– Ох, даже как… Кхм, – ее ответ застал Лиама врасплох. Он никак не ожидал, что замкнутая и нелюдимая Эванс сразу же переедет к практическим занятиям по взаимодействию с, как он думал, сильным полом, не проштудировав пару учебников по гендерной психологии и не запытав его или Криса вопросами до смерти. – Заткнулись! – Ашер подал голос с заднего сиденья, но взрослые только зашипели на него. – Я думала, что интересна ему, – тихо и расстроено продолжила она рассказ, и Лиам едва не ущипнул себя, ведь было похоже, что Эванс жалуется ему на парня, а не наоборот, как бывало обычно. – А на самом деле, – глубоко вздохнув, девушка замолчала и сникла. Этой степени откровенности ей хватило с лихвой, и после пары коротких фраз Эванс опять закрылась в себе, что только подтверждало опасения Ларссона. Для его девочки то была не просто интрижка, не способ снятия стресса и не просто любопытство. Хотя, что это он, в самом деле? Когда это с Эванс было просто? – Эй, ну ты чего, милая? – Лиаму стало очень обидно за подругу. – Скажи мне, как его зовут, и я набью ему рожу, если он тебя обидел, – как истинный джентльмен Ларссон уже готовил перчатку для негодяя и обидчика лучшего и единственного друга, чьей доверчивостью, что странно, и неопытностью, а это ожидаемо, нагло воспользовались. – Я его и не зову, – она даже не соизволила повернуться к другу, неожиданно честно отвечая на риторический вопрос. – Ты? Что? – Ларссон вытаращил глаза на нее и решил провести Эванс такое полоскание мозга по поводу нежелательных связей, ведь он сам неоднократно пользовался такими же наивными особами. – Не знаешь, как зовут! – Лиам буквально задыхался от возмущения и приготовился напомнить Мие про объяснение Николасу, в какой канаве нашли его мать, но обдумав ее слова еще раз, лишь недоверчиво покосился. – Он не сказал тебе, или ты и не спрашивала? – очень странные подозрения начинали закрадываться в его мысли, а зная Эванс, отвечать она могла ее любимым способом, где недоговорила, не значит, что соврала. – И то, и другое, – пожимая плечами, отвечала она, высматривая что-то в темноте вдоль дороги. – Только не говори, что это Упоротый Лис, – констатировал Лиам, но без присущей ему экспрессивной окраски и воплей возмущения. – За языком следи, – Эй Джей пнул его в спинку сиденья. – Тебе спать не пора? – на автомате прикрикнул Ларссон и укладывал мысли в голове. Он уже почти решился спросить, какого хрена его подруга отдает все полимеры человеку без личности, полностью игнорируя его истинную ипостась, но щелчок на приборной панели отвлек его внимание. – Черт! – он громко выругался, а машина заглохла на полной скорости. Ли едва не потерял управление, благо, успел вырулить на скользкой и сырой дороге, лишь чудом не уйдя в занос и осторожно затормозив на ручнике. И не успел он успокоить колотившееся от страха сердце и спросить, все ли целы, как нахальный мальчишка опять просунул голову между передними сиденьями и спросил: – Что случилось, Ларссон? – испугано спросил Эй Джей, отпустив руку Ника. – Рот закрой, мини-Форман, – глубоко дыша, отмахнулся Лиам, поморщившись от легкого удара по темечку выключившейся приставкой. – Да за что ты меня лупишь-то? – он обиженно посмотрел на Эванс, но та только отняла гаджет и попыталась его включить, что оказалось безрезультатно. Приставка никак не реагировала на нажатия кнопок. Эванс схватилась за телефон, а Ларссон за свой, и смартфоны, так же как и планшеты детей, исправно демонстрировали гладкую черную поверхность выключенных экранов. – Моя тоже не лаботает, – Ник протянул им свой неисправный гаджет. – Что за хрень? – возмутился Лиамель, на что Ашер опять толкнул его в плечо. – Что с машиной? – обеспокоенно спросила Эванс, нажимая на все кнопки потемневшей приборной консоли. – Не знаю, что-то с электроникой, – консоль исправного до этого Мерседеса погасла, а двигатель не подавал признаков жизни, как и все средства связи в салоне. Можно было бы предположить, что где-то неподалеку взорвался мощный электрогенератор, сгенерировав такой электромагнитный импульс, что вырубило всю электронику в радиусе