верно, Адам?