– Мы не поддержим Ронье, – подытожил Форестер, говоря поверх плеча Хейза с налетом брезгливости, но и вас мы прикрывать не станем, – перевел он глаза, прямо на лицо змееныша. Дон принял мудрое решение. Мудрее, чем могли бы принять многие, просто спустив курок. – Только не беги ко мне, когда Ал прижмет тебя к ногтю, Дон, – Хейз и ни пытался скрыть радости в голосе. Форестер замер в раздумьях над возможными вариантами спасения себя и своих ребят. Верить Хейзу виделось не самым лучшим решением, но рисковать и умирать за «зря» не хотелось никому. Притаившись за дверью, Атлас сжал ствол, уже приготовившись вступить в перестрелку, и разглядывал Хейза в узкую щель, открывавшую ему обзор. Еж только поклонился никому невидимой, кроме него самого, публике, когда Псы развернулись к двери и вышли на улицу. Финито. Спектакль окончен. Бурные аплодисменты, а он все еще стоит за кулисами. Блаженно прикрыв глаза и глубоко выдохнув, Атлас насладился тишиной. Из приемника возле кассы опять раздавалось мелодичное пение Синатры с теперь уже рождественской песней о снегопаде и тихом семейном вечере. Наверное, это было бы здорово, иметь рядом с собой семью: любящую жену, ребенка, но что-то ему подсказывало, что он не создан для этого. Приходить домой под вечер с работы, целовать в щеку Жаклин, а утром будить Кэт в школу. Это было бы абсолютно нормально, но Атлас не видел себя в этом. Было время, он, скрепя сердце, пытался, и так себе из него вышел отец, а муж – еще хуже. Гибель Жаклин в пожаре всего лишь эвтаназия. Грустный финал неудачной шутки. Когда твоя пара носит фамилию Эванс, то смерть для тебя милосердней, чем перспектива остаться рядом с человеком, который просто не может мирно сосуществовать с самим собой, не то, что с кем-либо еще. Атлас понимал это, как никто другой. В некоторых случаях отчетливее, чем Миа и Ашер, вечно крутившие у виска при циничных и на первый взгляд высокомерных высказываниях Атласа. Возможно, многие бы сочли его чересчур прагматичным и расчетливым ублюдком, и, скорее всего, оказались бы правы, если бы не множество примеров, сформировавших четкое статистическое подтверждение его суждению. Родители, старший брат, младшая сестра и он сам. Единичный случай – простая случайность, дважды – статистика, четыре – четко отлаженная система. Каждый из них разрушал свою жизнь и жизнь своих близких, намеренно или нет, но выбирал волчью тропу вместо пологой дороги. «Орел», – отметил он, бросив беглый взгляд на окислившийся пенни, намертво вбитый Хейзом в крышку стола. Всего лишь птица, а сколько из-за нее проблем. Один взмах крыла, и друг превращается во врага и предателя, и, спасая свою шкуру, верный пес бежит к своему хозяину. Атлас и, правда, хорош. Хейзу многому бы у него поучиться, и прежде всего умению, с которым он залезает в головы к людям и делает их своими послушными марионетками. Эванс огляделся по сторонам и достал из кармана армейский нож, как тот, что был у Ашера когда-то. Аккуратно подцепив лезвием пенни, он поднял его и сунул к себе в карман в качестве постоянного напоминания, что не следует торопиться. Вокруг было тихо, и Норзер, как и всегда, незаметно для всех вышел на улицу, растворяясь в сыром тумане северным ветром. Глаз бури В сырой и затхлый подвал из приоткрытой где-то вверху двери тонкими струями просачивались потоки свежего уличного воздуха, позволявшие относительно свободно дышать в столь непригодном и неприглядном для нахождения месте. Альберто редко использовал его для приема гостей, чаще в качестве склада перед вывозом мусора, упакованного в черные пластиковые пакеты, к его последнему пристанищу. Давненько же он не вел дела подобным образом, переквалифицировавшись из мафиози в бизнесмена. Так он сейчас себя называл. Так называли себя все они. Все те, кто выстроил свое имя на чужой крови, а сейчас надели белоснежные сорочки и дорогие часы, попрятавшись за высокими заборами с круглосуточной вооруженной охраной. Он давно научился руководить не только кнутом, но и пряником, знал, что такое шантаж, подкуп, а чаще всего вместе: подкуп и шантаж, но старая добрая мокруха всегда была надежным козырем в рукаве, выручавшим в самых безвыходных ситуациях. Спрятать концы в воду, и никто ничего не докажет. Программа по защите свидетелей? Нет, не слышали. Альберто очень