действия импульса, но такой бы взрыв точно не остался бы незамеченным, а вокруг была все та же кромешная тьма и белесая мгла тумана, укутывавшего дорогу. Останься Лиам и Эванс вдвоем в машине, они бы сразу распаковали бутылку виски и начали бы ждать попутку, но только не в ситуации, когда у них на заднем сиденье двое малолетних детей, и температура на улице не располагала к сидению в машине с выключенным двигателем. – Иди и чини ее, – Эванс жестом указала Ларссону на дверь. – Да-да, – Лиам смиренно вышел на улицу, захватив с собой зажигалку. – Мам, я спать уже хочу, – скуксился замотанный ребенок, державшийся всю дорогу только благодаря играм в приставке. – Давай, мелкий, ложись, – Ашер притянул брата к себе и обнял, уложив у себя на коленях. Спустя некоторое время с заднего сидения раздалось тихое сопение, а от дыхания в салоне машины начал появляется пар. Температура внутри начинала быстро понижаться, и если двигатель не удастся завести, то им придется разжигать костер, чтобы согреться. – Иди, я присмотрю, – полусонный Ашер кивнул Эванс, что на заднем сиденье все под контролем, и, накрыв Ника своей курткой, прижал его ближе, засыпая. Лиам возился с машиной слишком долго, и дети на заднем сиденье дремали уже оба, когда Эванс, тихо щелкнув дверью, чтобы не разбудить их, вышла наружу. Ашер только крепче прижал Ника к себе, почувствовав легкий порыв холодного воздуха. – Эй, Принцесса, ты что-то долго возишься, – Эванс оперлась бедром о еще теплое крыло Мерседеса, оглядываясь по сторонам. – Я ничего не могу сделать, – Ларссон уже порядком замерз и был не только расстроен, но и напуган. Из-за опустившегося на пустое шоссе тумана не было видно ни зги, и Лиам с трудом рассмотрел даже силуэт подруги, вышедшей к нему. – Сдаешься? – судя по ее голосу, она приближалась, и рядом с Лиамом возник ее хрупкий силуэт в сером пальто. – Да, Миа, – он очень редко называл ее по имени. Только в исключительных случаях. Видимо, это был один из них, а значит, они действительно попали, оставшись отрезанными от мира на абсолютно пустой дороге в черт его знает скольких милях от города. – Кто-то очень не хочет, чтобы мы добрались до дома, – тихо говорил Лиам, изображая, что копается под капотом машины и подсвечивает себе зажигалкой. Эванс нагнулась к нему и увидела, что его губы уже приобрели синеватый оттенок после долгого пребывания на холоде. – Мы не можем оставаться здесь с детьми до следующей попутки, – она прижалась к нему слишком близко, и Ларссон ощутил, как знакомый циановый аромат проникает в его легкие. – У нас нет выбора, – голос Лиама дрожал не то от холода, не то от страха. Он повернулся к Эванс, и ее теплые руки залезли под его пальто и футболку, согревая замерзшую кожу. – Сколько ты видел машин, пока мы ехали, Ли? – спросила она. Правильным ответом было – ни одной, и оба это отлично знали. – Нужно идти по шоссе в сторону города, вдруг встретим кого-то, от кого сможем позвонить, – прикинул Ларссон, а Эванс обняла его крепче, ожидая, что он перестанет дрожать. – Пэлисейдс на северном въезде в город по Mountain Drive. В поместье точно есть прислуга, даже если отца самого там нет, – рассуждал Лиам, ведь с двумя детьми вариантов добраться до дома было не так уж много. – Хорошо, – погладив его по спине и дождавшись, что Ларссон хоть немного согрелся и расслабился, Эванс отступила от него. – Вы идите, а я догоню, – вынув из его кармана пачку сигарет, она подмигнула другу, и он не стал спорить. Мелкий снегопад давно прекратился, и ветер с залива пригнал сырой морской воздух, быстро сгущавшийся над холодной землей в тягучий непроглядный туман, окутывавший все вокруг. Воздух от влаги стал не намного теплее, а видимость становилась только хуже с каждой минутой, и выдвигаться в путь стоило уже сейчас. – Мы пойдем прямо по Mountain Drive до поворота к поместью, не заблудишься, – крикнул ей Лиам, закинув сумку с вещами на плечо и взяв Николаса за руку. – Пошли, мини-Форман, – скомандовал он Ашеру, вцепившемуся в Ника. – Не заблужусь! – с притянутыми за уши бодростью и энтузиазмом крикнула она, но Лиам с Ашером бросили