– Опять, – и Атлас растянулся в улыбке, когда мир вернулся на круги своя. – Раз уж мы с вами имеем столь откровенный разговор, мистер Ларссон, – Эванс, как оказалось, хоть и гопник из подворотни, но с языком тоже был на короткой ноге, и отвечал Ларссону не менее витиевато. – Обсудим условия сделки, – обычно это звучало от Лиама, и эту музыку он знал с младенчества. – И не ждите приданного, то конфисковано ради высшей цели, – погрозил пальцем Атлас, хитро посмеиваясь. – Мне ваши гроши не нужны, – выплюнул Лиам, обидевшись, а Эванс, улыбнувшись уголком губ, подошел к нему, убрал запачканные простыни, чтобы заменить их новыми, и вытащил антисептик, поливая и свои руки и руки Лиама. – Чего ты хочешь? – Ли сразу же попросил озвучить прейскурант, и уже предвкушал услышать немалый ценник, но Атлас его предостерег: – Ты так уверен, что она согласится? – скептически посмотрел на него Эванс и, запрыгнув на койку, уселся в ногах Лиама, поставив свои по обе стороны от ног Ларссона. – Это не твоя проблема, а моя, – как исполнитель Лиам брал все сопутствующие расходы на себя и повторил с нажимом: – Чего ты хочешь за сделку? – Я уже все сказал, – хитро сощурился Эванс, растирая антисептик поверх резиновых перчаток. – Синица у меня в руках, – он поднял ладони к Лиаму, – я хочу журавля, – выдохнул он с азартом, заблестевшим в серых глазах. В темно-сером омуте ровными гранями замерцали арсенопиритовые призмы. Заблестели в свете Солнца и манили их коснуться. Протяни руку и почувствуешь их ровную, почти отполированную гладкость, вот только если притронешься к ним – умрешь. Они отравят мысли, сломают волю, внушат тебе то, чего не было. Вместо обручального кольца перед тобой окажется дохлая птица, а вместо любви всей твоей жизни – подлог и обман. Лиам невольно задумался, любил ли его Ричард, или Атлас Эванс так же умело вложил ему эту идею в голову, как вкладывал таковые в умы иных людей. Как бы то ни было, правды Лиам знать не хотел. Ее ему не вынести. Попробовав мышьяковую обманку на вкус, она отравит тебя изнутри и сожжет. – Эванс, побойся бога, – Лиам откинулся на подушки, а Атлас вопросительно изогнул бровь, спрашивая лишь мимикой. Не в вере стоял вопрос. Уж его-то Атлас давно не боялся. Еще ни разу за время его работы молния не пригвоздила его к полу, и если бог существует – о нем он забыл, как забывали все по желанию Атласа. – Кэт тебе не видать, как своих ушей, – с пониманием обратился к нему Ли и осудил бы, но к сожалению очень хорошо понимал. – Мне нет, – кивнул Атлас. – А вот тебе – очень даже, – и в своей обычной манере Эванс подстраивал реальность, из которой был вычеркнут, под себя. – Эванс, ты мертв, мы не сможем доказать твое отцовство, – для Лиама не составило труда сложить два и два и вбить это в голову одному очень упертому мерину, скакавшему по болотным топям галопом, при этом размахивая пером. – А с этим, – Атлас вытащил из стопки простыней папку с документами. – Свидетельство о браке и свидетельство о рождении Кэт, – пояснил он, протягивая их Лиаму. – И, да, тест ДНК вам в помощь, – пренебрежительно махнул он папкой. – Ты заберешь Кэт как законный опекун, а я заберу ее у тебя как законный родитель, тебе всего лишь нужно жениться на моей сестре, Ларссон, – Эванс играючи подкинул в руке коробочку с кольцом. – Опять, – как бы невзначай напомнил он. – Условия выгодные, решайся, а то мне придется искать другого кандидата, Форман, кстати, все еще не женат, и Уэст тоже, – Эвансу было глубоко плевать, кому сбагрить сестру, лишь бы дочь была у него. Он ни чуть не стеснялся Лиама, перебирая кандидатов, а