надеялся, что на этот раз до расправы дело не дойдет, но, видимо, ошибался. Надежда, как говорится, умирает последней и под металлический звон слитков золота, укладываемых его людьми ровными рядами вдоль отсыревшей и заплесневелой стены. Он наблюдал, стоя поодаль, и по привычке невольно начинал считать килограммовые бруски, конвертируя их в уме в живую валюту. Обезличенный металлический счет оказался бы не таким уж большим. Скромным, если быть точным. Вот только не сама цена, а ценность холодного металла была запредельно высокой. Намного выше его рыночной стоимости в бивалютной корзине на выведенном в оффшоры счете на Каймановых островах. Прямое свидетельство несостоятельности босса мафии как руководителя с большим количеством нулей. Вот что лежало сейчас у ног Альберто. – Ты злишься, – констатировала она, встав рядом с Романо плечом к плечу. – Нет, Вульф, я не злюсь, – опроверг ее слова Романо, но тон его голоса оставался таким же холодным и ровным, как грани блестевшего в свете желтых ламп золота. Он даже не заметил, как по привычке назвал ее старым именем, как делал всегда, когда затаивал на нее обиду. – Я в бешенстве, – должно было звучать с гневом, с надрывом и криком отражаться от сырых стен подвала, но смысла показывать эмоции, когда она и так о них знала, Альберто не видел. – Поверить не могу, ты солгала мне, – разочарованно констатировал Романо и ругал разве что себя, что, как мальчишка, опять поверил словам нордэмской паучихи. – Я? – хмыкнула Шарлотта, скрестив руки на груди, и проводила задумчивым взглядом морионовых глаз выгружаемые слитки с нацистской символикой. – Ты разве забыл? – немного удивленно переспросила она. – Я никогда не лгу, – и в ее голове звучала гордость. Эвансы никогда не лгут, нравится вам это или нет. Утаивают, недоговаривают, но не лгут. Правда – их единственное верное оружие. – Кельт – жив, – небрежно бросил Альберто, не удостоив ее и взглядом. Пусть теперь она попробует опровергнуть эти слова и вывернуться из капкана правды и доказательств, лежавших ровными рядами у стены. – Всему должны быть доказательства, – не соглашалась Шарлотта, будто бы доказательств было недостаточно. – Они, мать твою, перед тобой, – раздраженно сплюнул Романо и ткнул в слитки тростью, разгневанно посмотрев на Шарлотту, которую, казалось, и стена из золота не могла убедить. – Это золото, которое мог найти и кто-то другой, – с многозначительной паузой в голосе сказала Эванс. «Она опять за свое», – Романо только закатил глаза. По его мнению, Вульф, слишком долго отыгрывала дурочку и успела, что называется, вжиться в роль, а сейчас строила из себя идиотку курам на смех. – Шарлотта, – оборвал он ее. – Это не смешно, – он знал, что спорить с ней было абсолютно бесполезно. – Совсем не важно, кто нашел это золото, важно, как это выглядит, – возвращал он подругу в реальность из разъедавших ее мозг кислотных облаков, в которых та постоянно витала. – Кем я выгляжу теперь, когда оно здесь, передо мной, – чтобы там не пела нордэмская паучиха, а репутация Альберто подпорчена. По всем доказательствам Кельт поимел ни кого бы то ни было, а босса мафии, при этом остался жив и абсолютно безнаказан за свой гамбит, как и сама Шарлотта. – Скажи мне, твой сын правда жив? – сухо спросил Романо, уже и не надеясь услышать прямой ответ, но Эванс не собиралась увиливать от темы, а молчала, обдумывая что-то. – Конкретизируй, Ал, – поправила она его. – Если хочешь услышать нужный тебе ответ, всегда конкретизируй, – наставляла он друга. Так было проще и ей, и ему, чтобы потом не обвинять ее в недосказанности, а его в некорректности вопроса. Шарлотта Эванс не претендовала на образец адекватности, она и до психушки казалась странной, но никогда намеренно не изворачивалась из ответов на его вопросы. Порой ей с большим трудом приходилось понимать, что же на самом деле от нее хотят услышать, и не всегда правильно понимала. Ала она предупреждала об этом и неоднократно, а он пропускал все мимо ушей, задавая ей вопрос, как бог на душу положит. Спрашивая ее об одном, он рисковал услышать ответ на вопрос, каким она поняла его, пропустив через призму своего сознания, отличавшегося от сознания большинства. Эванс не врала. Она видела иную суть, недоступную обывателям. – Атлас жив? – после недолгих воспоминаний уточнил