на нее обеспокоенные взгляды. – Я догоню, – улыбнулась она, и дети вроде бы поверили. Она стояла и смотрела, как три силуэта растворяются в белесой мгле, и ждать ей пришлось недолго. Вокруг было хоть глаз коли, что, собственно, и делали мелкие повисшие на ресницах тяжелые капли тумана. Эванс достала сигарету из пачки и закурила, рассматривая красный уголек, тлевший на конце сигареты. – В машине были дети, – сухо констатировала она, услышав подходившего к ней со спины человека по шороху растаявшей ледяной корки под ногами, и протянула ему открытую пачку. – Ваш муж – прекрасный водитель, – ответил ей низкий женский голос, – а до Пэлисейдс полчаса ходьбы, – вынув сигарету из предложенной пачки, темнокожая женщина средних лет, одетая в неброское пальто, почти такое же, как и на само Эванс, встала рядом с ней, закурив, и также смотрела в сторону, куда ушли трое ребят. – Я бы сказала, что удивлена, но тогда я совру, а это, как вы знаете, не про меня, – хмыкнула Эванс, убирая сигареты в карман. – Не могли придумать менее изощренный способ для приватной беседы, доктор Уорнер? – возмущению Мии не было предела, но Уорнер на это, без сомнения, было абсолютно наплевать. Спецструктуры никогда не брезговали случаем продемонстрировать могущество и власть тем, кто может это оценить по достоинству, и доктору Уорнер – серому кардиналу Сената, стоило отдать должное. Она сделала это как нельзя мягко. Зная методы ее работы, их машина могла наматывать колесами круги в воздухе, свалившись в кювет, как случалось с менее удачливыми собеседниками спецструктур правительства. Видимо, дети стали их с Лиамом спасением, и в машине просто вырубили электронику. – Вас не так-то просто застать врасплох, доктор Эванс, – от официоза в разговоре у обеих ломило зубы, но панибратство – это, как говориться, ни про одну из них, тех, что плетут свою паутину из жизней и судеб, каждая свою, но не менее причудливую. Всегда на грани и одновременно за ней, вечно в центре событий и в глазе бури. Они обе части и системы, и вне ее. – Практически невозможно, – довольно хмыкнула Уорнер, и ее непроизнесенное «но» повисло в дыме сигарет и таявших на папиросной бумаге тяжелых каплях, конденсировавшихся из воздуха над холодной землей. – Но вам, как всегда, удалось невозможное, – съехидничала Эванс, которой промолчать намного дороже, даже если молчание – золото. – Приоритеты меняются, доктор Эванс, когда в деле замешана третья сторона, – напомнила ей Уорнер, пока Эванс судорожно соображала, чьим сутенером из своего окружения ей опять придется выступить, и кого она может продать подороже спецслужбам, державшим под колпаком каждого в этой стране, и сама Костлявая не стала для них исключением. Тихо В ночном воздухе стояла тишина. Туман поглотил все звуки вокруг, заглушая едва различимый шорох шагов, шаркающих по асфальту маленьких ног в легких осенних туфлях. Плотная белая мгла опустившегося тумана затянула все пространство вдоль шоссе, и черная лента по-змеиному извивавшегося между деревьев асфальтированного покрытия окончательно перестала быть различимой человеческим глазом. В осевшей водяной мгле рука, вытянутая вперед, с трудом просматривалась дальше локтя, а темная кожа старых перчаток и вовсе растворялась в ней окончательно. Каждый из последующих шагов приходилось делать на ощупь, предварительно проверив наличие твердого покрытия под ногами, рискуя свалиться в откос, поскользнувшись на отсыревшей и жухлой траве, ковром стелившейся вдоль обочин. Опрометчиво брошенное в белую мглу тумана «не заблужусь» теперь казалось весьма жалким прощанием перед такой глупой и такой же нелепой смертью от холода и усталости. Она шла, по крайней мере, надеялась, что по направлению к городу и уже с трудом переставляла ноги. Путь был весьма простым, но беготня по ночному Нордэму наперегонки с Северным, мать их Шарлотту, Ветром не такая уж простая задача, особенно если после не спать нормально еще пару-тройку суток. Ожидаемый итог, что усталость все же брала свое. Несколько раз она сбивалась с пути, чувствуя под ногами хрустевшую прошлогоднюю листву вместо влажного