– Это… – выдохнула Эллен, когда опять смогла дышать после недавно сжимавших ее тисков объятий и быстрого поднятия на крышу. Вцепившись в край крыши возле перил пожарной лестницы, Янг осматривала переулок, в котором изредка раздавались выстрелы. Уже не так как раньше. Намного реже. Скорее, чтобы напомнить копам, что территория занята, чем заведомо навредить кому-то. – Монстр и его шайка, – прояснил Адам, указывая в сторону людей, заполнявших переулок, как пчелы улей в преддверии ночи. – А она? – поинтересовалась Эллен, но ей не ответили. Оторвавшись от края крыши, она окинула мужчину оценивающим взглядом, но тот многозначительно промолчал, следя за всем сверху, как Эллен секундой назад. – Бывшая? – с искренним сочувствием и легкой тенью любопытства спросила Янг, склонив голову на бок и присматриваясь к интересному мужчине. Адам не ответил и вздохнул. «Отлично. Копы в курсе, что Кельт – фальшивка», – подумал он, вычленив главную мысль из вопроса детектива, и сам вопрос Адам намеренно проигнорировал, отводя взгляд. «Бывшая», – еще раз прокрутил он в голове это слово, но оно почему-то не хотело быть озвученным и очень не нравилось Адаму. Он попытался произнести его себе под нос, но его начинало коробить, а где-то в глубине души всколыхнулась обида. – Монстр не оставит нападение без внимания, – он быстро перевел разговор поближе к делам и подальше от тел и сущностей их наполнивших и все еще обеспокоено наблюдал за всем с края крыши здания соседнего с тем, где произошло ограбление. – Это люди Хейза, хватают все, что плохо лежит, – Янг пожала плечами, озвучив известную истину, но Адам перевел на нее тяжелый взгляд. – Это не просто букмекерская контора, – после некоторых размышлений Адам решил посвятить ее в часть дел Дона Романо. – Здесь хранилась часть денег его должников и сбор за крышу, – разъяснил Адам, что почти никто не знал, даже Фрэнк только догадывался, почему и частенько сюда захаживал. – Об этом знали только те, кто приносил сюда эти деньги, – уточнил он, буквально вкладывая личности подозреваемых в руки полиции. – Выбиванием долгов занимались Бешеные Псы, но после смерти Ван Смут их след простыл, – покачала головой Янг. Адам едва сдержался, чтобы не прикрыть глаза рукой, как он делал в обычной жизни. Старые привычки прорывались наружу сквозь флёр фальшивой личности и театральный грим. – Убийства, – только и поправил ее Адам. Чего он ожидал? Девочка из другого города и столь юного возраста, не старше самой Эванс. Адам чертыхнулся от подсознательного сравнения всех лиц женского пола с Мрачным Жнецом, орущим внизу что-то на китайском. Разве могла детектив Янг сопоставить все куски мозаики, лежащие перед ней? Однозначно нет. Если только со временем, которого у него в обрез. Назови ей сейчас Адам свое настоящее имя, и девушка рассмеялась бы ему в лицо, не поверив ни капли. – Недоказуемо, – опровергла Янг, обреченно мотая головой, смиренно пожала плечами и вздохнула. – Недоказуемо – не значит невозможно, детектив, – Адам оттолкнулся от края крыши и подошел к другой стороне здания. – Нам не доказать, что гибель Ван Смут убийство, – Эллен засеменила за ним мелкими шажками, едва догнав мужчину, шедшего размашистой поступью по шиферу. «Как дети, ей богу», – мысленно возмутился он недальновидности копов и остановился посреди крыши, размышляя, стоит ли раскрывать перед незнакомым человеком столь глубокую и опасную тайну. Имя Мрачного Жнеца, забравшего душу Киры в ад под названием Нордэм, было перед Адамом как на ладони. Только перед ним, но не перед копами. Если правильно подобрать слова, то он сможет помочь и им, и себе. Главное помнить, что все сказанное может обратиться супротив. Эванс права. Времени