Альберто, который по прошествии множества лет уже и забыл имя ее среднего ребенка. – Ответ прямо перед тобой, – впившись взглядом в ровные ряды желтых брусков, ответила Шарлотта. Точно и конкретно, без уверток и недосказанностей. – Охрененно, – не сдержался Романо и стукнул тростью о пол, сжимая рукоять. – И когда ты собиралась мне об этом сказать? – шипя от гнева, спрашивал он ее. – В идеале – никогда, – будто бы невзначай ответила Шарлотта. Эвансы никогда не врут, и сейчас Шарлотта только подтверждала это суждение. – Это он работал на Ронье? – Альберто задавал вопросы конкретнее некуда, не вывернуться, не истолковать иначе, а в ответ только голая правда. – Да, – и был вознагражден ответом, легче от которого ему не стало. – Шарлотта, бл…. – теперь зашипел на нее Романо. – Что мне теперь прикажешь делать? – хотелось сказать ей, чтобы сама теперь разгребала, что наворотил ее выводок, но Эванс ему никогда не отказывала в помощи, значит, настало время собирать разбросанные камни и складывать ровными рядами возле стены один на другой, орла к орлу, номер к номеру. – Не бл… – зашипела на него Эванс в ответ, – а полюбила и дала, Ал, – и не уступала ему злобой в голосе. – Просто охрененно, – подытожил Романо, ошарашенный ее очередным конкретным ответом. – Как мне теперь доказать, что Кельт мертв, и при этом не выглядеть перед всем честным народом идиотом, которого поимел контуженный сопляк, а? Умница-разумница, ты наша! – Альберто был уверен, что Эванс уже составила в голове нужный план со всеми ремарками и пометками, но выпрашивать его у нее не хотелось, а треснуть ей по ненормальной голове чесались руки. – Думаю, ты уже и сам это знаешь, Ал, – вздохнула Шарлотта, опустив голову. – Знаю, – с горечью и сожалением ответил он. – И мне очень жаль, – Альберто положил руку на плечо старого друга и сжал его. В ответ она накрыла его руку своей. – И мне, дорогой, – Шарлотта тихонько похлопала его по ладони с тыльной стороны, – но кем-то приходится жертвовать, – добавила он тихо. Очень тихо. По-хорошему, Ал уже должен был перестрелять всю семью Кельта за обман и предательство, зачистить банду Бешеных Псов, и, конечно же, саму Шарлотту. Вот только Альберто отлично понимал, что как бы это не выглядело со стороны, без Эванс ему из этого дерьма не выбраться. Хейз умело выставил его полным ослом, и добивался от Романо вполне конкретных действий, но у Ала было то, чего не было у других. Во-первых, это огромный жизненный опыт, а во-вторых, сама Шарлотта – нордэмская паучиха. Как бы Хейз не надеялся на праведный гнев Романо, в приступе которого он должен был зачистить всех Эвансов и Николаса Ларссона, но Альберто был намного мудрее и осторожнее, чем многим казалось со стороны. Хейз затеял грязную игру. Ал ответит ему тем же. И, усмехнувшись своим мыслям, Альберто решил, что один намного меньше нескольких. Гамбит всегда в приоритете перед полной капитуляцией. Так учила его она, и он выучил. Расплата будет короткой, хоть и болезненной, но кем-то приходится жертвовать. Затишье всегда бывает перед бурей. Известно, что чем оно тише, тем разрушительнее последствия грядущего ненастья. Северному Нордэму не избежать кровопролития. Хейз добился к чему так долго шел, посеяв смуту в рядах верных Романо людей. Теперь трон босса мафии пошатнулся, и упади Ал с него, никто не сможет удержать город от охватившего его огня. Каждый будет предавать друг друга, союзники станут врагами, и ни Морган, ни мэр не смогут сдержать массовые беспорядки. Предотвратить это многим проще, чем остановить, для этого нужна всего лишь жертва. Настало время спасителю умереть за чужие грехи, ведь один намного меньше многих. Волна возмущения, захлестнет город, сотрясая его от низа до самых верхов, но за ней настанет долгожданное тихо, которого все ждут с замиранием сердца. Только бы никому не оглохнуть от предстоящей тишины, спрятавшись от шторма в глазе бури. *** Зимняя дорога выглядела по-своему умиротворяющей, а нависавшие с обеих сторон деревья, подернутые синеватым инеем, чудились потрясающими воображение масштабными декорациями, а не реальным пригородным пейзажем, и навевали воспоминания о героях мифов сказок и легенд. Тонкая ледяная корка, покрывавшая асфальт, трескалась под колесами Мерседеса, ехавшего с большой осторожностью по шоссе, ведущему