Для пяти лет мальчик был достаточно высок и силен, чтобы при желании повалить мать на пол. Или это годы летели так быстро, что уже и не замечаешь, когда дети успели вырасти. В душе ты сам еще ребенок, а на тебя возлагают ответственность и за себя, и за того парня, который ее нести не способен. – Привет, мышонок, – обняла она сына и не смогла краем глаза не отметить и перекошенное лицо Софии, и окаменевшую маску на лице Адама. На Лиама Миа предпочла не смотреть. Он сейчас своим видом пугал как все трое старших Ларссонов вместе взятые. – Тише, не шуми, папе надо отдыхать, – погладив сына по голове, Миа шепнула ему в волосы, и поцеловала Ника в висок. – Софи, Адам, – непринужденно позвал их Грегори. – Где здесь продают хоть что-то похожее на кофе, я не ел с самого утра! Приехал в мэрию, а там не кофе, а… – посмотрев на Ника, Грег запнулся. – Вы поняли, – мистер Ларссон предпочел не продолжать сравнение крепким словцом о качестве питания в общественных заведениях. «Что ж, мистер Ларссон, у нас для вас плохие новости», – подумала Миа, что в больнице еда и кофе в разы хуже, и мысль о том самом фаршированном кроте опять закралась в голову. – А я тебе говорила, что нужно нормально завтракать дома, а не носиться по городу с пустым желудком! – назидала София, и, выходя вслед за мужем, недовольно покосилась в сторону Эванс. Грегори пропускал все ее слова мимо ушей, отмахнувшись от бесполезного трепа, который слушал уже четвертый десяток лет, и переключил свое внимание на нечто более важное. – Адам, – позвал его отец, но тот не сдвинулся с места, вертев в руке телефон и поглядывая на Эванс, как и София. – Я не голоден, – процедил он сквозь зубы, впившись взглядом в мать Николаса. Эванс машинально достала телефон, на экране которого высветилось сообщение от босса, что она может приехать, но ложка хороша к обеду. Это блюдо точно чересчур. Примерно, как фаршированный крот. И смотреть противно, и видишь его прямо перед собой. Все ее силы были брошены на удержание бесстрастного лица, но сил явно недоставало, и ехидная ухмылка все же проскользнула на тонких и ровных губах девушки. – У меня тут рисовый пудинг на всякий случай, лови, – Лиам не самым аккуратным образом аккуратно запустил в брата пластиковой банкой, запаянной фольгой. – Спасибо, – выплюнул Адам и, поймав ту на автомате, едва не раздавил в ладони. – Адам, – настаивал Грегори. Приказ в его словах читался таким жирным подтекстом, что его точно запрещала больничная диета. – Понял, я вас догоню, – сверля Лиама и Эванс взглядом, Адам не собирался идти на поводу у младшего брата, который манипулирует всеми, как ему заблагорассудится, хотя чему тут удивляться. Перед ним одна Сатана. Даже отец, как добрый волшебник из сказки, принес сюда Элли, когда Страшила слег и немного захворал. Адам же, рыцарь до мозга костей, решил помочь даме как можно скорее щелкнуть каблуками и вернуться назад в сточную канаву, из которой она вылезла. Спорить с любым сыном Софии Ларссон, как и с ней самой, бесполезно. Итогом этого всегда становилась открытая конфронтация. Грегори мог бы прикрикнуть на уже взрослого сына, а если того требовали обстоятельства, и подтолкнуть, но только не когда рядом сидит пятилетний малыш, впитывающий особенности поведения взрослых подобно сухой губке в огромной луже. Эту черту личности внука Грег отметил уже давно и строго посмотрел на Адама, выходя за дверь. – Привет, ты как? – дверь еще не успела до конца закрыться, а Эванс, держа Ника за руку, подбежала к койке и наклонилась к Лиаму, рассматривая его. Погладив друга по щеке, она намеревалась поцеловать его в щеку, но хворый засранец извернулся, целуя ее точно в губы, да еще и руку на щеку ей положить умудрился. Откуда взялись силы – непонятно, ведь углеводов в утреннем рационе ему не хватало. Намереваясь получить сладкое, что с барского плеча отдал брату, целовал ее Лиам совсем не по-дружески. Долго и нежно, на что Ник насупился и потянул мать за руку к себе, а Адам брезгливо скривился, но продолжал смотреть. – Фаршированный крот, – вздрогнув и стряхнув с себя противные ассоциации, пробубнил Адам себе под нос. – Чего ты там ворчишь, как старый дед? – спросил Лиам, как только его рот опять освободился. Хотел бы сказать, что зря добавил «как», но дыхание сбилось и требовало восстановления. – Мерзко, говорю, аж, смотреть противно, – для Адама их поцелуй выглядел настолько противоестественно, что он не верил в его реальность вообще. Для него до сих пор факт возникновения Николаса оставался загадкой, но учитывая сквозняки в их прошлой квартире, Эванс точно ветром задуло, а Лиам мимо проходил. Мерзавка же, довольная произведенным