может, решил, что всегда сможет заменить их на кого-то получше, как это уже случалось. Шило на мыло. Так ведь это работает, верно, Атлас? – Все ладно, да складно, Эванс, – сощурился Лиам, подготовив очередной шмат, который собирался бросить не на вентилятор, а прямиком в рожу Эвансу. – Вот только у нас проблема, – вздохнул Лиам. – Вакантное место занято, – расстроено заявил он, и Атлас опять присвистнул, мол, вот это поворот, и поднял брови, вопрошая: «Да ладно!». – Ты уж постарайся, зятек, один раз же получилось, мне Ричард рассказывал, – надавливал Атлас, почти схвативший журавля за тонкое крылышко. – Мда, и ты, помнится, мне за тот раз знатно навешал, – будто бы обиделся Ли, но отчего-то понимал, что получил он в RedAtlas по заслугам и больше спорить не стал. – Скажи еще, что зря? – по виду озлобившегося лица Эванса прослеживалось, что тогда не всю сдачу он Лиаму вернул, и у него еще осталось. Всыпал бы и сейчас, но силы, увы, стараниями самого Атласа уже неравные. Дуэль, господа! Дуэль. Жаль, что ствол Атлас держал не столь уверено, как перо, а вот Лиам его в этом умении заметно опережал. – А ты спроси у нее, она не соврет. Звоню ей прямо сейчас. Прямое включение, – Ларссон потянулся к телефону. Лиаму стало немного обидно сознавать, что только больничная койка спасает его от смерти, но не в прямом своем назначении. Стой сейчас Лиам твердо на ногах, и Эванс бы не постеснялся отделать его, как свиную отбивную, еще разок. Если быть честным с собой, Лиам бы и не сопротивлялся. Чудо, что братья Мии не оставили от него мокрого места, и это чудо звали Николас, и да, чудо, что он у Лиама есть. За такое Ларссон был готов ко всему. Согласился бы еще раз выхватить неиллюзоных и от Ашера, и от Атласа, да и от Джейсона не побрезговал бы. Лишь бы у него был Никки, и лишь бы тот улыбался. Атлас тоже помрачнел, отметив, куда скатался их разговор. Отец Ника никак не должен был оказаться на этой койке. В травматологии – может быть. Повторно? Без сомнений. Но Лиам не предполагался в качестве замены старшего брата, чертов криворукий стрелок Романо. С ним Атлас разделается позже, когда все уляжется, сделает это тихо и без пыли. Интересно только, кто доберется до стрелка первым: тихо или мышьяковая пыль. Атлас вечно торопится, а Миа тянет до последнего. Скорее всего, они придут к решению одновременно, учитывая стеснявшие Атласа обстоятельства собственной смерти. – У нее стокгольмский синдром, Ларссон, это задачка для старшеклассника. Жени на себе мою сестру и удочери Кэт, и мы в расчете, – щедро отвесил Атлас. Щедрее не бывает. Обменял сестру на дочь. Гамбит, господа, дуэль отменяется. Положа руку на сердце, Лиам тоже бы так поступил, если бы ни одно «но». Совсем крохотное, совсем незаметное, совершенно не в характере Лиама, но в тихом омуте, Эвансы водятся, а он с одной из них – одна Сатана. – Раз уж мы почти семья, позволь мне откровенность, Атлас, – со всей присущей ему фамильной надменностью и высокомерием, собранные по крупицам и вопреки седативным, Ли приподнялся и сел на постели. – Даже если Миа согласится на брак, даже если мы докажем твое отцовство, даже если мы отсудим Кэт у Патрисии, – Лиам загибал пальцы по мере перечисления преград в осуществлении планов. – Я не отдам ребенка такому отбитому на всю голову ублюдку, как ты, Эванс, и без обид, Bro, – закончил в итоге Ларссон и впервые за всю историю общения с семьей жены заткнул одного из самых едких и желчных ее представителей. – Какие уж тут обиды, Ларссон, мы же семья, – озлобленно прорычал Эванс и изобразил подобие улыбки на лице. Атлас молчал, пристально