и ровного асфальта и уворачивалась от цеплявшегося за пальто придорожного кустарника, ветки которого были насквозь пропитаны водой. Как бы ей не противилось, но сейчас Эванс отчетливо понимала, что рассмотреть поворот на Пэлисейдс в непроглядной завесе из мелких капелек воды теперь для нее разве что несказанная удача, в которую она уже не верила от слова совсем. Куда не повернись, вокруг была лишь белая молочная мгла, и при большом желании девушка не смогла бы найти ни брошенной в начале пути машины, ни верной дороги вперед. Зажигалка с отсыревшим кремнем давно приказала долго жить, а проклятый туман не то, чтобы не собирался рассеиваться, а становился только плотнее, сковывая легкие и мешая дышать свободно. Запах сырости и морской соли вместе с каплями влаги оседали на волосах, лице и губах, и пока что не замерзали, но и это было ненадолго. Стоит температуре воздуха сравняться с температурой подстилающей поверхности и перевалить за ноль, и ее труп будет очень красиво смотреться в блестящей ледяной глазури. Избегая участи остаться замерзшей на дороге в грядущий час быка, ей оставалось только идти, как она думала, вперед, и надеяться встретить попутку, которой по прошествии второго часа блужданий еще не было ни одной. Холод постепенно протягивал к коже липкие и обжигающие щупальца, залезая ими под одежду и лишая последних сил, и когда она уже думала, что вот-вот отключиться на холодном асфальте вдалеке неожиданно начало светлеть. Весьма кстати вспомнив, что декабрьские ночи самые длинные в году, Эванс решила, что, наверное, все-таки проиграла битву за последний вздох и откинулась прямо на дороге, а свет вдалеке – далеко не рассвет, до которого было еще далеко, и от нелепого каламбура в рассуждениях девушке стало немного грустно. Скорее всего, то был свет в конце тоннеля, ознаменовавший последний путь ее затухавшего сознания, но, к сожалению, верность ее суждений проверить эмпирическим путем не представлялось возможным. Как бы то ни было, в любом случае ей оставалось только двигаться дальше и ждать окончания этого пути. Отчаянным, безмозглым мотыльком ей пришлось лететь на свет призрачных огней в надежде, что не спалит свои тонкие крылья. Хотя кого она обманывает. Крыльев на ней давно уже не было. Их забирают у всех мертвых ангелов, которым буквально кишит земля вокруг и внутри этого проклятого города. Стены тоннеля сужались, а свет постепенно становился ярче и концентрировался в одной точке, подтверждая, что имеет не чудесное происхождение, а вполне себе конкретный источник. Яркий светящийся сгусток плотного тумана приобретал очертания круга и неумолимо приближался к ней, плывя по воздуху сквозь повисшую воздушно-капельную, иначе не сказать, завесу. В светящемся ореоле проступал темный силуэт очертаний высокого человека, идущего к ней навстречу. Эванс с принятием смирилась, что Святой Николай с фонарем в руке никакой не миф. Он, как и говорилось в легендах, явился указать ей последний путь, в который ей придется последовать и ожидать левиафана напрямую в Чистилище. Эванс еще удивилась, зачем стоило беспокоить посредников, если можно разверзнуть земную твердь и сразу столкнуть ее в теплый котел с кипящим маслом, но возражать против компании умудренного старца не стала и не звала чертей раньше положенного им времени. У всех же есть профсоюзы, в конце концов, и регламентированный рабочий день по графику. Кто она такая, чтобы нарушать порядки, установленные пару тысячелетий назад. Хотя, как говорят программисты, пользователь всегда прав, но он не должен об этом знать. Эванс остановилась и присмотрелась сквозь застилавшую пространство пелену в силуэт, настойчиво приближавшийся к ней, и сердце пропустило удар. Внутри все замерло, а затем будто бы оборвалось. Это без сомнения был он. Все в безымянном очертании говорило об этом: рост человека, его уверенная походка, черная материя, плащом лежавшая на плечах, настойчивость, с которой он прорезал сгустившийся отсыревший воздух. Он здесь, он не бросил ее. Пришел спасти и выдернуть из цепких лап монстров, вцепившихся в измученную душу. Спаситель пришел, и