эффектом, радостно оскалилась, обнажив мелкие ровные зубы, и выставлять другу претензии за его выходку не собиралась. – Ах, вот как! – негодовал Лиам и дернул Эванс к себе за накидку, повторив поцелуй, но на этот раз старался намного усерднее, отчего Адаму становилось дурно, и тошнота подступала к горлу. – Ну, пааап, – Ник злился сильнее прежнего и оттаскивал мать, требуя внимания к себе, а не к отцу. – Не мешай, Никки, мама в плену своего стокгольмского синдрома, – настал черед Адама ехидничать и с облегчением вздохнуть, когда экзекуция его морально-этических норм посредством мерзкого сладко-приторного поцелуя одной Сатаны подошла к концу. – Эй, нет у меня, – на мгновение отрываясь от Лиама, Эванс пыталась возмущаться, но Лиам вцепился в пальто обеими руками и опять целовал ее, не давая говорить. – Никакого… – Лиам просто не оставлял ей ни единого шанса на связанное предложение. – …гомского синдрома, – все же выговорила она, вдыхая через нос. – Ли, правда, мне еще и дышать надо, – вздохнула Эванс, упав рядом на стул, и довольный Ник тут же прыгнул ей на колени. – Да неужели? – Адам скрестил руки и вопросительно посмотрел Эванс в глаза, перевел взгляд на Ника, а потом опять вернул его Эванс, спрашивая лишь взглядом: «Серьезно?». – Понятия не имею, что вы там себе напридумывали, но нет у меня никакого синдрома, – Эванс отрицательно покачала головой, отнекиваясь, и прижала Ника к себе в защитном жесте. – Да-да, – закивал Адам. – Я так и понял, – с невинным лицом ответил он. – Совершенно никакого синдрома, – и слишком поспешно и фальшиво согласился. В темно-зеленых глазах на изможденном лице Лиама моментально вспыхнула злоба. Атомы теллура испускали свечение, подтверждая, что в словах Адама все же была доля правды. Лиама же в долгу не остался и решил вступиться за честь жены, пусть та о своем статусе не в курсе, и ударить Адама по больному. По самому сокровенному, что считалось в их семье неприкасаемым. Нет, не по его крутым яйцам. По фамильной и незапятнанной чести, и спросил: – Ник, хочешь сестренку? Мы с мамой тебе купим, – обратился он к сыну, но вопрос был с тем же жирным подтекстом, что запрещено проносить в палаты больных. В палате повисла тишина. Эванс едва не уронила сына с колен. Адама перекосило, будто он только что откусил неспелый лимон. Шутит ли Лиам или говорит серьезно, понять не мог никто из них. Сестренка. Как такое вообще возможно? Для Адама это было чем-то совершенно невообразимым, но, учитывая факт существования Ника, потенциально возможным. Только от одной этой мысли его замутило. Сестренка. Звучало, как фаршированный крот. Да и процесс ее производства выглядит, наверное, примерно так же, что и приготовление того самого крота. Мерзко и отвратительно. Определенно. По-другому и быть не может. Иначе, почему они еще не вместе? И вот тут в голову Адама стали закрадываться сомнения. Потихоньку, помаленьку, ведь что-то здесь явно было нечисто. Было какое-то расплывчатое пятно… – Купите? Правда? Сестренку? – Николас тряс ошарашенную мать, что стала бледнее обычного и с глазами навыкат, а Адам, спасибо воле, подавил рвотный позыв и отплатил за мгновения омерзительных раздумий: – Купили бы, если бы твой папа не держал деньги в других банках, Никки, – едко вставил Адам, смаргивая отвратительное зрелище поцелуя Эванс и Лиама и представления процесса воспроизводства этой парочки, застывшие перед глазами. – Мистер Ларссон! – Эванс закрыла сыну уши, и прикрикнула на босса. Лиам же снисходительно хмыкнул и погладил Ника по волосам, успокаивая его досаду. Ребенок верил дяде на слово, и если Адам сказал, что сестренки не будет, значит, так тому и быть, ведь слово дяди Адама – истина в последней инстанции. Вот только Адам забыл, что это исключительно для Ника. У его отца внезапно появились собственные взгляды на жизнь, исключающие походы по ночным клубам с сомнительными личностями своего же пола. – Активы на то и активы, что вкладчик может сменить банк, не мне тебе объяснять, Адам, – игриво осадил его Лиам, очень довольный своим приветствием подруги и выражением лица брата. Адам ущипнул себя, посмотрел на часы, проверив время и дату, убедился, что он в реальном мире, ущипнул себя еще раз, и посмотрел на брата, убеждаясь, что он не шутит. Сошло бы за подкол, но не при Нике и не на почти что смертном, черт возьми, одре! И если Адам четко осознает реальность, то и Лиаму пора бы вернуться в нее. – Ну да, ну да, – со словами брата Адам спорить не мог, и глупо оспаривать очевидное. – Правда, банки могут содрать нехилые проценты за это, – вернул он Лиаму шпильку. Адам очень хотел посмотреть, как его брат будет выкручиваться из