рассматривая его и что-то обдумывая. Сложил пальцы домиком, поставив локти на колени, и отправил Лиаму потемневший взгляд, осыпавшихся черным песком обсидиановых стекол. – Ты получил мое сообщение, Лиам, – Атлас обратился к нему по имени, но гипноз не применял. Пролонгирующий результат строится на подавлении воли. Подавление в столь сложном вопросе невозможно, да и волю Лиама подавить непросто. Отвести глаза, отвлечь – вполне реально. Заставить в корне поменять свои убеждения и бороться за них, как за свои собственные, в такие короткие сроки не под силу никакому гипнотизеру. Значит манипуляции, шантаж и запугивание. Лиам выбрал оружие, Атлас бросил перчатку, и дуэль уже началась. – Крис будет только началом, – Атлас выстрелил первым. – Ты, конечно, редкая скотина, Ларссон, и без обид, Bro, – вернул ему Эванс. – Но ты ни за что не захочешь стать причиной гибели своих пташек, – четко обозначил свои позиции теперь уже киллер, и Лиаму стоило помнить с кем играет прежде, чем садится за стол. – Забери у Ронье мою дочь, пока не стало поздно, – слова Эванса сквозили нервозностью и мандражом, и стоило бы отметить, что Лиам его ничуть не пугал. Пугало Эванса нечто большее, грядущее, затягивавшее небеса стеклянным куполом, из-под которого не сбежать, как он сбегал от смерти. Атлас же только подтвердил догадки и опасения Лиама: – Лиам, я не шучу. Ты знаешь нас, мы не врем, – говорил он за всех Эвансов разом. – Я не хочу заставлять тебя шантажом. Ты знаешь, кто я, и на что способен. Кэт должна быть у вас до начала выборов, – он говорил с некой тревогой. – Потом я буду бессилен, мы все будем бессильны, – предостерег его Атлас и быстро спрыгнул с койки, уходя прочь. – Тебе ее не видать, Эванс, – онемевшими от напряжения губами ответил Лиам. – Пока я жив, – и теперь уже Ларссон начал диктовать свои условия. Эванс не убил его, не тронул Криса, а значит Лиам ему очень нужен, и Кэт без него Эванс не получит. Атласу в любом случае ее не получить, как и Патрисии. Лиам не привык делиться без острой на то необходимости, да и Никки просил сестренку. Задумавшись над чем-то, Атлас остановился посреди палаты и стянул с рук резиновые перчатки, бросая их рядом с мертвой птицей. Перчатки брошены, дуэль продолжается. Секунданты уже огласили время, назначив дату выборов. Выстрел за Лиамом, а долг, как известно, платежом красен. – Забери мою дочь, Ларссон. Я в долгу не останусь, – как ни странно, но звучало очень по-человечески от того, кто отнимает чужие жизни. – Тебе бы голову полечить, Эванс, и без обид, Bro, – скептически парировал Лиам. – Я один раз пробовал, – Эванс отмахнулся от своих психологических проблем, как от назойливой мошкары, – мне не понравилось, – и выразил открытое сомнение в психотерапии при столь запущенном случае. – Поэтому ребенок у тебя только один? – Лиам сам не осознавал, как это вырвалось. Против воли без малейшего ее подавления. Выстрел наугад попал точно в цель, и Эванс грустно улыбается в ответ. – До начала выборов, Лиам, – Эванс постучал по запястью на левой руке, где по обыкновению носились часы. – Не разочаровывай меня, Ларссон, – очень мягко добавил Атлас. – Не многим из нас удалось зайти так далеко, – и от этих слов Лиама покоробило. – Был рад познакомиться, мистер Эванс, – Лиам говорил с желчью, но соблюдал светский протокол. – Очень в этом сомневаюсь, – светские круги далеки от кругов общения Атласа Эванса. Ему бы девятый по Данте, там он, как дома. – Она моя семья, Лиам, – сказал он, когда положил руку на дверную ручку. – Думаю, ты знаешь, что это значит, – и, оставляя Лиама в тяжелых