мало, нужно поторопиться, и не о соблюдения протокола спасения девушки сейчас думал Адам. После недолгих метаний, он все же сдался. – Если вы сможете это доказать, что вам это даст? – спросил он, и дверь в его сознании с прицепленной к ручке табличкой «не беспокоить» неожиданно приоткрылась. Сонный, но очень раззадоренный потянувшим сквозняком интриг политик и бизнесмен в его голове высунул нос. – Мотив для убийства был только у трех человек, – озвучила детектив, будто сбрасывая карты в игре на раздевание, и сейчас настал черед соперника. Адам окончательно послал тактику «бей – беги, а потом догони и бей снова» подальше. Пришло время ее сменить, на нечто тонкое и едва уловимое, направляя поток действий копов в нужное Адаму русло, как это обычно делала та, что осталась внизу. Эванс была права. Эванс всегда права. Владеть умами намного интереснее, чем отвешивать тяжкие телесные всем без разбору. Тело под драной курткой будто окаменело, когда детектив выдавала имена, вначале известные всем: – Романо, Хейз и… – Янг запнулась, тоже съедаемая сомнениями, как и он. – Ларссон, – закончил за нее Адам, подыгрывая копу, на что детектив коротко кивнула. – Если мы докажем, что Ван Смут убили, то сможем привязать их имена к делу и допросить! – оживилась Эллен и восхищенно уставилась на мужчину. Этого Адам и боялся. Копы опять лезли в воду, не зная броду. Шли напролом. Единственное, что Адам мог сделать – немного скорректировать траекторию и отклонить поток от себя. От них. Романо открестится от смерти Ван Смут. Расположение Псов ему важнее, чем казнь Киры за давно забытые грешки, тем более за них Лиам уже расплатился. Хейз и так давно задолжал копам, но фамилия Ларссон из уст детектива заставила задуматься. Дилемма была тяжелейшая. Стоило ли выдать доказательства, что смерть Ван Смут – убийство? Этим он мог перекинуть на Романо и Хейза все подозрения, но при этом рисковал вывести копов на Эванс с ее неординарными способностями по части избавления от всего лишнего. Не факт, что Эванс не потянет Адама за собой, и это, откровенно говоря, пугало больше всего. Оставалось надеяться, что Эванс пойдет на крайности и до конца, лишь бы его защитить, что уже не раз доказала. Адам почувствовал укол стыда, за дурные мысли о дурной голове, но рисковал он сильно. «Возможно – не значит доказуемо», – вспомнил он и решил показать копам фокус с недомолвками и недосказанностями в духе той самой, что была ему не бывшей. Хейз и Романо хотели войны? Они ее получат. Только что они будут делать, когда «разделяй и властвуй» ответит им консолидацией против общего врага? Адам знал. Хейз полезет на рожон и достанется копам, а Романо попробует договориться, он же бизнесмен, черт его дери. Против самого Адама у копов никаких доказательств ни прямых, ни косвенных. «Что ж, приятно познакомиться, детектив Янг», – Адам мысленно тешил свое эго, играя с копом, как кошка с мышкой, и, осматривая детектива убойного отдела перед собой, не смог не отметить, что зад у нее все же что надо. – Смерть Ван Смут убийство, – произнес он, отвернувшись, словно говорил себе, а не Янг, притаившейся за правым плечом. «Возможно – не значит доказуемо», – ответил ему из-за левого ехидный голос, раздававший команды внизу. – Поезжайте на старый пирс Причала Металлистов и проверьте мусорные баки от пирса до забегаловки Форестера, – четко инструктировал Адам. – И что нам искать? – недоумевала Ян, ошарашено уставившись на него. – Вы поймете, – только и сказал он. – Возьмите с собой Пирса Салли, – для уверенности добавил Адам, осматривая с крыши главную улицу, больше теперь напоминавшую поле военных действий. – Но если мы ничего не найдем? – Эллен встала неподалеку