тисков реалий, зажавших его тестикулы, катившиеся по наклонной к определенным физиологическим особенностям вида Homo sapiens, автоматически исключавших самок из вариативного ряда. Зеленое море токсичными волнами глодало искрившейся на Солнце серпентин. Молча, без пререканий и взаимных претензий, но все же несогласные друг с другом и одновременно с собой, каждый из братьев пытался выиграть немой спор. Повисшего в палате напряжения первой не выдержала Эванс, поскольку вопрос потенциальных инвестиций обсуждался именно относительно нее, как основного фонда вложений. – Так, а ну оба прекратили сейчас же! – строго отчитала она мужчин. – Иначе меня сейчас стошнит, честное слово! – и добавила уже умоляюще, прося. Пока старшие Ларссоны наполняли воздух палаты тестостероном, из разумных существ в ней оставались только она и Ник. В очередной раз взяв на себя функцию амортизатора общения, Эванс решила остановить снежный ком, пока тот не разросся до гигантского размера эго обоих братьев. – Но ведь и банки могут менять инвесторов, если держатель контрольного пакета и совет председателей это одобрят, – и теперь Ник буквально огорошил всех взрослых. Даже Адам и Лиам прекратили свой бессловесный спор, и в палате все так же стояла тишина. От слов Ника лишь секундное молчание. На лицах взрослых недоумение. Повторное обдумывание и проведение аналогий каждым из них, а затем… В головах нарисовался фаршированный крот. Определенно. Теперь замутило всех, и в палате стало невыносимо душно. – Держатель контрольного пакета точно не будет этого одобрять, и инвесторов привлекать не будет! – обрубила Эванс. – Лучше уж банк объявит себя банкротом, и поминайте, как звали! – говор девушки отдавал внутренней паникой. – Хватило ему одного масштабного вложения, после вывода которого акции чуть не попали на биржу! – возмутилась она, чем пресекла дальнейшие споры, а мужчины расхохотались. – Что я и говорил, стокгольмский синдром, – подытожил Адам, утирая слезы в уголках глаз. – Ой… – Эванс махнула рукой. – Все! – в один голос закончили за нее смеявшиеся мужчины. – Так сестренки не будет? – немного расстроено спросил Николас. – Я не хочу, чтобы мамины акции попали на биржу, – ребенок искренне начинал переживать. – Пап, там все распродают задарма, а потом пускают по миру с дебиторской задолженностью! – после слов сына у Лиама подскочил пульс, да так, что кардиограф надрывался от писка. – Адам! Как брата прошу, уведи ребенка, а то вкладчики сейчас потеряют все свои активы! – откинулся он на подушку, то ли смеясь, то ли пребывая в испуге от слов сына. – Ли, милый, – Эванс вскочила со стула и поднесла ему ко рту стакан воды. – Не давай ему пить, Крис его уже напоил, – Адам взял Ника за руку и отвел подальше от койки. – Ему плохо! – огрызнулась Эванс, придерживая стакан и голову друга. – Не давай, сказал же, – одергивал ее Адам. – Без вас разберусь! – и теперь она поила Лиама из принципа пойти наперекор словам босса. – Наблюет, сама будешь убирать, – презрительно фыркнул Адам и тут же прикусил язык, поздно осознав, что сморозил, но Эванс немедленно отдернула стакан и выронила его на пол. Лиам с подтверждением слов брата запаздывать не стал и принялся выблевывать содержимое желудка, избавляясь еще и от завтрака. Адам не мог не отметить, что на это смотреть было куда приятнее, чем на целующихся младших Ларссонов, а вот от такой характеристики этой парочки опять стало противно. – Адам, уйди, богом прошу! – умолял его Лиам, и, о чудо, Адам не стал спорить и вышел за дверь с Ником за руку. – Папе плохо? Ему врач нужен! – теребил его Николас. – Мама о нем позаботится, идем Ник, – и вот теперь Адам беспокоился за испугавшегося мальчика. Оставляя брата в очень надежных руках, правда, управляемых нездоровой головой, Адам все никак не мог отделаться от мысли, что упускает нечто важное. Он понял бы что именно, если бы перед глазами не маячил мерзкий поцелуй Лиама при встрече своей подруги. «Фаршированный крот. Определенно», – отмахнулся он и крепче сжал руку Николаса в своей. Куда кривая выведет Придерживая голову Лиама дрожащими руками, Эванс отодвинула от его лица больничное судно, и утерла его рот салфеткой. Молодой человек поднял на нее расфокусированный взгляд и тяжело дышал. На холодном лбе выступили мелкие капли пота, хотя Лиаму и без того грозило обезвоживание, что еще больше напугало девушку. – Ли, ты как? Очень плохо? – сочувствовала ему Миа, поглаживая по голове и убирая со лба прилипшие волосы. – У тя че, стокгольмский синдром? – выдавил он сквозь силу, и не успел увернуться от быстрого и точного удара подруги кулачком в плечо, пока довился рвотными позывами и смехом.