раздумьях, северный ветер исчез в палате так же незаметно, как и появился. Вопреки всеобщим суждениям, жизнь не похожа на расцветку африканских зебр. Белое и черное чередуются в ней не ровными полосами. Каждый наш шаг предполагает последствия, и окажешься ты на белой или на черной клетке, зависит только замысла создателя – манипулятора, передвигавшего людей на шахматной доске жизни, как фигуры, ход которых определен их предназначением. Лиаму повезло. У Ферзя практически нет ограничений. Он ходит по шахматной доске, как заблагорассудится. Влево, вправо, вперед и по диагонали. У Коня же, диапазон шагов куда более скудный. Он ограничен всего несколькими клетками: среда, наследственность, воспитание, но и в их пределах конь способен на неподвластное другим фигурам. Три клетки прямо, одна в сторону. В какую сторону мерина, закусившего удела, понесут копыта, не знает никто. Мы привыкли, что в нашем мире есть белое и черное, и разделяет их пропасть. Между ними ничего. Огромное и бесцветное ничего. Точно такое же, как пасущийся на сером поле конь, что не носит масти. Когда серое пространство становится немного светлее, он меняет ее, как медперсонал резиновые перчатки. Пугающий в темноте, при солнечном свете оказывается совершенно иным. Смирным и покладистым гнедым нежели высокомерным и непреклонным вороным, каким некогда казался. Вас не предупредили? Печально, но у коня на сером поле нет и не будет масти. Эпилог. Белое перо «Стыдись, Белое Перо! Ты ещё не отпраздновал свою шестнадцатую весну.» Человек с бульвара Капуцинов, 1987 г. Спрятавшись в спасительном коконе тишины кабинета, Джон Морган слишком поздно осознал свою ошибку. Здесь не было гула голосов, криков, ругани, воя сирен. Зато здесь были телефонные звонки, в изобилии раздававшиеся с завидной регулярностью и интервалами меньше минуты. Он уже сбился со счета, со сколькими людьми успел переговорить за последний час, не сразу узнавал имена и сопоставлял их с личностью, а порой и не различал пол звонившего человека. Можно было бы выдернуть провод и отключить сотовый, но это попахивало трусостью. Джон Морган кто угодно, только не трус, но даже справедливости порой нужно отдохнуть. Выйдя из одиночного заточения в серых стенах и решетках пластиковых жалюзи, ему казалось, что мир вокруг движется в замедленном режиме, как при низкоскоростной съёмке. Возможно, эффект был достигнут из-за выпитой цистерны кофе, а может быть, то лишь предсмертная секунда, за которую комиссар проживал целую жизнь, и Джон таки добился своего, схлопотав сердечный приступ. Было бы очень обидно, окажись это правдой, и причин было несколько. Во-первых, как-то «стремно» и не «по-пацански» скопытиться от застопорившего мотора, когда каждый день и не по разу тебя берут на прицел плохие парни. Во-вторых, черт возьми, он же пару лет не курил! Честно! Только по праздникам! В-третьих, Джону очень хотелось узнать, чем же в итоге все закончится. Будет ли он занимать к тому времени пост комиссара или уйдет в «увал» без пенсии уже не играло особой роли. Главное – дожить до конца всей этой катавасии и не доставить Хейзу удовольствия, избавиться от Моргана, по примеру предшественника Джона – комиссара Уотсона, убитого на потеху помешанному террористу. В любом случае, от спертого воздуха с концентрированным букетом из ароматов пота, дешевого кофе с нотками пороха и немытого тела, лучше ему не стало. Джон выбрался на крышу, жадно вдыхая загазованную смесь над городом, казавшуюся после духоты кабинетов и территории департамента кристально-чистым, насыщенным кислородом воздухом горных вершин. Радоваться