от него и перегнулась через край, всматриваясь туда же, куда смотрел мужчина, и не понимала, что интересного он там увидел. – Найдете. Приятно было познакомиться, детектив Янг, – хмыкнул ей ехидный голос издалека, и когда Эллен обернулась, человек уже стоял у двери выхода с крыши. – Осторожнее, Символ Нордэма! – Янг отчего-то захотелось улыбнуться ему на прощание, что она и сделала, и смущенно опустила глаза. – Все, что вы скажите, может быть использовано против вас! – быстро собрав растерянную серьезность, Эллен вернулась к исполнению своих обязанностей и опять зачитывала права. Адам понял ее, кивнув на прощание, и быстро скрылся за дверью. Выйдя на улицу, он свернул прочь от звуков выстрелов, доносившихся с места перестрелки. Мирно брел по пропахшим дымом и порохом улицам, и вдыхал их запах, который ветер доносил ему в спину. Прохожих в радиусе нескольких кварталов ему не встретилось. Все разъехались или попрятались по домам в момент, когда грянул первый выстрел, разнесший вдребезги витрину букмекерки. Где-то там, в глубине старого города затерянный среди улиц Мрачный Жнец пожинал урожай, чтобы принести Нордэму собранные за ночь души. Адам не станет ей мешать, ведь когда-нибудь и его душа окажется среди прочих. В этом он был уверен. Бес не позволит ему дожить до глубоких седин и встретить Костлявую в кресле-качалке возле камина в окружении членов семьи, которой у него, собственно, и нет. Возможно, когда-нибудь все изменится, и бес замолчит навсегда, а если повезет, то и навечно, но… Адам слишком взрослый, чтобы верить в сказки, а в реальности, все сказанное тобой может быть и будет использовано против тебя. Артефакты копирования В окружавшем его небытие, облепившим вязкой пеленой сознание, отчетливо слышался запах табачного дыма, смешанного с оружейным порохом. Неповторимую смесь этих ароматов Лиам знал очень хорошо. Изучил ее досконально, до каждой ноты, до каждого глубокого и едва уловимого оттенка. Так пахло от Ричарда, когда тот приходил к нему глубокой ночью. Так пахло в гостиной пентхауса, когда брат возвращался домой с вечерне-ночной «пробежки». Так пахло от самого Лиама, пока не родился Ник, и его мать не заняла место Лиама в группе быстрого реагирования мистера Тотальный Контроль. Все носители этого запаха надевали маски на лица и притворялись, будто бы часом ранее ничего непотребного не происходило, что за их плечами не было притаившихся и сытых бесов, а все они обычные люди, уставшие после долгой работы. Выглядело вполне натурально, если бы не запах, выдававший их с головой: смесь вестников быстрой и стремительной смерти с медленной и постепенной. Лиам чувствовал ее безошибочно, узнавал из тысячи различных ароматов, улавливал каждую молекулу, и знал наверняка – так пахла Смерть. И когда Лиам опять почувствовал знакомые раздражающие обонятельные рецепторы нотки, которые немного подзабыл по прошествии времени, он уже был уверен, что на этот раз Смерть пришла именно за ним. Складывая в мутной голове воспоминания по кирпичику, Лиам возвращался к последнему моменту ясного сознания, и, отыскав в нем край бытия, опять почувствовал знакомую вонь: порох, табачный дым, за которыми пришли боль и темнота. Долгая полярная ночь, опустившая его веки, поднять которые он был не в силах. Лиам поежился от неприятных воспоминаний и попытался пошевелиться, но все тело пронзила боль, а запах усилился. Теперь это были не отголоски, приносимые сквозняками из далека-далека, а стойкий и отчетливый след ее присутствия. Запах Смерти, которая явилась за ним. – Тише-тише, – нежный и шелковистый шепот взорвал тишину не хуже самого громкого крика. – Все хорошо, теперь все хорошо, – голос ласкал, обволакивал, поглаживал, но