в Нордэм из пригорода и совершенно пустому в это время суток. Лиам был против поездки на ночь глядя еще и с детьми. Без них он, конечно же, долетел бы до города минут за сорок, час – максимум, но зануда, боявшаяся, что ее дядюшки и кузены опять напоят потомка викингов до состояния овоща, и это, в общем-то, чистая правда, настаивала на поездке домой вот прямо сейчас и немедленно. Видимо, выслушивать речи бабушки и снох, что какой же Лиам все-таки славный, как ей с ним повезло, и какая они красивая пара, довели Эванс до ручки. И после поставленного Ларссону ультиматума, что если не поведет он – за руль сядет она, Лиам быстро засунул вещи в багажник. Эванс же без лишних раздумий загнала всех троих ни в чем неповинных ребят в машину, подгоняя постоянными причитаниями и циничными замечаниями, которых не выдержал даже Николас, а у него-то уж точно был к ним иммунитет. И вот теперь им пришлось тащиться по скользкой дороге в темное время суток, когда даже деревья перестали казаться сказочными и живописными, а напоминали щупальца гигантского морского чудища, пытавшегося утащить их с шоссе в темноту. – Лиам, можно тебя кое о чем спросить, – тихо сказала она, когда дети на заднем сиденье полностью погрузились в виртуальный мир гаджетов и перестали отвлекать взрослых глупыми вопросами: «Почему сеть ловит с перебоями? Когда уже, наконец, у всего штата будет покрытие 5G? Где лежат запасные аккумуляторы?». Получив удовлетворявшие ответы, Николас и Ашер младший досаживали полусевшие батареи приставок и телефонов почти на подъезде к границе округа, чем дали старшему поколению небольшую передышку. – Ты опять беременна? – наигранно удивился Ларссон, в голове которого все еще эхом звенел голос неугомонных мальчишек. – Пока что нет, но, спасибо, что напомнил, почему я ограничиваю общение с противоположным полом, Bro, – быстро умыла его уставшая девушка, дабы тот не расслаблялся. – Эй-эй, все, мышка, не злись, – Ларссон быстро капитулировал и не хотел нарываться на конфликт еще и в присутствии детей и уж точно никак не ожидал штыков подруги на его безобидную шутку. Эванс немного смягчилась, расслабившись на сиденье, и задумалась над чем-то, отчего между бровей на ее худеньком личике залегла морщинка, и, помявшись немного, она все же решилась спросить: – Ли, мне нужен совет, – но к основному вопросу все еще не переходила. «Вот это поворот!» – едва не воскликнул он, но опять-таки сдержался. Ляпни он что-то подобное и не узнает ни черта, а мышь вроде бы как решила немного пооткровенничать. Упускать такой возможности – нельзя ни при каких обстоятельствах. Ждать еще пару лет Ларссон точно не сможет и умрет от любопытства. Может самогон дядюшки Энди, выпитый накануне, был тому виной, а может момент, что называется, назрел, и Лиам приготовился слушать очень внимательно. – У тебя все же есть кто-то! – мягко подтолкнул он ее к вопросу, который девушка так и не решалась задать, и прикусил язык и губы, чтобы не отпустить сальную шуточку. Ларссон не без труда справился со своим внутренним ликующим «Я», говоря предельно осторожно: – Я был прав? Он посмотрел на подругу, отводившую взгляд и рассматривавшую сказочный пейзаж в окне, когда лес окончательно превратился в живую иллюстрацию картинки «Дорога к логову ведьмы». Эванс снова замолчала и замкнулась в себе, вынуждая Ларссона действовать осторожнее, хотя, казалось бы, осторожнее уже некуда. – Это Фрей? – нейтрально спросил Ли, но сердце замерло в ожидании ответа. – Он вроде ничего… – понизив голос почти до шепота, выпытывал он подробности личной жизни своей «небывшей». – Кто? – Эванс отвлеклась от созерцания темных веток деревьев и не сразу отозвалась на его вопрос, опять пребывая где-то далеко в закоулках витиеватого и причудливого разума. – А, Лориан, да, – чересчур долго осмысливая, в общем-то, элементарный вопрос, закивала она, но говорила как-то уж совсем без энтузиазма, скорее чисто для поддержания темы разговора. – Да, он вроде бы ничего, наверное. Тебе виднее, но я сейчас о другом, – пожимая плечами, Миа быстро перевела тему. – О другом? Мышка моя, ты решила пуститься во все тяжкие? – подкалывать над ней – было прописано у Ларссона в исходном коде его программы. Именно в этом и состоял их основной стиль общения, и максимум, что он мог с собой сделать – генерировать шутки по минимуму. – Тогда нам предстоит серьезный разговор о пестиках и тычинках, а еще на что тычинки готовы, чтобы развести пестик на очень интересные вещи, – вот теперь должно было звучать как шутка, но тон Лиама был серьезным, а посланный подруге тяжелый взгляд темно-зеленых глаз из-под нахмуренных бровей довершал картину озадаченности молодого человека. – Ли, я не бестолковая, это просто не моя тема, вот я и спрашиваю у професси, – ее слишком глубокий вздох с неуместной паузой, – анала, – и озорная улыбка на кукольном личике подтолкнули Лиама успокоиться и тепло улыбнуться ей в ответ. Она снова с ним. Она рядом, а не где-то там – в лабиринтах старого города плетет причудливую паутину из жизней и судеб. Тепло разлилось у Ларссона в груди в купе с уверенностью в себе, в завтрашнем дне и, вообще, в будущем. Ему захотелось прижать к себе родственную душу, вернувшейся к нему с той – темной стороны, куда она начинала уходить все чаще в последние годы и возвращалась, напоминая собой мертвого ангела без души, без сожалений, и без каких-либо эмоций в принципе. – Ой, как мы заговорили, – заглушил он в голове голос спортивного комментатора с трансляцией матча, где «Викинги» отбивают подачу, и мяч на стороне «Друидов»! Ли быстро включился в игру и подхватил озорной настрой подруги. – Тебе бы основную программу освоить, не то, что професси… – такой же глубокий вздох, как минутой назад у Эванс, – анальную, – и искренняя улыбка сделала черты его лица мягче, да и сам Ларссон стал выглядеть на несколько лет моложе. Таким, каким он был, до смерти Томпсона, до свалившихся на них бед, ссор и недопонимания. В последние годы их с Эванс общения они все больше напоминали семейную пару с глубоким кризисом отношений, и что скрывать, далеко ни некоммуникабельная, а порой и асоциальная Эванс, стала тому виной. Виной был сам Лиам, не научившийся за годы прожитой жизни брать на себя ответственность за свои поступки. Он возлагал ее на всех, кроме себя. На Эванс, на Адама, на родителей, даже на Ричарда, ведь какой с покойника спрос, но только не на себя, и, как он думал, если можно все исправить, то не считается. Так ведь это работает, верно, Лиам? Глядя на ту, что теперь снова рядом, стоя с ним плечом к плечу прошедшую огненную воду, медный купорос и всех их дохлых кошек, Лиам словно оказался дома, где всегда и хотел бы быть. Ни в пафосном ночном клубе, ни на унылом светском приеме, ни в Луна-парке с преферансом и куртизанками. Сейчас он был в месте, где его понимали практически без слов и принимали со всеми его прелестями и недостатками, которых было заметно больше самих прелестей. Он хотел бы, чтобы его дом выглядел непременно именно так: любящая жена, двое ребятишек, мерзкий пушистый кот, но… Лиам не видел себя в этом. Было время, когда он, честно, пытался, и все закончилось плохо, очень плохо. Он был бы рад стать другим, но не мог, а единственный человек, который принимал его таким, какой он есть, не вписывался в круг его предпочтений. Удерживать ее рядом на неравных условиях для него было мукой, а для нее – унижением. Сам факт, что сейчас Лиам это отчетливо понимал, только подтверждал слова Фрея, что он все уже вырос и из капризного говнюка превратился в охренительного засранца. Бабочка давно вылупилась из куколки и теперь летела, расправив радужные крылья, куда понесет ее порыв непредсказуемого ледяного ветра. – Вы совсем страх потеряли? – Эй Джей наклонился к ним между сиденьями и недовольно прошипел почти шепотом, чтобы Николас его не услышал. – В машине ребенок, а вы устроили тут… – мальчишка легонько стукнул Лиама приставкой по затылку, – кружок по интересам обсуждения интересных кружков! – пристыдил их племянник. – Ашер! – Мини-Форман! – Лиам и Эванс прикрикнули одновременно. – Я все сказал, – командным тоном объявил мальчик и вернулся на место рядом с Ником. – С точки зрения эволюции я свою функцию выполнена, – Эванс кивнула Ларссону на заднее сиденье, – так что не надо мне тут ваших теоретических основ, – немного обиженно заметила она, отрицательно помахав рукой. – И ты решила сразу же перейти к практике, – подытожил Лиам. – Ой, молодец, тебя и разводить не надо, ты сама 有2 все полимеры, – осуждающе качал он головой и косился на подругу. – 是, 我有3, – сбивчиво пробубнила она, отводя глаза.