ему пришлось недолго. Жуткая, отвратная даже по меркам камер, где отсыпались обделавшиеся пьянчуги, вонь ворвалась на крышу вместе с перемазанными черт знает чем детективами из убойного в компании доктора Салли. – Капитан! Смерть Ван Смут – убийство! У нас есть доказательства! – едва ли не вприпрыжку от радости подбежала к нему Янг, сообщавшая не самую радостную новость. В руках Эллен тащила объемный черный пакет, упакованный в прозрачный пластик мешков для сбора улик с наклеенной биркой и надписанными реквизитами улики. Джон сразу же понял, что именно улика и являлся источником той самой невыносимой вони. Он сразу же прикинул, что если Ван Смут потеряла сознание от запаха мусора в переулке Iron End, это многое бы объясняло. Жаль, что эту вонь они никак не представят на суде в качестве доказательств, да и виноватыми при таком исходе считается муниципалитет, а никак не конкретная личность. Так себе развязка у так себе дела. Максимум, что они смогут инкриминировать – несвоевременное выполнение должностных полномочий, лицом ответственным за вывоз мусора, повлекшее смерть одного человека. Для служащего с чистой репутацией предел наказания Фемиды это условка, если дело вообще дойдет до суда, что, собственно, очень вряд ли. Мэр своих в обиду не дает, даже, если в результате их халатности гибнут люди. В деле Киры Ван Смут будут поставлены пометки «несчастный случай» и точка. Затем архив, чистка кадров и не только в администрации, но и в полиции города. Этот сценарий Морган уже читал и знал, что концовка в нем мрачная. – Детектив Янг, меня радует ваш настрой и энтузиазм, – Джон старался не подходить близко к детективам с излишней тягой к непосредственному общению с начальством, так как воняло от убойников и Салли чем-то из разряда сверхъестественного. – Но мы не сможет арестовать каждую крысу с Key Street за причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть, а уж тем более, – Морган закатил глаза, – вряд ли мы найдем именно тех особей, нанесенные ранения от которых стали посмертными. Под прикрытыми веками при легкой асфиксии Морган уже видел, как дело Ван Смут катится под откос, словно Восточный Экспресс. – Она права, Джон, – очень неожиданно вступился за девушку Салли. – Мы с детективами Беннетом и Янг проверили мусорные баки от места убийства до Причала Металлистов, – использовав термин убийство, объяснил ученый причину жуткой вони, исходившую от всех троих. – Кира Ван Смут убита вследствие нападения, повлекшего ее смерть, что можно инкриминировать как убийство третьей степени, – констатировал доктор. – Его можно расценивать, как зачистку свидетеля, – включился в обсуждения Беннет. – У нас трое подозреваемых, имеющих доказанные мотивы! – оживился детектив. – Мы можем взять Ларссона и Романо под стражу на сорок восемь часов до выяснения обстоятельств, – продолжила его мысль Янг. У Джона застучало в висках. Детективы говорили наперебой, рисуя перспективы вилами на воде, а у комиссара из улик только мусор и убийственная вонь, с которыми ни один вменяемый судья не выпишет ордер на задержание Адама Ларссона и Альберто Романо. Джон сам в это не верил, и не поверит, если на этот раз доказательства не будут убедительными. – Если позвонить судье прямо сейчас, то к утру… – распиналась взбудораженная Янг, а Беннет с блеском в глазах кивал каждому ее слов, посматривая на комиссара с надеждой. Джон посмотрел на вечно спокойного, немного безучастного доктора Салли, остававшимся единственным хладнокровным человеком, не впавшим в горячку ищейки и не словившим азарт от двинувшегося с мертвой точки дела.