то были ласки ножа, плашмя прислоненного к коже. Холодного, словно заледеневший металл, и смертельно опасного при неумелом обращении. Опасная бритва, делавшая тебя безупречным, если ты с ней на «ты», и мертвым, если так и не успел с ней подружиться. Страх проснулся на уровне подсознания, настороженность переросла в испуг, а затем в панику. Лиам не понимал, где он, и боялся, что еще ничего не закончилось, что он лежит на тротуаре. Над головой прозвучит новый выстрел, и его вот-вот настигнет вторая пуля. Дергаясь под громкий участившийся механический писк, он все ждал решающего хлопка, но отчего-то неожиданно стало немного спокойнее, и боль отступила. Сердце перестало заходиться от ужаса, и мерзкий писк над ухом стал реже. – Тебя никто не тронет, – гладил его шепот. – Больше нет, – раздалось совсем рядом с его ухом или прямо в его голове, Лиам так и не разобрал. За верность тактильных ощущений Лиам не ручался, но ему показалось, что почувствовал чье-то прикосновение к щеке. На лоб легла прохладная ладонь и стряхнула с него приплывшие волосы, а запах смерти стал сильнее. Был настолько густым, что Лиам не мог вздохнуть от такой концентрации боли и страха, забившей нос. Писк над ухом снова стал громче, а за ним снова последовал прилив спокойствия нежданного спокойствия. – Я буду рядом, если так нужно, – мягкие губы коснулись его лба, шепча в шершавую от соли кожу. – Всегда, – губы прижались к нему, собирая капельки выступившего пота. – Только позови, – кто-то сжал его руку всего на секунду, а затем отпустил. Мягкие губы исчезли с его лба, сознание постепенно прояснялось, стоило боли и панике уйти с мизансцены осмысленных ощущений. И словно выныривая из глубокого ледяного омута, долго не дыша и не двигаясь, Лиам вдыхает настолько глубоко, насколько позволила отступившая боль. Втянул в себя ненавистный запах, чтобы полностью впитать его и стать с ним единым целом. В носу защипало, под закрытыми веками выступили слезы, грудь сдавило болью, и неприятный писк опять стал чаще. Разомкнув слипшиеся сухие губы, он попытался заговорить, жаль, что голос ему не сразу поддался. Язык не хотел слушаться, хоть в умении им работать Лиам преуспел побольше многих, но произнести простые слова, оказалось выше его сил. И все же Ларссон – есть Ларссон и не успокоится, пока не доведет дело до конца, чего бы ему и окружающим это не стоило. Превозмогая жгучую боль в груди, в голове, в душе он спрашивает: – Это значит «да»? – медленно и нечленораздельно, но вполне доходчиво и ясно. Смерть молчит. Она не хочет забирать его с собой. Хочет оставить в этом мире. Там, где нет запаха пороха, сигареты пахнут намного лучше, вот только сам Лиам в нем чужой. Его не ждут там таким, какой он есть на самом деле. Его истинное «я» туда не вписывается, а настоящим его примет только смерть. Ей плевать на его прелести, коих многим меньше, чем недостатков, да и на сами недостатки ей тоже плевать, по сути. Она знает его «от» и «до». Для нее он открытая и давно прочитанная книга. Местами интересная, местами не очень, но назад в библиотеку она ее так и не вернула, а значит врать и притворяться для нее нет необходимости. – Да? – повторяет он, поторапливая смерть с ответом. Он устал. Смертельно устал и больше не хочет ждать от нее ответа хоть минутой дольше. Его молчание и так длилось бесконечно долгие шесть лет, и терять еще хотя бы одну из новых прожитых минут, он не намерен. Смерть ответит ему, чего бы им обоим это не стоило. – Ты сказала «да»? – хрипит он, сквозь слезы, собравшиеся в уголках глаз, стекающих по вискам горячими дорожками, и впитывающихся в сбившиеся клоки светлых волос. Если она сейчас не ответит, он умрет из