плевать, в чьем облике, плевать, кто носит на себе его личину, если уж она на самом деле стоит того, чтобы примерить ее на себя. И все бы это выглядело весьма жизнеутверждающе, и, положа руку на зачерствевшее сердце, до тошноты романтично, если бы не паранойя, постучавшаяся в измотанный рассудок и спросившая тихим шепотом: «Не галлюцинации ли это?». Ох, черт возьми, хоть Эванс и обещала их не звать, но как было похоже на правду, что она уже очень давно лежит, отключившись, на холодной дороге и ждет свою встречку, которая размажет ее череп по мокрому асфальту, не заметив в тумане тело девушки поперек полосы движения, а приближающийся свет просто яркий ксенон – маяк ее неминуемой и неотвратимой гибели. «Плевать», – грешным делом подумала она. И в том, и в другом случае ее ждет то, что она давно уже ищет, но никак не может найти. Покой. Скоро она заснет. Возможно, ненадолго, а вполне вероятно, что и навсегда. Она и не знала, что в итоге бы выбрала. Было жаль только, что Лиам окажется прав, и маму Ника действительно найдут в канаве. Проигрывать этот спор мелкому говнюку никак не хотелось, но ноги подкашивались сами собой, а свет становится все ярче, ослеплял и сулил долгожданные покой и тишину. *** Мелодичный и немного приглушенный звонок парадной двери повторился в третий и в четвёртый раз, пока Грегори Ларссон шел из кабинета в просторный холл особняка поместья Пэлисейдс. Они с Софией вернулись из города как раз в начале выходных, и поскольку Ник уехал погостить в пригород, София отпустила всю прислугу домой к семьям на весь уик-энд, уверяя мужа, что они прекрасно справятся и без нее пару дней. Грегори ничего не имел против, но кто же знал, что хозяину дома придется самому открывать дверь в преддверии ночи и встречать нарушителей спокойствия на пороге неблизко расположенного от дороги особняка. – Одного раза достаточно, откуда столько нетерпения, – ворчал мужчина на незваных гостей, заявившихся посреди ночи еще и без приглашения. Услышав переливы колоколов при пятом повторении, терпение начало подводить Грегори, и он заранее решил распрощаться с человеком, находившимся за дверью, прямо с порога. – Кто понял жизнь, тот не спешит, – нарочито медленно открывал дверь Ларссон и застыл в немом удивлении, увидев людей на пороге. – Прошу прощение, что так поздно, – немного хриплым голосом начал замерзший Лиам, державший на руках озябшего ребенка. Мальчик вцепился в его пальто, как младенец шимпанзе в тело матери. Кожа ребенка выглядела почти прозрачной, а губы, как и губы самого Лиамеля, начинали постепенно синеть. Ли не успел закончить вступительную речь из извинений о позднем вторжении без предупреждения, как с расширившимися от испуга глазами отец выхватил Ника из его рук и затащил притаившегося рядом Эй Джея через порог за плечо. Сонный и замерзший Николас совершенно не сопротивлялся, и не менее замерзший и уставший Эй Джей со своим рюкзаком на плечах и рюкзаком брата в руке тоже не противился входу в теплое помещение. Лиам же остался стоять за дверью, которую едва успел попридержать перед тем, как массивный кусок резного дерева хлопнет его по носу, отрезав от спасительного тепла холла. Он нерешительно перешагнул порог без должного приветствия и удивленно посматривал на отца, не обращавшего на него никакого внимания. Все внимание мужчины было сконцентрировано на замерзших и измотанных детях. Грегори, не теряя времени даром, сразу же принялся раздевать внука и проверять температуру у него и Эй Джея, прикладывая ладонь ко лбам ребят по очереди. – Наша машина заглохла… – Лиам откашлялся, но голос все еще оставался хриплым, а под конец фразы совсем осип. – Сколько вы шли? – перебил его отец. – Около часа, – Ларссон немного удивился не самому вопросу, а резкому тону, которым тот был задан. – На улице сильный туман, я немного не рассчитал путь, и, кажется, мы пару раз сбивались с пути и не туда сворачивали, – Лиам окончательно впал в замешательство от столь пренебрежительного тона отца. Грегори же никоим образом не реагировал на вопросительные взгляды Лиама, полностью концертируя внимание на детях.