принципа. Просто ей на зло, чтобы насолить. С него станется. И знание, что она это знает, только укрепляет его уверенность в собственном выборе. Единственно верном. Единственно правильном. – Ты этого хочешь? – смерть имеет наглость усмехаться, играя с ним. Проверяет его решимость, коей больше, чем когда-либо. Сыпать на него мелкими жалящими иглами в нежном шелковом голосе и колоть сомнениями правды. Слишком очевидной, чтобы не быть замеченной, слишком тяжелой, чтобы нести эту ношу в одиночку. Одному ему ее не осилить, благо, что смерть отлично справляется не только за себя, но еще и за того парня. – Просто ответь, – в пересохшем горле рождается низкий рык, на который непонятно откуда берутся силы. – Скажи это чертово «да»! Скажи! – злится он не на нее, а на себя за потерянное время, жизни, разбитые вдребезги сердца. – Хорошо, – соглашается смерть и будто делает ему одолжение, унимая его муки, хотя… Наверное так оно и есть. По крайней мере, это ближе к истине, чем кто-либо может себе представить. – А теперь спи, – и в голосе больше нет нежности. Приказ, команда, четкая инструкция. Что угодно, кроме теплоты и заботы. Маленькое представление для него, чтобы Лиам осознал ошибочность сделанного выбора. Сработало бы, если бы не заботливо подоткнутое одеяло и моментально накатившая расслабленность, погрузившая его в сон. Сон, где так тепло, спокойно, а запах дешевых сигарет щекочет ноздри. Сон, где тебя любят и ценят за то, что ты – это ты. Не за деньги отца, не за возможность познакомиться с идеальным братом, не за умение орудовать языком в превосходной степени. Сон, где тебя любят за озорную улыбку, глупые шуточки, нелепые попытки заботы, порой смахивавшие на неудачную попытку нанести вред психическому здоровью. Сон, где нет места материальному, а идеально всегда было рядом с тобой, хоть ты усердно его игнорировал. Больше этой ошибки Лиам не повторит. Теперь он стреляный воробей, даже не фигурально выражаясь. То был прекрасный сон, и Лиам бы предпочел никогда не просыпаться. Ему было лишь немного жаль, что это всего лишь сон. – Спи, – слышалось где-то на краю сознания вместе с тихими шагами, уносившими с собой запах смерти. «Подожди», – хотел крикнуть Лиам, но его словно окутало ватным одеялом и погрузило в беспамятство, чтобы вырвать из него ужасной болью сразу во всем теле. Он очнулся с жутким криком, возвращаясь в реальность. Тело затекло от долгого пребывания в одной позе, и, желая сбросить неприятное ощущение, Лиам попытался подняться на постели. Хотел сделать это резко, быстро, стремительно, как делал все и всегда, а вышло никак. Только новый хрип вместо крика, только иглы под кожей, царапающие мышцы от онемения, и одна большая от катетера в вене на левой руке. – Ах, сука! – проорал он. Точнее ему, казалось, что проорал. По факту выдалось хилое шипение разбитого и политого водой динамика, но сквозь стучавшие в голове молоточки слышалось криком в мегафон посреди тесной пустой комнаты, и еще долго разносилось эхом внутри головы. – Полегче, боец! – позвал его знакомый голос, стыдя по обыкновению. В своих безуспешных попытках сесть на постели Лиам только повернулся на бок, придавив трубку с катетером. Его незамедлительно вернули назад, и боль от онемения усилилась, когда поток обезболивающих из передавленной трубки остановился. – Твою ж… сука… – хрипел Лиам, отплевываясь желчью, подступившей к горлу, и схватил такой вертолет, каких не видывал со времен попоек в колледже. – Так, речь фильтруй, – Крис был безжалостен. – Твоя мать на подходе, – строго и поучительно, что очень в его духе. – Оулли, убей меня нахер, я знаю, ты давно об этом мечтаешь! – вперемешку с кашлем и рвотой желчью Лиам выплевывал слова.